Роман межгорья

Он ничего не мог понять. Однако странно, почему о нем забыли? И что ему дальше делать? Он держал винтовку наготове и наблюдал. Дехкане подходили со стороны берега к горе и падали на землю, чтобы не попасть под нестройные и редкие выстрелы.

Саид наконец понял, что дехкане, бесспорно, его союзники, — ведь это их обстреливают басмачи.

— Аталяр! Уртакляр! — крикнул Саид, поднимая винтовку.

— А-а-а! — закричали ему в ответ с десяток голосов.

Толпа дехкан вдруг поднялась на ноги, некоторые приветствовали Мухтарова.

Радоваться ему или остерегаться какой-нибудь западни? Но что будет, то и будет.

Мухтаров по скале взбирался наверх, к дехканам. Вот они уже близко. Он уже видит их удивленные и вместе с тем почтительные лица. Он не может ошибиться. Да. Это союзники. Они пришли на праздник пуска гидростанции и озадачены — не понимают, что здесь происходит. Они еще и до сих пор предполагают, что это стреляет охрана станции, принимая их за злоумышленников.

Саид из-за скал уже мог различить сооружение станции, ее ворота, покрытые высохшим илом. И ни одного басмача. Он решил миновать кряж и пробраться к станционным строениям. В толпе дехкан нашлись желающие сопровождать его.

Пробираясь под укрытием скал к станции, Саид вместе с дехканами наткнулся на труп милиционера. Невдалеке лежали еще четыре человека с заткнутыми тряпьем ртами.

— Где начальник охраны? — спросил Саид у молодого русского милиционера, развязывая ему руки и вынимая тряпку изо рта.

— Басмачи застрелили его за то, что он не сказал, где находится замок от пулемета.

— Давайте сюда замок! — приказал Саид милиционерам.

Почти вся группа дехкан ползла на четвереньках по ущелью, следуя за Саидом и его помощниками. Чтобы добраться до станции, надо было пробежать около ста метров по открытой местности. Другого пути не было. На станции, в ее левой башне, находился пулемет.

Саид с милиционерами и толпа дехкан бросились бежать по открытой долине. И удивительно — совсем тихо. Ни одного выстрела.

Пока милиционеры готовили пулемет, Саид был уже возле дрезины и, укрываясь за ее корпусом, смог увидеть такую картину.

На ступеньках лежали двое. Один из них, с окровавленной головой, еще корчился от боли, задевая и другого, уже мертвого. Это были бек-баши, лежавший там, где его поразил первый выстрел, и раненый его помощник. Саид начал понимать, что же здесь произошло.

«Среди басмачей паника. Бек-баши был убит первой пулей…»

Саид почувствовал себя смелее. На участке головы канала не видно было ни одного басмача. Они отступили.

В туннеле узкоколейки кто-то застонал. В это время с башни гидростанции милиционеры застрочили из пулемета. Саид бросился в туннель и… чуть не упал от неожиданности.

В нише туннеля, держась за окровавленную ногу, сидел Семен Лодыженко.

XI

Вслед за Саидом Мациевский послал закрытую дрезину. Через двадцать две минуты она примчалась к месту происшествия. Вместе с доктором Храпковым и Синявиным в ней приехали шесть милиционеров из охраны конторы и заводов. Другие дрезины ехали с меньшей скоростью и прибыли уже тогда, когда забинтованный Лодыженко лежал в помещении станции и курил папиросу, которой угостил его Евгений Викторович. Милиция настигла басмачей возле Кзыл-су, разоружила девять человек, двоих пристрелила в реке, а остальные убежали в ущелья и там скрылись.

— Разве вы не слыхали, как я кричал? — спрашивал Синявин у Мухтарова. — Я же вам крикнул, когда он на ходу вскочил к вам в дрезину.

Саид припомнил этот крик. Да мог ли он в тот момент обращать внимание на крики?

Лодыженко с заметным удовольствием рассказывал о том, как он под задним сиденьем приехал с Саидом к басмачам, как по приказу бек-баши схватили Мухтарова и как трудно было ему, лежа на боку, целиться в главаря банды.

— Да, наган-батюшка в наших руках не подведет. С первого выстрела — наповал. Второй раз я выстрелил и пожалел. При наличии шести пуль надо стрелять без промаха… А если бы вы видели, какая паника поднялась после того, как свалился их бек-баши! Да еще и Саид выстрелил. Двое бросились ко мне. Но я уже был на ногах. Другого начальника я тоже поразил, хотя и неудачно. Он, уже падая, ранил и меня. Пришлось мне в упор выстрелить еще в одного и отступить в туннель… Басмачи, как овцы без барана, — кто куда. Даже оружие побросали.

