Разыскивается невиновный

Записав, Жудягин отложил ручку.

— Давайте просто побеседуем, якши?

— Якши, — безо всякого выражения согласился Сапар.

— Для начала расскажите мне, что у вас тут произошло сегодня ночью? Что вы знаете, что слышали, видели?

Черные глаза от волнения расширились.

— Начальник умер. Разбился, тц, тц...

Поцокав, Сапар горестно покачал головой, ни на миг не отрывая взгляда от лица Антона.

— Это я знаю. А как он разбился? Лейтенант Кульджанов говорит, что вы... — Антон помялся и перешел на «ты», — что ты, Сапар, первым обнаружил убитого. Расскажи, как было.

С подозрением поглядывая из-за кустистых бровей то на пальцы следователя, легонько катавшие ручку, то на бумагу перед ним, то куда-то мимо его уха, Сапар сбивчиво заговорил:

— Пьяный был, всю ночь в юрте спал. Под утро голова болела, не мог спать. Стал по хозяйству-мозяйству работать, ай — спичек нет! Посмотрел к Володе домой — нет Володи, Айны тоже нет. Начальник где? Тоже нет. Один Юрка дома спал. Плакал во сне, весь грязный, пачканый. Побежал я искать людей на кыр — туда начальник часто ходил. Кровь увидел — не пошел дальше, вниз побежал. А там — вахх! Начальник убитый, ай-ай-ай!..

— Где он лежал, под обрывом? — перебил Антон.

— Нет, на песке, дальше! — Сапар махнул рукой, словно указывая направление.

— Значит, не ты его на песок вытащил? И в песок зарыл не ты?

— Что ты говоришь?! — Сапар даже вскочил от возмущения. — Я не тащил! Я к Юрке побежал, будил его. И Володя тогда приехал...

— Это в котором часу было?

Сапар осклабился и махнул длинной рукой, как крылом:

— Ай, нет у меня часов. Наверно, пять было. Или шесть. Не знаю. Володька знает, Юрка знает — спроси.

— Спрошу, спрошу. А что дальше?

— Смотрели начальника вместе. Володя сказал, что трогать нельзя, милиция сама будет смотреть. Сказал, что надо работать, сводку передавать и милицию вызывать.

Он вдруг оживился.

— Мы пришли на станцию, Володька хотел работу начинать, а тут мотоцикл: тах-тах-тах... Я испугался, думал, что Айнушкин брат, а это милиция приехала. Кадыр. Мы его знаем, участковый наш. Хороший.

— Минутку! — Жудягин жестом призвал Сапара успокоиться. — Какой такой брат Айнушки?

Огорчительные морщинки побежали на желтый череп. Сапар с явной неохотой пояснил, что это за брат. Но Жудягину нужны были подробности, и вскоре, как ни мекал, как ни мялся Сапар, следователю стало понятно, чего в Бабали могли бояться и почему здесь ждали появления брата Айны.

Велев Сапаркулиеву повспоминать еще подробности, Антон быстро записал его показания в протокол, но разговор на том не закончил.

— Почему вы так напились вчера? — спросил он сочувственно. — Праздник, что ли, какой?

Лицо Сапара сморщилось.

— Борис угощал. Гость. Когда уезжал домой — пейте, сказал. Американский арак... Водка такой, рыжий...

— Стоп, Сапаркулиев! Кто такой Борис?

Так, еще один неизвестный выплыл на свет. Вот тебе и безлюдные Каракумы... Рассказать о Борисе Сапар смог немногое, но сам факт экстренного отъезда гостя с метеостанции был, конечно же, любопытен. Наверняка от Шамары Антон услышит побольше.

— Значит, всю ночь ты проспал в своей юрте? — почти равнодушно спросил Антон.

— Спал, всю ночь спал, — закивал Сапар.

— А что тебя разбудило? — спросил Антон, имея ввиду утро. Он любил на всякий случай еще разок-другой пройтись но тропке разговора. Но, кажется, на этот раз невзначай угодил в десятку.

— Откуда знаешь? — так и взметнулся Сапар. Табурет упал. В черных глазах бился испуг.

— Я задаю вопросы. Я — следователь, ты это помни...

Жудягину еще неясно было, что именно он нащупал, но что-то здесь было.

— Расскажи, что тебя разбудило. Посреди ночи, — добавил он интуитивно. — Да-да, Сапар, ночью!

— Дурак Володька, зачем глупость сказал! — зло крикнул Сапар. — Никакой шум меня не будил! Спал я ночью, спал! Давай подписывать бумажку буду! Где подписывать? Давай!

