Страница 32 из 59
— В ментовке он, — произношу с едва скрываемой злостью. — Человека избил. До такой степени, что тот ещё в отключке. Адвокат звонил, попросил, чтобы я приехал.
— Для чего? Чтобы снова его вытащить? А он того стоит? — Голос подрагивает, губы дрожат.
Сложив руки на груди, Дарина стреляет в меня не очень доброжелательным взглядом.
— Нет, конечно. Зачем? У меня другая идея. — Я подаюсь вперёд, сажаю сына на ковер, где лежат игрушки, к которым он тянется.
— Какая идея?
— Он твоему отцу всякую ересь наплел. Вот и разговорю его. Чтобы он признал все, что натворил, какие выкрутасы проделывал. Я как раз планировал с ним сегодня встретиться. С Давидом. Кажется, впервые судьба подкинула мне хороший шанс выдрать проблему с корнем.
— Для тех выкрутасов, о которых ты мне рассказал, он слишком умный, чтобы все выложить как есть, Альп. Поэтому я бы не была так уверена, что он действительно признается. Что бы ни было.
— А тон адвоката убедил меня в обратном. Его любимая Лара не пришла за ним, и деньги не помогли выйти на свободу…
Дарина морщится, едва слышит имя Гейдаровой.
— Скорее всего, мой юрист постарался. А значит, Давид уже находится в состоянии безысходности. Он примет любое мое предложение. Согласится пусть не на все, но на многое точно. Поэтому мне нужно ехать. Вернусь к вечеру. — Чуть помедлив, уточняю: — За вами...
В воздухе повисает пауза. Я смотрю в упор. Прямо на нее. Дарина выдерживает мой взгляд, не отворачивается. Изменилась она. Раньше не была такой прямолинейной. Не была такой упертой, соглашалась почти со всем, что я говорил. Обстоятельства, конечно, тоже изменились. Сейчас совсем не те времена... Не та жизнь. Хотя я бы предпочел вернуть прошлое или же просто открутить время назад, что невозможно. К сожалению.
— За нами? — Она выгибает бровь. — Что это значит?
— Я говорил, что у Руслана проблемы. Все знают о ваших хороших отношениях. И пусть ты больше не работаешь в его компании и официально уволилась, но все же живешь здесь. — Я развожу руками, замечая, как Дарина сглатывает. Отводит глаза. Понимает все. — Я отвезу вас в дом, о котором никто ничего не знает.
Она тут же хмурится, и я добавляю:
— Дарина, это необходимо. Подумай в первую очередь о Каане. О нашем сыне. Мне пришлось от вас отказаться, лишь бы вам не угрожала опасность. Что я должен сделать сейчас? Вот так все оставить? Не могу. В этот раз уж точно нет. Вы моя семья. Я обязан вас защитить.
— Я не хочу жить с тобой под одной крышей, Альпарслан! — выкрикивает она, но, вспомнив, что мы не одни, понижает тон. — Это трудно понять? Да я тебя терплю тут только из-за сына. Видеть не хочу! Нет ни капли желания! — Она часто моргает и трясется всем телом. Стоит в метрах двух от меня, смотрит сверху вниз.
Тоже встаю, подхожу вплотную. Каан что-то мурлычет, бросая то одну игрушку, то другую.
— Если не хочешь меня видеть в том доме, то приезжать я буду очень редко. Только по вечерам, чтобы сына увидеть. Но вам необходимо переехать. Немедленно. Там вы будете в безопасности. Пожалуйста... — прошу я, пожалуй, впервые в своей жизни. — Пожалуйста, Дарина, согласись. Мы же просто теряем время.
— Нет... Я... Не хочу, — мотает головой, обнимая себя за плечи. — Отсюда уеду, но не к тебе...
— К вечеру соберёшь вещи? — перебиваю мягко.
Дарина кивает несколько раз.
— Наверное. — Она опускает взгляд на нашего сына.
— Прекрасно. Я поеду... Надеюсь, вернусь с хорошими новостями.
Выхожу из дома с тяжёлым сердцем. Что-то не даёт мне покоя. Не пойму, что именно. Звоню безопаснику Григориевичу, чтобы тот выслал нескольких проверенных парней сюда, к зданию, где живёт Дарина. Они приезжают минут через тридцать и я все время сижу в машине в ожидании их. Успеваю решить некоторые вопросы, а также позвонить адвокату. Тот докладывает, что ничего не изменилось и что к Давиду еще никто не приехал. А значит, Давид с каждой минутой теряет надежду выйти на свободу.
Приказываю парням подняться на нужный этаж. И чтобы никто не посмел стучаться в дверь Дарины. Сам же уезжаю в участок, где меня встречает юрист.
