Маски сброшены

— Почему?

— Не потому, что ребёнок не будет полностью моим, как вы наверняка считаете. Но для меня лучше не обрести ребёнка совсем, чем знать, что его родит посторонний человек, а я ему за это заплачу. Я не хочу покупать ребёнка. Это не покупка в буквальном смысле, но вы же понимаете, да? Мой ребёнок в чьём-то чужом животе, не в животе моей жены или невесты, которого я мог бы касаться. Это дико для меня. Дико.

— Ладно. А что думаете вы, Киара?

— Тоже никаких подростков. И я тем более не хочу выбирать другую женщину, чтобы она родила мне ребёнка, — исключено. Исключено. Исключено. Это не так, как если бы Картер переспал с кем-то, чтобы у нас появился ребёнок, которого выносит эта женщина, но я, правда, не желаю видеть, как у чужой женщины растёт живот из-за моего дитя. С суррогатными матерями может быть много проблем. Девять месяцев проблем. И всякие сложности до зачатия. — Но вообще я сомневаюсь в усыновлении в целом. Я никогда об этом не думала. Не было потребности.

— Конечно, не было. Это нормально. Но главное, что вы открыты друг перед другом. Что решились прийти сюда и проговаривать свои чувства, прорабатывать их. Что у вас они не одинаковые, но схожие. Вы оба не хотите пользоваться сторонними услугами, поэтому у вас есть только два пути. Продолжать пытаться или подумать об усыновлении. Или вы можете сделать всё это. Сначала что-то одно, а потом другое.

— Да, наверное, — осторожно говорю я.

— Ну тогда мы пойдём, да?

— Время до окончания сессии ещё есть, мистер Винтерс.

— Так вот как это называется? Сессией?

— Вы можете называть это так, как называете. Приёмом или консультацией. Могу ли я спросить?

— Да. Спрашивайте.

— Кто-то ещё знает о ваших проблемах?

— Да, но это не слишком большой круг людей. Только мои родители. Точнее, мама. У меня осталась лишь мама.

— Не только.

— Что? Ты сказала кому-то?

— Нет. Но Келли догадалась сама. Из-за того, что я подсчитывала при ней дни и… Не суть.

— Не суть? Это не так, — повышает голос Картер. — Я пришёл сюда, потому что думал, что ты нашла его сама, а не что ты прежде обсудила мои проблемы с подругой.

— С подругой, Картер. Не с незнакомкой в метро или в очереди на кассу. Я не болтала и ничего не обсуждала. Она поняла сама. Это всё, что было.

— Ладно. Ладно. Прости.

— Не надо извиняться без причины, Картер.

— Иногда стоит, Киара.

— За что я должна была извиниться, но не извинилась? — я вытаскиваю руку из ладони Картера и больше поворачиваюсь к нему боком. — За песни я извинилась. И я подразумевала простить меня и за то, что это в принципе ощущалось мною, как самоё легкое решение, легче, чем поговорить с тобой. Извини меня и за то, что я попросила подругу найти нам толкового психотерапевта, потому что в этом она как гуру. Эмма не знает. Мама с папой тоже. Это между нами. Ты же мне веришь?

— Верю.

— Хорошо.

— Без обид, доктор, но я бы действительно хотел уйти.

— Как вам будет угодно. До встречи, если вы двое захотите поговорить ещё. Или кто-то один.

Мы прощаемся с мистером Беркрофтом и совсем вечером встречаемся в клубе с Эндрюсом и Келли. Эмма и Мэтт заняты с новым мохнатым членом семьи, но и быть вчетвером тоже неплохо. Я прекрасно провожу время с друзьями и не менее замечательно ночь с Картером. На нём, под ним и просто рядом. Он крепко обнимает меня после секса.

— Днём поедем за кольцом.

— Обязательно так торопиться? Я не передумаю.

— Не хочу долгой помолвки. Давай поженимся в июле. Находясь в туре, тебе нужно будет только отвечать на мои вопросы, а потом ты вернёшься, и почти всё уже будет организовано. Останется только купить платье.

— Ты сам посмотришь много мест для церемонии?

— Почему бы и нет. Для второго мнения могу взять Эмму или Келли или снимать всё для тебя на видео.

— Снимать видео будет лучше.

