Исповедь плохой подруги

Тимур усмехнулся и достал телефон. Он что-то там пощелкал, а потом протянул телефон так, чтобы я видела экран. На нем высветилась переписка Тимура и Адель. Тимур в сообщении кратко рассказал, что случилось. Адель отправила на это два смеющихся смайлика. Тимур написал, что он серьезно. Адель отправила три смеющихся смайлика.

Я ничего не ответила и просто отвела взгляд. На душе стало как-то некомфортно. Тимур забрал телефон, заметив, что я больше на него не смотрю.

— Ну? — сказал он. — Что на это скажешь?

— Она тебе не поверила, — тихо проговорила я.

— Она даже не проверила, вру я или нет! Скажи, тебе поступил хоть один звонок от нее? Хоть одно сообщение?

Я пожала плечами и Тимур, взяв с тумбочки телефон, швырнул его мне. Телефон попал по правой ноге и, хотя она была целой, я зашипела от боли. Наверное, там синяк.

— Прости, прости, прости! — затараторил Тимур. — Извини, я не…

— Все в порядке, — сказала я и взяла телефон.

Пропущенных вызовов нет. Я включила вай-фай. Дождавшись, пока прогрузится мессенджер, я обнаружила, что и сообщений новых тоже нет.

Я ничего не сказала, но Тимур и так все понял.

— Так я и думал, — сказал он.

— Ну, слушай, может, она реально занята и не может приехать, поэтому…

— Ксюша!

Тимур так громко меня назвал, что я дернулась. Хотя злился он не на меня, все-равно стало жутковато. Я еще не видела его таким рассерженным. Вероятно, он просто волнуется, но мне все равно было не по себе.

— Вспомни, что бывает, когда Адель плохо. Она заставляет всех вокруг суетиться вокруг, как будто случилась беда вселенского масштаба! Хотя, по сути, все ее проблемы решаются одним походом к косметологу. А ты, черт возьми, ногу сломала! Адель мало того, что не приехала, так еще и тупо не поверила в это!

Тимур замолчал. Я не смотрела на него, но могла слышать, как он тяжело дышит.

— Пожалуйста, — вдруг сказал он, заметно притихнув. — Думай в первую очередь о себе, ладно? И посмотри наконец-то правде в глаза: ты не нужна Адель. Как и она тебе.

Я часто заморгала и в какой-то момент обнаружила, что по щеке покатилась слеза.

— Не говори так, ладно?

Тимур хлопнул себя по коленям и поднялся, с шумом отодвинув стул. Затем он посмотрел на меня сверху вниз.

— Ксюш, — сказал Тимур с усталостью в голосе. — Тебе придется выбрать: либо она, либо я. Или, если тебе так больше по душе, либо она, либо ты сама.

Я резко подняла голову, чтобы посмотреть на него. Все тело сразу отозвалось болью. Особенно зона над левым виском.

— Не говори так, пожалуйста. Это жестоко.

Я говорила сквозь стиснутые зубы. Но не от злости, а от того, что старалась не заплакать. Неужели мне все же придется сделать этот выбор? Но я не хочу выбирать кого-то одного! Как я могу? Да, мы с Адель повздорили, но мы помиримся… Мы же друзья.

— Извини, если так, — сказал Тимур, наклоняясь ко мне. — Но тебе все же придется выбрать.

Затем он стиснул мою ладонь и поцеловал. Когда он отстранился, я не сдержалась и всхлипнула.

— Поверь, — сказал Тимур. — Тебе станет лучше, если порвешь с Адель.

Он провел рукой по моей голове. Было больно, но я этого не показывала. Если это наша последняя встреча, то не хотелось, чтобы она закончилась так быстро. Правда, я еще не знала, кого выберу… Зачем вообще эти сложности? Почему нельзя всем вместе жить дружно, как кот Леопольд завещал?

— Я позову медсестру, — сказал Тимур. — Тебе нужно сменить повязку.

Повязку? Я дотронулась до головы. Потом аккуратно нажала на то место, которое болело больше всего. Там было что-то мягкое, мокрое и мерзкое. Бинт и вата? Неужели рана такая серьезная? Надеюсь, из нее не вытекли мозги. Обидно будет, если все мои знания вытекут за две недели до защиты диплома.

