Исповедь плохой подруги

— Ксюша, — сказала Адель, повернувшись ко мне и для виду нахмурившись. — Я не буду из-за тебя правила нарушать.

От таких слов я бы расхохоталась, не будь я так рассержена. На душе было горько от того, что я в который раз попалась на эту удочку.

— Как только сможешь развернуться — разворачивайся, — сказала я таким ровным тоном, что сама себе подивилась. — Пожалуйста.

— Может, не будешь торопиться и переждешь дождь у меня? По мокрым дорогам, знаешь ли, опасно ездить.

В следующий миг я поняла, что с размаху врезала кулаком по бардачку. Что-то звякнуло, что-то где-то отвалилось, а я не сказала ни слова и стала потирать кулак другой рукой. Оказывается, больно не только тому, кого бьешь, но и себе самому.

— Ксюш, блин! — сказала Адель. — Что с тобой? У тебя что, месячные?

— У меня сломана нога, отвратительное настроение и худшая в мире подруга! Все это по твоей вине, кстати!

Машина снова ускорилась, но затем Адель все же немного сбавила. Так летать по мокрым дорогам реально плохая идея.

— Знаешь, Ксюш, — сказала она. — Я пыталась вести себя хорошо и восстановить наши отношения, но с меня хватит, я так больше не могу. Ты сама в этом виновата.

От искренности и обиды, с которой были сказаны эти слова, я на несколько секунд потеряла дар речи.

— Замечательно! — закричала я. — Просто чудесно! Знаешь, я этого и добивалась, черт возьми! Отстань от меня! Перестань пытаться «наладить отношения», — перекривила я ее, сделав кавычки в воздухе. — Перестань! Просто отстань! Пожалуйста!

Машина вдруг резко затормозила. Хорошо, что у меня есть привычка пристегиваться, а то сейчас бы снова в больницу поехала — лоб зашивать.

Сначала я подумала, что Адель тормозит перед каким-то пешеходом-камикадзе, но затем я поняла, что она сделала это по собственному хотению.

— Вставай, — сказала она. — Прочь из моей машины! Вон!

С каждым словом громкость росла и на последнем у меня даже уши заложило. Честно говоря, я испугалась. При чем в равной степени как ее криков, так и перспективы топать под дождем с гипсом.

— У меня гипс, — сказала я Адель, будто до этого она не замечала его.

— Мне все равно, — отрезала она. — Убирайся.

Несколько секунд мы просто смотрели друг другу в глаза. А потом я подхватила свою сумку, повесила ее на плечо и открыла дверь.

Меня тут же оглушил шум дождя. Серое небо, смешалось с серой занавесью воды и все это переходило в серый асфальт. Я стала аккуратно выбираться. Конечно, я отчаялась не намочить гипс, так что теперь пыталась просто не поскользнуться, и не грохнуться.

— Ксюша! — орала мне вслед Адель. — Ты что делаешь⁈

Я с грохотом захлопнула дверь первого ряда и, опираясь о бок машины, попрыгала к двери второго ряда, так что до меня не долетели ее следующие слова.

— Я думала ты извинишься, и мы поедем! — услышала я, когда открыла дверь.

Я не стала на это отвечать, хотя очень хотелось. Извиниться! Ишь что удумала! Я заберу свои костыли и попрыгаю к остановке, потом закажу такси и поеду к себе домой! И больше в жизни с этой сукой ни одним словом не обмолвлюсь.

Правда, я пролетела с первым же пунктом. Один костыль я достала, а вот второй Адель схватила обеими руками и не желала мне отдавать. Я дергала его на себя, но все без толку — Адель крепко его держала, а я продолжала сражаться только одной рукой, потому что не могла отпустить второй костыль.

Ладно. Обойдусь и одним. Мне ведь можно никуда не идти, вызову такси прямо сюда, в чем проблема?

Я захлопнула дверь, мысленно попрощавшись со своим костылем и поблагодарив его за те чудесные полторы недели, что мы провели вместе. И за отдавленную подмышку. Вообще-то мы брали его в аптеке в аренду, то есть его надо было вернуть. Может, если я верну один и скажу, что второй поломался, не надо будет платить за него? А может, у Адель хватит совести привезти мне костыль или отдать его прямо сейчас.