— Где он?
— В комнате допроса.
— Камеры там рабочие?
— Ну, естественно, — ухмыляется адвокат. — Давай, заходи. И чтобы справился в течение десяти минут.
— Что-то не так? — Я прищуриваюсь.
— Следом за тобой та крыса приехала.
— Бл*дь! — матерюсь, уже зная, о ком он. — Окей. Отвлеки ее.
Помещение темное и слишком душное. Захожу, и, взяв стул, сажусь напротив Давида. Тот пялится на меня, зло бросает несколько нецензурных слов.
— Что? Опять не веришь в бумеранг?
— Какой, сука, бумеранг? — рычит он вне себя.
— Тебе возвращается все то, что ты делал против Дарины, — объясняю ему. — Не сечешь? Когда же до тебя наконец допрет что ты, ублюдок, ей всю жизнь испортил? Не без моего участия, конечно... Я тоже виноват. Но я расплатился... И нехило так... От семьи отказался. Не видел их полтора долбаных года. Не был рядом, когда родился мой сын... А ты... Ты расплачиваешься сейчас. Скажи, стоило ли наследство отца всех твоих выкрутасов, а? Ты можешь использовать те деньги, чтобы выбраться отсюда? — Я обвожу помещение глазами.
Каждое слово цежу сквозь стиснутые зубы, стискиваю челюсти до такой степени, что чувствую невыносимую боль. Руки сами сжимаются в кулаки. Хочется врезать этому кретину пару раз, чтобы не смотрел на меня так... издевательски.
— Стоило, — ухмыляется он. — Ты обо мне не думай, Чакырбейли. Я тут ненадолго. Выберусь рано или поздно. А те деньги... Да, они мне нужны. Наследство только мое. Никто не посмеет отнять даже малейшую часть! Отец уже не в состоянии что-либо поменять.
Прекрасно. Не рассчитывал, что он проболтается и все так удачно сложится.
— Почему же ты все ещё здесь, Давид? Ведь ты мог воспользоваться тем баблом и выйти отсюда. И да, а как же твоя баба? Она же любит тебя до беспамятства. Кстати, куда делся ребенок, а? Она так упорно пыталась доказать, что беременна... И что беременна от меня.
— Она никогда не была беременна от тебя! Тот ребенок был мой... А она от него...
— Избавилась? — договариваю вместо него. — Так сильно любила... Такая она вся хорошая, что аборт сделала. Зная, что ты при деньгах? Ну вот, опять ты в проигрыше. Опять наследство тебе не помогло.
На лице Давида ходят желваки. Злится он не на шутку. Как говорится, правда глаза колет. Он ругается. Матерится в мой адрес несколько раз, но я не реагирую. Так и сижу напротив, смотрю на него не моргая. Не жаль его. Ничуть.
— Она придет, — уверяет твердо.
— Я даже не сомневаюсь. И будет рядом, пока не отнимет у тебя то самое наследство, из-за которого ты так подставил родную сестру. Перед семьёй унизил, выдал ее легкодоступной. Ещё и с журналистами договаривался, чтобы играли по твоим правилам. Молодец, что сказать. Я прямо восхищаюсь тобой... — Я брезгливо морщусь. — Какой же ты ублюдок...
— Ты какого хрена приперся вообще? Чего пытаешься сделать? В любом случае все, что надо, я уже сделал. Отец тебе не поверит. Потому что я во всём его убедил как надо. И да, она мне не сестра. Давно уже... С того дня, как я узнал, что отец хочет бо́льшую часть наследства передать ей. И да, ещё... Ни капли не жалею о том, что сделал! Ты меня понял? Так и передай ей!
— Она подписала документы. Отказалась от всего, что может дать ей отец. Ничего от вашего семейства не хочет. — Я встаю и, взяв Давида за воротник рубашки, заставляю его подняться следом. — Ты не достоин такой сестры, как она. А твои родители — такой дочери! Что касается Ларисы… Зря ты с ней связался. Оставит тебя без гроша, как осталась сама. Сейчас она на все готова, лишь бы деньги у нее были. Поверь, она сможет оставить тебя ни с чем. Я даже буду этому рад.
Врезав Давиду по самодовольной морде кулаком, наблюдаю, как он катается полу, пытаясь встать. Я выхожу в коридор и иду в кабинет, где обычно сидит мой адвокат. И ни капли не удивляюсь, увидев там сидящую на диване Ларису. Закинув ногу на ногу, она демонстрирует свои бедра, половину которых не прикрывает короткая юбка, которую она на себя натянула. На лице тонна макияжа. Раньше она так сильно не мазалась...