Страница 5 из 7
– Девочка с голубыми, как небо, глазами, кто ты? – спросил он.
– Я не знаю. Я брожу по миру, собираю цветы, пою песни, любуюсь восходами и закатами. И мечтаю.
– Девочка с небесными глазами, почему ты одна?
– Я еще не встретила человека, который, как и я, любил бы по ночам смотреть на звезды и просыпаться на рассвете от щебета птиц с улыбкой.
– Девочка с глазами цвета неба, куда ты идешь?
– Я иду за синее море, туда, где в полях колосится густая рожь, леса светлы, прозрачны реки, и все люди счастливы, а отчего – не поймешь.
– Ты вернешься?
– У тебя тоже голубые глаза, но они холодны, как лед, – ответила она. – Прощай!
Прошли годы, и лед в его глазах растаял. Теперь в них плескалось синее море. И когда ему становилось грустно, и море темнело, он вспоминал о девочке с небесными глазами и переставал чувствовать себя одиноким. И это давало ему силы жить».
Мне казалось это лучшим из того, что я когда-либо написал. Но мне было нужно подтверждение, чтобы рассеять последние сомнения. И я знал, к кому обратиться.
Мария, по обыкновению, работала, уютно устроившись на своем диванчике. Но, видимо, у меня было такое выражение лица, что она не выразила возмущения, а мягко спросила:
– Что с тобой?
И за эту неожиданную кротость, которая как нельзя более соответствовала моему настроению, я был готов расцеловать ее. Но вместо этого я протянул ей распечатанный на принтере рассказ, занимавший полстраницы машинописного текста. Однако Мария читала его долго, очень долго, словно по привычке с листа сразу переводила на иностранный язык. Когда я уже начал проявлять нетерпение, она подняла голову, и я увидел в ее глазах слезы. Это так меня поразило, что я только и смог, что глупо спросить:
– Ты плачешь?
Женщины часто отрицают очевидные факты. Мария не стала исключением.
– Нет, – возразила она. – С чего бы мне плакать?
– Ну, я не знаю, – пожал я плечами. – Ты мне скажи.
– И говорить нечего, – отрезала Мария. – Тебе показалось, вот и все.
– Ладно, показалось, – не стал спорить я. Сейчас меня волновало другое, и я малодушно презрел дружбу. Нетерпеливо спросил: – Как тебе мой новый рассказ?
Глаза Марии были уже сухие, но очень грустные.
– Бедный мальчик, – произнесла она таким тоном, будто была, по меньшей мере, втрое старше меня. – Ты влюбился.
– Как ты догадалась? – ошарашенно посмотрел я на нее.
– Женская интуиция, – ответила Мария. – Мужчинам это недоступно.
Я снова не стал возражать. Было бы странно мужчине иметь женскую интуицию. Это все равно, что наличие мужской логики у женщины. Подобное бывает, но бедняжку обычно жалеют, словно она мутант или обладает врожденным пороком развития.
– Да, я влюбился, – подтвердил я. И признался: – Но, кажется, безответно. У нее есть муж, и я едва ли смогу стать героем ее романа. Она очень красива и умна. А кто я такой?
Но Мария не стала дожидаться, пока я начну щедро посыпать голову пеплом. Она не любила, когда я делал это. Почему-то она считала меня образцом мужской красоты, приписывала мне много достоинств и никогда не скрывала этого. Мне это льстило, и я не возражал, когда она начинала перечислять мои лучшие качества. Это были мои любимые минуты общения с Марией. Вот и сейчас она сказала:
– Ты не прав. Ты достоин самой красивой и умной женщины в мире. Вернее, это она тебя достойна. Но будь осторожен, не повтори моей ошибки.
– Вот как? – заинтересовался я. – И что это была за ошибка?
Мария тяжко вздохнула, а когда заговорила, голос у нее был печальный.
– Однажды я тоже полюбила. Впервые по-настоящему. И готова была отдать ему все, включая руку и сердце. Поэтому не скрыла, что пишу стихи, и даже показала свою заветную тетрадь. Скажу честно – стихи были плохие и наивные. Он равнодушно пробегал их глазами, и вдруг его взгляд задержался на одном из них. Стихотворение называлось «Первый», и в нем я в поэтической форме описывала впечатления от своего первого сексуального опыта. Да, был в моей жизни такой грех. Я потеряла невинность, не дождавшись избранника, которого мне даровала судьба.