Оказалось, что остановились мы на мосту, по пешеходной части которого мне так нравилось гулять в солнечные дни. На мосту вообще нельзя останавливаться. Это, получается, Адель нарушила правила, лишь бы я вышла? Надо же, какая негодяйка!

Теперь стало ясно, что не только небо и асфальт — серые, а и дальний ландшафт. Я находилась над рекой, и она не пестрила красками в дождливый день. Испещренная миллионами капель, она сливалась с небом с одной стороны, а с другой — с дорогой.

Я облокотилась на заборчик, который отделял пешеходную зону от проезжей части, и стала пытаться открыть приложение для вызова такси. Экран телефона уже давно закапала вода и он откликался лишь на каждое пятое мое движение. Я не успела даже локацию поставить, когда Адель приблизилась ко мне и выхватила телефон.

— Отдай! — закричала я.

— Лезь в машину.

— Нет!

— Да.

Я закачала головой так резво, словно хотела посушить волосы, которые уже насквозь промокли. Адель схватила меня за локоть и потянула к машине. Я вцепилась за заборчик и всеми силами старалась не разжать пальцами. Да если я сделаю это прямо сейчас, то упаду, — одна нога меня не выдержит.

— Ксюша, перестань вредничать!

Адель уже тоже злилась и этот факт окончательно вывел меня из себя.

— Пусти меня, ПУСТИ! — заорала я с такой мольбой в голосе, что будь это желание о том, чтобы засветило солнышко, то тучи бы вмиг разлезлись и открыли его.

Адель не спешила меня отпускать. Она сильнее сжала мой локоть и резче дернула на себя. Мне было больно. Наверняка на руке синяки останутся.

— Пожалуйста! — продолжала кричать я. — Пожалуйста, оставь меня в покое! Умоляю! Отпусти меня! Дай мне уйти от тебя! Ты — это худшее, что случилось со мной за последнее время… за всю жизнь! Перестань меня мучить. Уйди, уйди!

Я зарыдала, но заметно это было лишь по тому, как исказилось мое лицо, на котором дождь перемешался со слезами. Я их не вытирала — без толку.

Адель отшатнулась от меня, и я даже удивилась. Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами. Чтобы они не выражали, удивление, обиду, злость, презрение, все это были настоящие эмоции.

Она вдруг засунула руку себе под кофту, дернула около шеи и что-то достала в сжатом кулаке. Всего секунду я могла наблюдать этот предмет, а потом Адель с размаху запустила его в реку.

Это была половинка от наших парных подвесок, тех, которые кучу времени назад Адель украла для нас.

Я так плотно стиснула зубы, наблюдая за этим, что десна заболела. Адель уставилась на меня, словно мы играли в карты и теперь был мой черед ходить. Я не стала пасовать. Я оперлась о заборчик и, не глядя, сунула руку в боковой карман сумки. Моя часть кулончика, будто только и ждала этого момента — я моментально нащупала ее. Достав кулончик, я потрясла им перед носом Адель, а затем тоже швырнула его как можно дальше.

— Ладно, — сказала Адель. Теперь ее глаза сузились. — Ладно. Я ухожу. Я ухожу!! Только не звони мне больше. И не пиши! Ты для меня мертва. Пока. И всего тебе самого… худшего.

Адель в последний раз посмотрела мне в глаза, я заметила, как часто она дышит. Затем она резко развернулась, так, что даже волосы подлетели, хотя они были таким же мокрыми, как у меня. Адель обошла машину, села в нее и уехала, оставив после себя клубы дыма и звон в ушах от того, как громко взревел двигатель.

Я смотрела вслед ее машине, но очень скоро она скрылась за поворотом. Адель оставила меня одну посреди дороги, под дождем, с размокшим гипсом, накричав, обидев и пообещав больше никогда со мной не видеться.

И как же я была счастлива.

Эпилог

Тимур обнимал меня одной рукой. Это было бы мило и романтично, если бы не костыль, торчавший между нами.

— Давай, — сказал Тимур. — Клади.

Ну это он погорячился. Я могла только швырнуть. Наклоняться — непозволительная роскошь для меня сейчас.

Мы стояли между деревьев парка, позабытом Богом и городскими службами. Я решила, что это подходящее место, чтобы похоронить Чмоню.