Страница 2 из 41
— Нет, а что там? — Ри налила питьевую воду из большой бутыли в чайник и щёлкнула кнопкой.
— Ограбили. Полквартиры вынесли. А ей самой бошку проломили.
— Пипец! И чо, как она?
— Ну так… Жива, приходила ко мне, я ей кровь заговорила и в больницу отвела. Больше пока никаких новостей.
— Ты какой чай будешь? У меня ромашка есть, — тут Ри вспомнила мерзкий привкус зверобоя во рту, — зверобой, немного чабреца осталось.
— Ромашку давай. Я к тебе чего пришла-то… Васильчиковы сегодня утром уехали…
Засвистел чайник. Ри насыпала в заварочник ложку сухой ромашки, залила кипятком и оставила настаиваться. В груде хлама на столе нашла вторую чашку, кажется, чистую, поставила её перед гостьей.
— Уехали, значит…
— Да. Сказали, надоело под Дамокловым мечом жить. У них же там туман уже в двух кварталах плещется. Ну и они решили больше не тянуть.
Ри замерла перед старым буфетом, как полезла за остатками рафинада, так и замерла.
— Прям реально так близко?
— А то! Ты ж в центре живёшь, на нашу окраину и внимания не обращаешь. А у нас там жопа…
— Жопа… Но ты ж сюда не за этим пришла?
— Исессена. Васильчиковы мне ключи оставили. Сказали, можно забрать всё, что найду полезного. Пойдёшь со мной?
Ри наконец ожила, достала жестянку с рафинадом и выставила на стол и её.
— Даже и не знаю. Вот так вот, как стервятники…
— Так и знала, сейчас начнутся эти твои интеллигентские метания! — Нюсик картинно хлопнула себя по лбу. — Хочу ли я, могу ли я, говно ли я, магнолия…
— Ну неудобно же…
— Неудобно спать на потолке. Если мы сейчас туда не придём, туда прилетят настоящие стервятники. А дня через два всё накроет туманом, и будет вообще пофиг, кто тут и чего думал.
— Хорошо, даваай. Только сначала — чай.
Дому Васильчиковых, деревянному, с резными наличниками, крашеному в зелёный вагонной краской, было лет сто, не меньше. Он казался настолько крепким, что, наверно, простоял бы ещё столько же, но Ри, глядя на него, понимала, что счёт идёт даже не на дни, а на часы.
Слева от Васильчиковых смотрела в небо почерневшая печная труба. Обгоревшие стены рухнули под собственной тяжестью, по траве разлетелись осколки стёкол.
Ри совершенно неожиданно для себя присела перед развалинами на корточки и позвала:
— Кис-кис-кис!
Через мгновение по невидимым ступеням в том месте, где когда-то было крыльцо, спустился призрачный кот, большой и косматый. Едва лапы его коснулись земли, во все стороны брызнули серебристые искры.
— Ко-о-о-тик! Хороший мой! — Ри протянула руку, и кот ткнулся в неё лбом. Ладонь на несколько секунд онемела, но Ри даже не обратила на это внимание.
— Эй, мы вообще зачем сюда пришли? — крикнула Нюсик. Она уже стояла у Васильчиковых на крыльце и выставляла следящее заклинание.
— А вы кто такие будете? — раздался справа скрипучий голосок. Нюсик и Ри одновременно вздрогнули и обернулись на звук. На скамейке перед покосившимся домишком сидела старуха в коричневом пальто и платке.
— К Васильчиковым мы! — откликнулась Нюсик.
— Так уехали они с утра.
— Знаю, — Нюсик потрясла ключами. — Они разрешили.
Старуха пробормотала что-то неодобрительно-неразборчивое, но больше ничего спрашивать не стала. Ри поднялась на крыльцо. Одна доска противно хрустнула под ногой, Ри постаралась запомнить, какая.
Из кармана необъятной юбки Нюсик вытащила карандаш и маленькую тряпичную куклу, быстро нарисовала на её гладком полотняном лице глаза и рот и, шепнув что-то на ушко, усадила её на перила рядом с дверью.