В комнату заходит Джек. Он тащит в зубах свою плюшевую игрушку носорога. И просится в постель к нам голым. Мы голые. Но недавно мы стригли когти. Сами. Картер держал, а я стригла. Хотя Джек воспринял всё терпеливо и не пытался дать дёру. Мой хороший мальчик. Нет, наш хороший мальчик.

— Запрыгивай.

— Но только в ноги, Джек. Нет, не сюда.

Но уже поздно. Он располагается поверх одеяла всем своим тяжёлым весом аккурат между мною и Картером. Мой отныне жених уже не может обнимать меня. И обнимает Джека, смотря на меня поверх его холки, которую поглаживает туда-сюда.

— Что?

— Мы ещё даже не женаты, а уже происходит это.

— По-моему, ничего нового не происходит. Джек любит меня, и втайне тебе же нравится, что он лезет к нам.

— Нравится, но иногда надо будет закрывать дверь. Чтобы более плотно заниматься нашими делами. Поедешь со мной в тур?

— Зовёшь меня на разогрев?

— Для всякого разогрева, — шепчу я, — моего, людей. Ты действительно мог бы исполнить пару песен передо мной.

— Ты мне заплатишь?

— Все расходы уже распределены.

— О как, — притворно обижается он. — Смотри, если твои разогреватели будут плохо справляться, я приеду и за бесплатно, но думаю, они справятся с людьми. А я буду ждать тебя дома и организую нам свадьбу.

Утром я просыпаюсь как раз в то мгновение, когда Картер заходит в комнату с двумя бокалами. Кофе. Определённо пахнет кофе. То, что нужно. Я потягиваюсь, так и оставшаяся обнажённой под одеялом, и тяну штаны Картера за пояс, прежде чем отпустить. Он морщится от удара, но с ухмылкой.

— Доброе утречко.

— Доброе, жених. Где Джек?

— Бегает во дворе. Я его уже выгулял. Ему нужен новый поводок.

— Или ты хочешь, чтобы у него был новый поводок. Старый ещё вполне ничего.

— Думаю, он тоже заслуживает чего-то нового.

— Хорошо, купим ему поводок.

Картер целует меня губами, от которых пахнет кофе и ощущается его бодрящий вкус. Впервые мне особенно тяжело уезжать из дома от Картера и Джека, но, по крайней мере, у меня есть кольцо. Знак верности и преданности. Подтверждение, что я вернусь. Я ещё привыкаю ощущать вес одного единственного, но крупного бриллианта на том самом пальце, когда держу в руке микрофон или просто что-то делаю, или снимаю кольцо, чтобы оно не контактировало с водой. Фактически постоянно находясь на связи, для места проведения свадьбы мы с Картером выбираем ранчо слегка за городом, которое сдают в аренду именно для всяких торжеств. Я уже представляю, как можно будет развесить гирлянды над столами, наняв декораторов, и что в атмосферу вполне впишутся фиолетовые салфетки и чехлы на стулья. Но скатерти должны быть белыми, только белыми. Я так и говорю Картеру однажды вечером примерно за три недели до возвращения домой. Я вернусь, и у нас ещё будет предостаточно времени всё доделать, в том числе и выбрать мне платье. Келли и Эмма уже пошили платья себе. У меня лучшие подруги. Кто-то из них каждый раз выбирается с Картером для какой-либо встречи по поводу свадьбы, но при этом они не претендуют заменить меня на дегустации тортов и не суются давать мне советы, какие цветы достойны быть в моём свадебном букете.

— Белые скатерти, Картер. Только белые, — повторяю я, потому что связь ужасна. — Никаких других.

— Почему? На них будет видно любое пятно.

— Мне всё равно на пятна. Это наш день, Картер. Ты же не хочешь предложить постелить чёрные? Это единственный цвет, на котором не будет видно.

— Есть ещё тёмно-синий.

— Нет, Картер. Я сказала, что нет. В основном используют белые скатерти. Я за традиции.

— Не на все сто, — возражает он. — Ты не купишь платье, как у принцессы, с пышной юбкой, и ты не хочешь фату, хотя её обычно хотят все.

— Скатерти это другое. Они должны быть белыми. Видишь, даже Джек со мной согласен, — я слышу, как он громко гавкает на заднем плане. — Я так скучаю по вам.

— Мы тоже. Но ещё три недели. Даже меньше. Двадцать дней, семь часов и сколько-то минут. Я тебя люблю, Киара. И, по-моему, мне надо убрать коробку с моими свадебными ботинками, потому что Джек начал её раздирать.