Кодекс

— Да.

Напарник неловко протянул руку перед собой. Мари заметила мелькнувшее марево, нащупала предплечье и скользнула по нему до ладони и повела Роланда за собой.

— Элитное подразделение, ха, — пробормотал напарник сквозь зубы, — что детский сад на прогулке.

— Элитных подразделений в полиции нет уже лет тридцать. Сейчас в ходу все у кого есть пульс, и нет никаких важных занятий.

— Интересно, в какой панике были бы граждане, если бы знали насколько у нас все плохо? Они-то спят спокойно, потому что думают, что их охраняют фанатично преданные делу профессионалы. И я тоже когда-то так думал. А теперь вот узнал страшную правду, и начал во всем остальном сомневаться. Если у нас тут цирк, только клоуны не смешные, то что ж тогда в больницах происходит? А что насчет инженеров и архитекторов? Да что там, хотя бы в ресторанных кухнях. Мы им жизнь доверяем. И что-то мне начинает казаться, что зря.

— Так, отставить экзистенциальный кризис. После операции об этом подумаешь. Хотя, если хочешь знать мое мнение, граждане как раз полностью правы. Мы и есть преданные делу профессионалы. Профессионализм не подразумевает совершенства. А что профессионалов по освобождению заложников у нас нет, так это уже детали. Ладно, двигаем.

Держась за руку, они вышли из фургона. Музей приблизился, навис над ними неприступной громадой.

— Кстати, у меня брат работает шефом в ресторане. Рассказывал что там у них творится и как они соблюдают санитарию, — вдруг сказал майор.

— И?

Не видя ее лица, просто по многозначительному молчанию, и тому, как Мари легко сжала его ладонь, Роланд понял, что она зловеще улыбается.

— Так, я вперед, ты сразу за мной, — вернулась она к делам более важным, когда они оказались у подножия отвесной белой стены, — вниз не смотри, двигайся осторожно.

Тут же Роланд почувствовал, что пальцы ее разжались, оставив его без поддержки. Но он уже почти привык к новым ощущениям. Не настолько, чтобы сразу же заняться промышленным альпинизмом через минуту после того как заново научился ходить, но выбора особого не было. Положил руку на шероховатую каменную стену — наниты почти не изменил тактильных ощущений, кожа чувствовала все, как и прежде, разве что ладонь словно была присыпана тальком. Но стоило перенести на руку немного веса, как она пристала к камню, не как прилипшая, но сопротивляющимся трением, будто он гладил мопса против шерсти. Вверх же она скользила вполне спокойно. Приклеившись обеими ладонями, он подтянулся, двинул одну чуть выше, снова подтянулся. Уперся носками ботинок и те зафиксировались надежно, как если бы он стоял на твердой земле. Подниматься было не сложнее, чем по приставной лестнице. С той разницей, что приставная лестница не вызывала с такой готовностью в воображении картин, в которых Роланд, сделав неловкое движение, откидывался назад и падал. Или откидывался назад, и ломал голени, крепко удерживаемые высокими ботинками, повиснув вниз головой над пропастью, фонтанируя кровью из открытых переломов. Так что он следовал совету майора, и продвигался вдумчиво и неспешно. Он был на уровне третьего этажа из восьми, когда от нее пришло сообщение:

“Я на месте. Ты долго еще?”

“Как только, так сразу”.

Спустя несколько минут, он с облегчением перевалился через балюстраду и откатился подальше от края крыши.

“Поднялся”.

“Секунду, я поставлю метку. Видишь? Иди на нее”.

Над одним из окон замерцал виртуальный проблесковый маячок. Роланд приблизился и с размаху налетел на что-то невидимое. Что-то невидимое в ответ зашипело.

“Извини”.

“Да ничего, жить буду. Я больше от неожиданности”.

“Может, включим отображение, чтобы не толкаться?”

Потенциально, носитель ТОК мог дать разрешение проверенным пользователям, отображаясь в дополненной реальности контуром тела. Но майор не поддержала идею:

“Опасно. Нейро же потенциально могут взломать. И толку тогда от камуфляжа? В любом случае, мы скоро разделимся, так что проблемой это не будет”.

