Мой любимый судья

Словно тучи расступаются и небеса разверзаются, когда он наконец появляется рядом со своей коллегой-судьей Джорджианной. При виде Филиппа внутри все переворачивается от радости, а мои женские прелести гудят от тоски.

Была ли это идея ужасной — сохранить свою девственность для знаменитости? Возможно. Я чертовски возбуждена; знаю, что ни за что не смогу сосредоточиться на рецепте бисквита.

— Пекари, — ворчит он. — Добро пожаловать в Уорвикшир. Ради нашего американского конкурса на этой неделе мы изменили некоторые термины, чтобы избежать путаницы. Печенье, вместо бисквитов, например. Однако некоторые вещи нет. А именно: как мы измеряем ингредиенты. Если вы не привыкли к метрической системе, не бойтесь.

Здорово. У меня чуть не случился приступ паники, когда он сказал «метрическая система». Я такая идиотка, что совершенно забыла об этом.

На секунду мне кажется, что он собирается сказать нам, что рецепты переделали. Но этого не происходит.

— У каждого из вас есть весы для взвешивания продуктов и таблица пересчета. Всегда пожалуйста. И удачи.

Мы все смотрим на Филиппа широко раскрытыми глазами, пока он не рычит:

— Приступайте.

Это выводит меня из ступора и я немедленно начинаю пересчитывать количество ингредиентов для рецепта, который написан на американском английском. Я уже начинаю потеть.

Дополнительная работа занимает не менее пятнадцати минут, которые мне не приходится тратить впустую, но, в конце концов, я замесила тесто для печенья так, как мне хотелось.

Когда я выкладываю тесто ложкой на подготовленные противни для печенья, возникает странное чувство, будто я что-то забыла.

Внезапно мои чувства щекочет мужской аромат. Тонкие волоски на затылке встают дыбом.

«Продолжай работать, Хлоя», — говорю себе.

— Забыла что-то?

Мужской голос выбивает меня из колеи.

Вскрикнув, оборачиваюсь и вижу Филиппа, стоящего прямо передо мной. Дрожа, я беру себя в руки, а мужчина инстинктивно протягивает руку, чтобы поддержать меня, пока я это делаю.

— Я не знаю. Я забыла что-то?

Филипп пристально смотрит на меня. Этот волчий, нечитаемый взгляд, который присутствует в каждом эпизоде… а также в моих снах. Конечно, он ничего мне не скажет.

Я не хочу отводить взгляд от его милого личика, но мне нужно поставить печенье в духовку. Я поворачиваюсь, беру один противень, открываю дверцу духовки… и понимаю, что забыла.

— О черт! Я забыла включить духовку!

Двое их ближайших соперников издают сочувственные звуки. Я вожусь с незнакомым циферблатом.

— Что? Эти цифры не имеют никакого смысла.

— Это конвекционная печь, любимая.

Я снова оборачиваюсь и вижу едва заметный проблеск улыбки в его глазах, когда он уходит. Дьявольские морщинки возле глаз с каждым годом становятся все сексуальнее.

Он назвал меня «любимая». Снова. Это уже третий или четвертый раз.

Я не знаю и мне все равно, принято ли так называть людей, которых ты не обязательно любишь или даже хорошо знаешь. Я собираюсь плыть по течению до конца недели.

Этого достаточно, чтобы придать мне уверенности, определить температуру и взять мой мини-кризис под контроль. Сейчас время выбрано немного неправильно… я только что поставила печенье в духовку, предварительно не разогретую до конца. Но, по крайней мере, они будут готовы вовремя. Надеюсь.

Глава 6

Филипп

Кто она?

Не считая глупой девчонки, которую нашел спящей в розовом саду, конечно. И не считая горячего беспорядка в ее видео для прослушивания.

Со своим розовым фартуком, солнечным нравом и теплыми, дружелюбными глазами она моя полная противоположность.

Я перерыл весь интернет в поисках чего-нибудь о ней и мне катастрофически не хватило информации. Она — загадка.

Хлоя порхает вокруг своего рабочего места, замешивая кашу из муки и сахара. Измеряет, высунув свой маленький язычок, будто это помогает сосредоточиться. Затем повторяет все тоже самое, потому не уверена, что все пересчитала правильно.

