Серебро и сталь

— Дайте мне. — Она резко выхватила свиток и поморщилась от боли. Почерк был незнакомым. Буквы сначала плыли перед её взглядом, но потом ей всё-таки удалось сосредоточиться. Кристина сделала глубокий вдох и прочитала вслух:

«Твой отец мёртв, девчонка. Весь гарнизон Эори разбит, а замки вассалов захвачены. Если кто-то из них посмеет не присягнуть мне — пожалеет об этом. Тебе же лучше, если ты устроишь всё так, что твои вассалы подчинятся мне как их законному лорду. А тебя я жду в Эори — мои люди тебя сопроводят. Не пытайся сбежать или оказать сопротивление, иначе твоя голова украсит крепостную стену.

И помни, что за все свои поступки нужно отвечать.

Повисла тишина. Кристина заметила в глазах Натали слёзы, но самой ей плакать почему-то не хотелось. Разум категорически отказывался воспринимать те слова, что она только что прочитала. Наверняка это всё ложь. Он просто хочет её запугать. Но это внезапное нападение…

— Миледи, я понимаю, какой это удар, — осторожно начал Оскар, рука которого при этом всё ещё лежала на её предплечье, — но позвольте заметить, что оставаться здесь небезопасно.

Кристина услышала дрожь в его голосе — ему явно было не легче, чем ей.

— Вы, капитан, кажется, говорили, что это, возможно, не последнее нападение? — уточнила девушка странно холодным голосом.

— Признаться, поначалу я подумал, что это разбойники, прикрывающиеся гербом Карперов. Но после этого письма… Натали, успокойся и сделай уже бинты.

Служанка, продолжая лить слёзы, разорвала подол синего платья из тонкой материи и протянула ему.

— Я думаю, что письмо не врёт, миледи, — продолжил Оскар. — Карпер, видимо, не рассчитывал, что его план провалится и его людям не удастся вас захватить.

— В любом случае, в монастырь я не поеду. — Кристина приподнялась, чувствуя, что боль в руке становится всё сильнее. — Он знает, что я должна быть там, и может послать туда отряд. Капитан Эдит, у вас нет при себе карты? Мне интересно, где мы.

— Уже почти на границе, это я и без карты знаю. — Оскар попытался усмехнуться, но выглядела эта усмешка так, будто его лицо свело судорогой боли. — Если свернуть чуть западнее, съехав с тракта, то километрах в пятидесяти отсюда будет замок Вэйдов. Что вы задумали, миледи? — неожиданно встревоженным голосом спросил он вдруг.

— Мне кажется, я знаю, куда нам стоит поехать.

Натали её не понимала. Оскар, кажется, тоже. Но Кристина ничего не могла с собой поделать: последнее время она слишком многое пережила, чтобы предаваться горю так, как было принято у женщин. Она не могла рыдать навзрыд, рвать на себе волосы и раздирать лицо ногтями. Она горевала спокойно, с достоинством, позволяя себе переживать боль утраты только внутри и не подавая виду, насколько ей плохо. Снаружи же Кристина оставалась ледяной и стойкой. По крайней мере, ей казалось, что выглядит она именно так.

Теперь она не просто леди. Теперь она стала воительницей. Сама не зная как, девушка собиралась во что бы то ни стало отвоевать Нолд и спасти свою землю. Это её долг, её обязанность, её право. Карпер ведь ни за что не поступит по-человечески: он уже убил её отца и весь его гарнизон, и дальше будет только хуже.

Поэтому Кристина просто обязана вернуть свои земли, освободить своих вассалов и убить Карпера, а если не получится — хотя бы плюнуть ему в лицо. Ей было страшно думать об отце, с которым она даже не попрощалась толком, и осознавать то, что он, скорее всего, так и не простил её. И если до этого у неё была хоть какая-то надежда на прощение, то теперь…

Боль раздирала её на части.

— Я не очень понимаю, миледи, куда мы всё-таки направляемся? — прервала её мысли Натали. Они ехали уже несколько дней, неужели сложно догадаться…

— В Айсбург, к лорду Штейнбергу, — терпеливо пояснила девушка. Она почти не разговаривала со своими людьми, поэтому её голос прозвучал хрипло и почти беззвучно. Леди Коллинз откашлялась. — Больше мне некуда.