Одно из стекол было вынуто из рамы и лежало теперь на каменной части крыши — скорее всего его сняли Гюнтер и Анна. Роланд уловил смутное движение, когда майор спрыгнула вниз. Звук приземления отдался слабым эхом.

“Я отошла, спрыгивай”.

Полицейский посмотрел вниз. Метра три, не меньше и пол выглядел неприветливо твердым. Несколько неуклюже, Роланд развернулся на месте, сдал назад, выпростал одну ногу, другую, свесил обе в пустоту, лежа на животе, понемногу отталкиваясь локтями, пока свободно болтающаяся часть тела не перевесила, и он не провалился вниз, по пути больной зацепив край рамы подбородком. Отчаянно зацепился кончиками пальцев, удержавшись от неконтролируемого падения вниз спиной и, наконец, отпустил. И приземлился все равно неудачно, громко грохнув об пол, как мешок с цементом.

“Мда, хорошо, что ты сейчас невидимый, а то я бы от стыда сгорела. Как будет время — потащу тебя в спортзал и на полосу препятствий, пока не станешь изящным и бесшумным, как ниндзя”.

“А я ведь предупреждал, что в физическом пространстве я не впечатляю”.

“Нет, одно дело не впечатлять, а совсем другое дело барахтаться как тонущий ленивец”.

“Ленивцы, на самом деле, неплохо плавают”.

“Я знаю. Но ты барахтаешься как тонущий. Ну да оставим. Пора занимать места”.

Вместе они спустились на первый этаж, где их пути разошлись. Роланд двинулся по залитой послеполуденным светом галерее, в сторону комнаты охраны. Он старался ступать осторожно, но, казалось, в оглушительной тишине даже кошачьи шаги раздавались бы гулкими ударами. Полицейский все ждал, что из-за угла покажется один из террористов, привлеченный шумом. Но ничего не произошло. Без всяких приключений он добрался до неприметной двери в дальнем конце здания и отправил сообщение майору:

“Я готов”. Добавив мысленно: “Насколько это возможно”.

Тем временем Мари оказалась в большом зале, где расположились террористы. Осмотрелась. Заложники сгрудились в центре, окруженные кольцом боевиков. Некоторые были без сознания, другие в кататоническом ступоре смотрели перед собой, или раскачивались взад-вперед. На лицах некоторых женщин макияж поплыл от слез, наспех вытертых, превратившись в пародию на клоунский грим. Майор оторвала взгляд от жертв, и посмотрела с пристальным вниманием на их захватчиков, анализируя их в нескольких режимах отображения. Большинство было совершенно обычными людьми, почти без имплантов, в бою если и опаснее цивуса, то только за счет не свойственной гражданским храбрости и умения обращаться с оружием. Но их лидер… Высокая женщина с зелеными глазами и лицом, покрытым традиционными татуировками племени цемаи, как услужливо подсказал нейроимплант, почти светилась содержащейся в ее теле разрушительной энергией. Модифицировано было все ее тело — упрочненные кости, усиленные мышцы, окруженное жидкой броней сердце, улучшенный слух, орлиное зрение. Она уже почувствовала что-то неладное, и теперь медленно вела подозрительный взгляд по периметру зала, пока еще держа оружие на плече.

"Летиция Мобуту", — прозвучал в импланте голос генерала, — "Полевой командир Союза Африканских Револиционеров. Возможно даже нынешний лидер, с тех пор как предыдущего ликвидировали. У САР не было особых успехов в открытом противостоянии Африканскому Союзу, поэтому, видимо, они решили сменить тактику. Осторожнее с ней, майор. У нее огромный боевой опыт и импланты ничуть не хуже твоих".

Мари пригнулась, ступила за один из экспонатов выставки, огромную церемониальную маску. Ситуация ей не нравилась. Террористов было одиннадцать человек, некоторый из них постоянно держали заложников на мушке. Даже с помощью двух инфильтраторов, которые сейчас скрытно охраняли входы в зал от возможных подкреплений, даже если забросать боевиков светошумовыми, она не смогла бы остановить их всех вовремя. А значит, приходилось работать грубо. Майор отправила групповое сообщение.

“Все готовьтесь. Действуем по моему сигналу. Гюнтер, Анна, оставайтесь на постах и обеспечивайте огневую поддержку. Эмир, можешь начинать представление. Роланд, ставь взрывпакет”.