Саид-Али подошел к раненому. Он взял его за обе руки и, к удивлению присутствующих, поочередно поцеловал их. Несколько успокоившись, он уже смог говорить.

— Спасибо! Жизни не пожалею…

— Саид! Все нормально! Жизнью своей не разбрасывайся, — успокаивал его раненый.

— Да, ты прав, Семен! Отныне мы не только друзья!.. Братья! — сказал Саид, сжимая руку Лодыженко так, что у того кости затрещали.

XII

Ровно в двенадцать часов гирло было наполнено водой. Пенилась вода, под ее напором скрипели ворота. Мациевский, посоветовавшись с Синявиным, приказал пустить воду в роторы гидростанции. Она забурлила и зашипела, будто на гигантской сковороде. Инженеры, техники стояли как завороженные, на их лицах отражались и радость и тревога.

Один за другим включили три генератора.

К гидростанции подходили люди. Из Намаджана прибыл отряд охраны во главе с Августом Штейном. Милиция передала ему задержанных басмачей. Попытка вражеской диверсии была сорвана, и пуск гидростанции вылился в большой праздник. Из массы дехкан появились ораторы. Возник стихийный митинг.

— Мухтарова-а! — крикнул кто-то из комсомольцев.

— Мухтарова! Саида-Али Мухтарова! — загремели многие голоса.

Саид чувствовал себя неловко перед представителями из центра. Он был как бы блудным сыном, и вдруг к нему проявлено такое внимание. Ходжа Алямов искренне был рад этому и советовал Саиду выступить перед народом, — ведь таково было желание собравшихся. Батулли своего мнения по этому поводу не высказал. Он старался показать, что считает ненужными всякие торжественные митинги, но его поведение свидетельствовало о далеко не безразличном отношении к тому, что творилось вокруг. Батулли говорил с раненым как-то мимоходом, а когда его отправляли в больницу, даже не вышел попрощаться. Главное, чем был увлечен председатель правительственной комиссии, — это своей феской и разговорами с дехканами. Он надевал феску на кулак, вертел ее на пальце и несколько раз рассказывал о приключениях, которые с ним случились, когда Кемаль-паша запретил носить ее в Константинополе, а он все-таки носил из протеста…

Саид-Али решился выступить. Недавняя стычка с басмачами, его легкомысленная поездка и неожиданный исход всей этой авантюры вызвали в Мухтарове желание действовать. Все что угодно делать, лишь бы не быть пассивным наблюдателем, слушая, как ревет и дрожит на полном ходу электростанция.

Из Майли-Сая сообщили о том, что текстильная фабрика получила ток и стала работать с нагрузкой. Это известие тотчас написали на плакате и вывесили его перед участниками митинга. Среди дехкан творилось что-то неописуемое. Они, может быть, не до конца представляли себе, что произошло, но, зараженные энтузиазмом, восхищенные точностью механизмов станции, бурным потоком воды в бьефе, преодолевая шум, требовали:

— Мухтарова-а!..

И ему захотелось говорить. Ведь он был послан сюда партией, во имя ее свыше трех лет вместе с этими дехканами, с рабочими недосыпал, частицы своей жизни вкладывая в строительство, и ни разу полным голосом не сказал об этом людям. Не сказал народу, с которым жил, трудился.

По магистральным линиям пошли первые трамвайные вагоны, получившие ток от гидростанции. Набитые людьми вагоны делали поворот на плотине гирла и, простояв минуту перед сооружением станции, двигались снова в горы, в Голодную степь, в Уч-Каргал за новыми массами празднично настроенного народа.

С песнями, с шумом высаживались студенты Среднеазиатского университета, которые только что прибыли на пуск заводов в Голодной степи. Саид, направляясь к трибуне, обратил внимание на эту молодежь и… сперва выбранил себя, но снова посмотрел на толпу, которая только что вырвалась разноцветной массой из вагона «магистральки». Если бы Мухтаров собственными глазами не увидел в этой толпе Юсупа-Ахмата Алиева, он решил бы, что сошел с ума. Если бы не слезы радости, которые текли по лицу Юсупа, Саид никогда не поверил бы в то, что увидел: рядом с Юсупом, среди веселой толпы студентов, в серенькой парандже, только без чиммат, шла его дочь Назира-хон.