Она напевает во время работы, разговаривает сама с собой, чешет в затылке, выкладывает целых две порции теста для бисквита и все равно на ее лице остается эта неописуемая улыбка. Как? Как она это делает?

Чем больше девушка обращается со своими кастрюлями и сковородками, как держит миксер, тем больше убеждаюсь, что она понятия не имеет, что делает. Что она здесь забыла? Зачем вообще прошла прослушивание на конкурс выпечки, если ей даже в голову не пришло изучить виды печей, которые мы используем в шоу? Она проиграет и будет унижена. Ее печенье получится ужасным.

И чья это вина, Филипп? Ты настоял на просмотре всех кандидаток, но именно она заставила твой член затвердеть. Ты позаботился о том, что она опозорилась на телевидении.

Я должен убрать ее из шоу. Не могу позволить ей выставить себя дурочкой.

Думал, что было бы забавно переправить эту очаровательную американку через океан и заставить ее подчиниться моей воли, но она покорила меня своей искрометной индивидуальностью. Я люблю ее и ненавижу это.

Черт возьми, кто научил эту женщину печь? И почему она покрывает этих наполовину испеченных уродцев ярко-синей глазурью?

Джорджианна задает Хлое тот же самый вопрос, когда наступает время оценивания:

— Почему ты выбрала такой яркий цвет для глазури? Он ничего не добавляет вкусу.

Улыбка Хлои лишь слегка дрогнула, но затем она отвечает, глядя прямо на меня:

— Я хотела испечь печенье такого же цвета, который напоминал бы мне глаза Филиппа. И я совсем не думаю, что они зловещие. Они подобны ясному небу в холодный зимний день. Это тот самый голубой цвет, который поднимает мне настроение, когда чувствую себя подавленной.

Другие конкурсантки хихикают над ее откровенным признанием, что ей нравятся мои глаза. Стороннему наблюдателю кажется, что она пытается подразнить угрюмого судью. Она была бы не первой, кто пытался это сделать. Но я вижу, что здесь происходит.

— Мне очень жаль говорить тебе это, дорогая, но они просто ужасны. Подгорелые края. Сырая сердцевина, — замечает Джорджианна.

Я скрещиваю руки на груди, затем передумываю и просовываю пальцы в петли для ремня. Снова меняю позу и просто стою, опираясь сжатыми кулаками о столешницу, в своей фирменной позе. Редакторы сами решат, какой кадр использовать.

Мне просто нужно придумать, что сказать, а затем перейти к следующему участнику. У меня пересыхает во рту. Не могу сказать, что думаю. Это правда, ее бисквит просто ужасен. Но я тронут ее нежностью по-новому и странно.

Что она со мной делает?

— Твои… твои бисквиты. У них действительно есть проблемы. Но… о боже, подождите.

Операторы что-то бормочут и передергивают плечами, пока я тянусь за бутылкой воды. Я проглатываю ее и передаю обратно ассистенту режиссера, а камера снова начинает снимать. Я не могу сказать то, что хочу, поэтому молю бога, чтобы глупая девчонка умела читать между строк.

— Они не безнадежны. Ты очень обаятельна, но слишком много думаешь.

Из вежливости я стараюсь не подавать виду, что мучаюсь, пытаясь расправиться с оставшимися бисквитами конкурсантов.

Как только мы закончили съемки на сегодня, я отправляюсь на поиски Хлои.

Мне даже все равно, кто услышит, как я кричу ей вслед, когда она направляется к лифтам в гостевое крыло. Она дергает завязку своего фартука, слегка наклонив голову и ссутулив плечи.

— Хлоя!

Она оборачивается.

— Д… да? — Я протягиваю руку, чтобы придержать дверь.

Остальные участники потихоньку поднимаются по лестнице и других лифтах, и я не произношу больше ни слова, пока они не уходят.

— Хочешь, покажу тебе, что ты сделала не так?

Ее карие глаза сверкают, и она прикусывает губу.

— Я не сделала ничего неправильного, — говорит она. — Я попала в тебя. В плане, в твои глаза. Я идеально попала в цвет твоих глаз.

Изучая ее лицо, не могу решить, издевается она надо мной или нет.