Тимур ушел и вскоре пришла медсестра. Поздно я осознала, что он больше не вернется. По крайней мере в больницу. Ну почему он так позаботился обо мне? Если бы не этот случай, я бы не задумываясь выбрала Адель, думая, что Тимур не примет меня обратно. Теперь же я была уверена в том, что у него ко мне такие же сильные чувства, как и у меня к нему.

До вечера я успела еще поспать несколько часов. Потом медсестра принесла мне обед, проверила мой гипс и сказала, что у них нет причин держать меня еще сутки. К ночи гипс окончательно засохнет, меня проинструктируют, как теперь жить, и уже на следующее утро я смогу отправиться домой.

Когда у мамы закончилась смена, она пришла ко мне. Принесла кучу еды, как будто меня тут еще полгода обещали держать. Мне не хотелось есть, хотелось спать. Но те два часа, которые мама пробыла со мной, я с трудом старалась не заснуть. Я отвечала на вопросы мамы, но больше сама ее слушала. Она пыталась меня отвлечь, но, кажется, лучше бы ее саму кто-то развлек. Я не особо переживала, что теперь придется месяц, или сколько там, ходить в гипсе. Теперь-то у меня есть моральное право на то, чтобы отдыхать и ничего не делать. Кажется, это как раз то, что мне нужно. За последние несколько дней я так истощилась, что постель и сон были для меня лучшим времяпровождением. Зато мама нервничала знатно. Я пыталась ее успокоить, но не особо преуспела. Хотя вроде как домой она ушла несколько расслабившись. Увидела, что я жива и не стону от боли. А остальное можно пережить.

Когда я осталась сама с собой, то невольно стала думать об Адель. Почему она не поверила Тимуру? Потому что это Тимур? Или потому, что она думает, что со мной не может произойти что-то плохое? Ну, на первый вопрос я могу получить ответ. Для этого я взяла телефон, сфотографировала свой гипс и отправила Адель.

Ответ пришел минут через десять. Смеющиеся смайлики. Я глубоко вздохнула и отложила телефон, но вскоре мне пришло новое сообщение.

А: Вы с Тимуром меня разыгрываете? Даже если бы сегодня было первое апреля, все равно не смешно.

К: А я и не шучу.

Немного подумав, я написала адрес больницы и номер своей палаты. Затем я выключила вай-фай и отложила телефон, чтобы не слышать уведомлений. Что мне толку с ее сообщений? Я хотела, чтобы она пришла, а не чтобы посочувствовала и забыла.

Я продолжила лежать, глядя в потолок. Я то засыпала неспокойным сном, то просыпалась, когда из коридора доносились резкие и громкие звуки. Было неспокойно. Поглядывая на дверь, я все надеялась увидеть, как ко мне заходит Адель. Этого не случилось.

Когда в тридцать пятый раз за этот бесконечный день я попыталась заснуть, в дверь постучали. Я подскочила так резко, что нога и висок отдали приступами боли, которые не посещали меня уже пару часов. Она пришла! Я так и знала! Правда, теперь сделать выбор будет куда сложнее.

Я так широко улыбалась, что заболели щеки. Но когда дверь открылась и в комнату зашел посетитель, я была так удивлена, что не могла заставить себя ни улыбнуться, ни даже слова произнести.

— Привет, — сказала Вика, подходя к моей кровати.

Она осторожно села на стульчик и поставила на тумбочку какой-то пакет.

— Это тебе, — сказала она.

Я глянула на пакет. Сквозь целлофан просвечивала яркая кожица апельсинов. Ну прямо как в кино.

— Ты как?

Я перевела взгляд на Вику. Похоже, у меня язык отнялся от удивления, потому что я не могла ничего сказать.

— Голова болит?

Я кивнула, хотя голова не очень-то болела. Просто надо было как-то выразить, что я ее слышу и понимаю.

— Ладно, — сказала Вика. — Вижу, ты устала… Я пойду.

Она уже начала подниматься, как я схватила ее за руку, и сказала:

— Нет! Стой! Останься! Пожалуйста.

Вика резко опустилась.

— Я просто не ожидала увидеть тебя, — сказала я в попытках оправдаться.

— Да, мне стоило предупредить тебя.

Затем в палате повисла тишина. Вика! Как она узнала? Почему пришла?

— Так как ты себя чувствуешь? — сказала Вика, пока я была в силах только таращиться на нее.

— Нормально, — сказала я и, кивая на ногу, добавила: — Нога только сломалась.

Мне почему-то стало смешно, и Вика тоже улыбнулась.