Мария рассказывала, не отводя взгляда от окна, за которым хмурилось тусклое небо. И голос у нее был такой же бесцветный.
– Прочитав это стихотворение, он спросил меня: «А какой по счету у тебя я?» И я не нашла ничего лучшего, как ответить: «Сто первый!» Я произнесла это даже с гордостью. Мне тогда казалось, что чем больше у женщины было мужчин, тем выше ее ценность в глазах очередного избранника. И он должен бояться ее потерять, потому что она – не залежалый товар на полке, а пользуется ажиотажным спросом. Услышав эту ошеломительную цифру, он не стал читать мне нотаций или упрекать, а, помнится, даже пошутил, я уж и не помню, как. Но мы посмеялись, и он ушел. И уже не вернулся. Я долго ждала. Пока не поняла, что он уже никогда не придет. Я звонила ему, но он сбрасывал звонки. Искала встреч, но он избегал меня, как зачумленную.
Мария помолчала, а потом сказала:
– Так необдуманными словами я убила любовь и разрушила свою жизнь. Не сделай того же, если ты ее действительно любишь.
Не знаю почему, но мне было неприятно слушать рассказ Марии. До этого мы никогда не говорили о прошлом – ни ее, ни моем. Что касается меня, то я считал, что не желающий страдать человек должен забывать прошлое или, по крайней мере, стараться это сделать. Ведь по прошествии времени, став если не умнее, то опытнее, он легко находит пути разрешения многих проблем, встававших перед ним в прошлом. И мысль, что бед и страданий можно было избежать, сделав то-то и то-то, начинает угнетать его. А забыв, он не ищет оправданий своих былых поступков, не мучается над их осмыслением и поисками выхода, который ему уже ни к чему и бесполезен, поскольку прошлое не вернуть.
Поэтому мы жили настоящим, иногда загадывали на будущее. Иногда мне даже казалось, что Мария – убежденная старая дева, и не общается с мужчинами по идейным причинам. Я уважал ее принципы и не докучал ей воспоминаниями о женщинах, которые были в моей жизни. Впервые я поделился с ней чувствами, а она поведала мне свои. Но мне не понравился этот обмен. Я привык смотреть на Марию, как на образчик женской добродетели. У каждого человека должно быть что-то святое. Как правило, когда речь идет о женщине, это мать. Но я возвел на пьедестал Марию, и свергать ее мне не хотелось.
– Что же это за любовь, если ее можно убить одним словом? – произнес я. – Мне кажется, он никогда не любил тебя, поэтому все так и вышло. А раз так, то нечего и жалеть.
– Ты так думаешь? – спросила Мария. И в ее тусклых, как небо за окном, глазах, промелькнула искорка. – Может быть, ты и прав.
И это было в первый раз, когда она признала мою правоту, не пытаясь отстоять своих позиций.
– А рассказ замечательный, – сказала Мария уже совсем другим тоном. – Ты знаешь, что ты гений?
И вот здесь уже я не стал доказывать обратного. И охотно согласился выпить чашечку чая с малиновым вареньем, которое Мария приготовила сама.
Когда я уходил из ее комнаты, за окном уже сгустились вечерние фиолетовые сумерки, подсвечиваемые золотистым сиянием уличных фонарей. Я сразу же лег спать, а наутро проснулся с радостным ощущением, что меня ждет встреча с женщиной, которую я люблю. Это было восхитительное чувство. Я умывался и завтракал, весело напевая:
В июле пионы пьяны от жары.
Тебе подарил я бутон разомлевший…
Жизнь казалась мне прекрасной.
Я изнывал от нетерпения и пришел к Ботаническому саду намного раньше назначенного времени. Чтобы не топтаться у входа, привлекая внимание охраны, обошел его кругом. Деревья протягивали ко мне ветви из-за ограды, словно умоляя о помощи. В густой зеленой листве кое-где уже начали мелькать бурые или желтоватые листья, предвестники подступающей осени. Я сочувствовал им, но ничего не мог изменить в их судьбе. И это чувство бессилия вызывало у меня невольную грусть.