Антон, естественно, не стал заносить в протокол ни свои догадки, ни «дурака-Володьку». Он молча подвинул к Сапару листы протокола, отчеркнул ногтем, где расписываться. Сердито бормоча под нос по-туркменски, Сапаркулиев вышел из комнаты.

«Володька... Длинноволосый юнец с кислой физиономией... Или нет, это тот складный парень — да, да, Владимир Шамара, — припомнил Антон. — А волосатик — Юрка, который утром спал. А Сапара, выходит, ночью что-то разбудило. Или кто-то. Об этом знает Володька: Не он ли и разбудил? Экспертиза говорит, что начальник станции погиб около полуночи...».

Жудягин высунулся в окно. Двор был пуст. Словно в напряженном ожидании беды спряталось все живое.

— Эй, Кульджанов! — крикнул Антон, и тотчас из юрты вынырнул лейтенант. На губах его белела полоска пены — видно, Кадыр угощался чалом.

— Слушаю, товарищ, следователь!

— Пускай зайдет Шамара.

На лице Кадыра отразилось недоумение.

— Володя... Радист, — пояснил Антон.

— Есть! — просветлел Кадыр. — Сейчас зову!..

8

Быстрые, по-армейски четкие движения: одной рукой придвинул табурет, сел не глядя, сильные руки — на колени. Пожалуйста, спрашивайте. Внимательные и спокойные серые глаза, в них — готовность помочь следствию, но без тени заискивания. Светло-русая прядь, свалившаяся на лоб, резким движением головы отброшена назад. Хорош Владимир Шамара, так уж хорош!.. Выдержки сколько, достоинства. Однако не слишком ли спокоен — не перебор ли? И не чересчур ли деловит: как-никак убит начальник, впору растеряться, голову потерять, а он — за работу, за метеосводки... О жене забыл спросить, надо же!

И снова — имя, фамилия... Малозначащие, формальные вопросы-ответы. Жудягин записывал их, перебирая в уме варианты начала разговора. На душевную откровенность рассчитывать не стоит: вон как подобрался, напрягся парень. Может, с ним пожестче, чтоб прочувствовал серьезность ситуации? Впрочем, он и без того... Нет, нужно спокойно, спокойней и суше...

— Что вы, Шамара, можете сообщить по поводу происшедшего сегодняшней ночью?

Радист мимолетно усмехнулся.

— Я уехал вечером, а вернулся утром. Знаю с чужих слов.

Стоило его сразу осадить, но Антон решил не натягивать вожжи, не сбиваться с официального, полубезразличного тона.

— Хорошо. Вас, предположим, на станции не было. Как же вы объясняете гибель Михальникова?

Ответ, казалось, лежал у Шамары на кончике языка.

— Самоубийство по пьянке. — Он тряхнул золотистой шевелюрой, глянул в глаза Жудягину и тотчас отвел взгляд. — Наш начальник был без пяти минут шизик, тридцать лет в Каракумах — не баран чихал... Пил, весь мир ненавидел — в общем, к тому шло. У нас, в песках, алкаши долго не живут. А он — вон сколько тянул!

— Не очень-то вы его жаловали, — заметил Антон.

— Да, его никто не любил. Терпеть не могли. Работал он кое-как, из-за него премии накрывались. А людей — нас то есть, ну и чабанов, шоферов, кто заглянет — он в грош не ставил. Презирал, что ли?.. Ни друзей, ни товарищей, ни родни — прямо бирюк.

— Считаете, что он был предрасположен к самоубийству?

Голос следователя бесцветен и вял. Уткнувшись большим носом в бумагу, он все строчил и строчил.

— Считаю. Я и раньше думал, что когда-нибудь он с собой кончит. Одному человеку не выжить в песках, нужен всегда еще кто-то. А он на этом кыре часами сидел, думы думал. Видать, и чокнулся. В последние дни он был угрюмый, после приезда Бориса...

Шамара говорил все увереннее. Вот уже и локоть на стол положил. «Это хорошо, — думал Жудягин, — пусть раскрепостится. Иначе не разговоришь — осторожен. И чуток...».

Антон перевел разговор на личность Бориса Князева и опять почерпнул немногое. Владимир Шамара почти ничего не знал о госте: ни о том, зачем тот приезжал к Михальникову, ни кто он такой и откуда. Зато он подробно описал внешность Князева и сообщил номер поезда и вагона, в котором тот уехал. Поездка на станцию обошлась Володе недешево: пришлось на обратном пути проторчать в песках из-за поломки. Километрах в восьми от метеостанции.