Это было правдой — в Нолде сейчас царят хаос и опасность, Шингстен стал врагом, и Бьёльн — её единственная надежда. Кристина очень надеялась, что ей там помогут. Из головы всё это время не выходил рассказ отца о его оруженосце, сейчас уже лорде Генрихе Штейнберге. Конечно, он не обязан ничего для неё делать, однако съездить в Айсбург всё равно стоит. Совет от человека, которому доверял лорд Джеймс, ей не помешает. А потом… Кристина плохо понимала, что нужно делать потом, но была уверена, что что-нибудь придумает.

Рана на руке вновь дала о себе знать. Кристина поморщилась и прижала её ладонью. Натали пару раз меняла ей повязку, окончательно разорвав платье, но это не особо помогало. Если на лезвии был яд — ей конец, хотя Кристина не слышала, чтоб в Шингстене оружие обрабатывали ядом. Карету они оставили: в ней больше не было надобности. Лошадей же пришлось вести с собой, но они не слишком мешали, даже наоборот.

Леди Коллинз не очень представляла, сколько ещё ехать до Айсбурга. Теперь они двигались куда быстрее, их вёл тракт, но всё-таки ощущение, что они направляются не в ту сторону, не покидало её мыслей. И сил соображать просто не было, девушка устала: она никогда не передвигалась на такие расстояния. В голове то и дело всплывал вид карты Драффарии, но все карты, которые видела Кристина на уроках географии, были такими маленькими, вряд ли на них фиксировали незначительные повороты, которые вполне могли завести не туда. Оскар уверял, что примерно знает дорогу, но это «примерно» не обнадёживало Кристину.

Ноги из-за долгого пребывания в седле натёрло так, что, возможно, на коже остались страшные мозоли. Волосы растрепались, а расчесать их не было ни времени, ни возможности. Всё тело болело и ныло. И, помимо всего прочего, у Кристины не было во рту ни крошки. Всю оставшуюся у неё еду она отдавала своим людям. Однако о голоде она не задумывалась, как и о физической боли. Раны и мозоли не тревожили её так, как разорванное сердце и абсолютная пустота в душе, которые сводили с ума.

Весь привычный мир Кристины рухнул за одно мгновение, и она даже не успела опомниться, как оказалась под обломками. Было больно и страшно, и с каждым днём сил держаться оставалось всё меньше и меньше. Ей казалось, что она вот-вот рухнет с коня, уткнётся лицом в землю и будет рыдать часами, днями, неделями… А потом уснёт — и уже никогда не проснётся.

Но нельзя позволять себе такого. Нельзя оставлять свою землю, своих людей, своих подданных. Они наверняка ждут её, надеются, что она вернётся и спасёт… Да вот только кто спасёт её?

Все мысли занимал вопрос: что же она скажет лорду Штейнбергу? За всё время пути ей так и не пришло в голову ничего дельного.

Один из последних дней их путешествия, где-то третий или четвёртый, был каким-то мутным, мрачным и душным. Всё в окружающей природе говорило о том, что вот-вот грянет гроза: небо заволокло угольно-чёрными тучами, кое-где поблескивали тонкие ниточки молний, и Кристина почти ничего перед собой не видела.

Пришлось ехать медленнее и осторожнее, хотя так было даже лучше: лошадей они почти загнали, ибо ехали быстро, надеясь за несколько дней преодолеть довольно большое расстояние.

— Оскар! — Кристина с трудом догнала его: её лошадь постоянно вязла в грязи да и вообще устала, равно как и сама наездница. — Может, переждём грозу? Просто я, кажется, не очень представляю, куда мы заехали, — смущённо добавила она.

— Не вижу смысла, миледи, — бросил Оскар. — До Айсбурга считанные километры. Я полагаю, мы уже на территории Камнегорского леса.

Кристина почувствовала прилив волнения.

— Что ж, в таком случае действительно не стоит, — согласилась она, поправляя капюшон плаща дрожащей рукой.

Казалось, что даже предстоящая война её так не пугала, как этот возможный разговор с лордом Штейнбергом. Ведь они с отцом не общались несколько лет… Может, он откажется принять её, предпочтёт запереться в своём безопасном замке и переждать бурю? Тогда Кристина попросту утопится в ближайшей реке, и плевать абсолютно на всё.