Внутри дом ещё не успел измениться. Он ещё пах хозяевами, едой, приготовленной с утра, травами, которые сушились на кухне, мылом и — слабенько — умершими духами, которыми отгоняли моль в шкафу. Вещи были сдвинуты, одежда — разбросана по полу, но алый дулёвский сервиз в стеклянной горке был ещё нетронут, и стояла на своём высоком месте Хозяйка медной горы в оранжевом сарафане.
Пока Ри оглядывалась по сторонам, Нюсик взялась за дело: плюнула по четырём углам комнаты, шепнула что-то зеркалу и вытащила из комода первый ящик.
— Не стой, как хрен на именинах! Бери, что приглянется, и пойдём, пока стервятники не налетели.
Ри отправилась на кухню. Проверила пучки лекарственных трав, понюхала, решила, что внимания они не стоят, и переключилась на шкафы. Она быстро закидывала в рюкзак пакеты с крупой и макаронами, банки консервов, коробку с чаем, когда Нюсик окрикнула её:
— Над чем ты там, говоришь, работаешь?
— Амулет. От опьянения.
— От похмелья, что ли?..
— Да нет, именно от опьянения.
— И кому он только нужен…
— Я не спрашивала. Меньше знаешь — крепче спишь.
— И то правда. Я тут аптечку нашла. Может, пригодится чего?
— А зачем?
— Потом объясню.
Ри залезла в ящик со столовыми приборами, повертела в руках вилки-ложки, задвинула обратно. Опустилась на колени, вытащила с нижних полок все кастрюли — эмалированные, потёртые и облупившиеся, с миленькими цветочками на боку. Почему-то от этих цветочков ей захотелось плакать.
Она уже собиралась уходить с кухни, уже проверила, дотащит ли до дома рюкзак, как вдруг взгляд её упал на банку с водой, в которой стояла ложка. Старинная, почерневшая от времени, с вензелями на ручке. Ри вытащила её из воды, обтёрла об рукав и внимательно осмотрела. В положенном месте конечно же нашлось почти неразличимое клеймо. Ри удовлетворённо хмыкнула и сунула ложку в карман.
Больше ничего интересного здесь не осталось.
Она уже собралась пойти и помочь Нюсик в комнате, как в уши ей ударил надрывный визг: сработала куколка; а несколько секунд спустя раздался звон разбитого стекла — кто-то запустил в окно камнем.
Ри быстро закинула рюкзак за спину и бросилась к дверям. За спиной звучали тяжёлые шаги Нюсик.
— Соль? — спросила она у Ри.
— Соль.
— Значит так. Сейчас открываем дверь, на счёт три — кидаем и бежим.
Перед броском они успели заметить у крыльца трёх крепких парней в чёрном и в балаклавах, закрывающих лица. Потом заговорённая соль взорвалась в воздухе, Ри кинулась с лестницы, но застряла между досок прогнившей ступеньки. Один из парней — ему досталось меньше всего осколков и солёных крупинок — кинулся на неё, но Нюсик успела запустить в него чем-то большим и ярким. Ри дёрнулась, освободила ногу и побежала. За ней, громко и отчаянно матерясь, летела Нюсик.
Дом у Нюсик был сверху донизу завален всяким старьём. Советские трюмо, резные буфеты и комодики давили друг друга. На полочках, накрытых вязаными салфетками, теснились мутные бутылочки с гербами, вазы с известковым осадком на стенках и разнокалиберные статуэтки. По углам висели лоскутные куколки. Одна из них сверкнула на Ри глазами, но Нюсик прикрикнула на неё:
— Свои, не трожь!
Как она оказалась здесь, Ри не помнила. Кажется, они бежали, путая улицы, Ри несколько раз падала, и по голове ей ударял набитый крупой и консервами рюкзак, а Нюсик хватала её под мышки, встряхивала, поднимала и волокла дальше.
И вот теперь Ри сидела на шатком стуле, положив правую ногу на стол, а Нюсик наматывала на распухшую лодыжку красную шерстяную нитку.
— И как тебя только угораздило? Ты вообще под ноги не смотришь?
— Да я смотрела… Там доска треснула…
— Так, потерпи, сейчас будет больно! — Нюсик изо всех сил сдавила лодыжку Ри двумя руками и быстро прочитала заговор от растяжения. —… слово моё крепко! Так, пошевели ногой. Теперь болит?
— Есть немного. Не сильно.
— Это ничего, это остаточное. Завтра нитки снимешь, будешь как новенькая.
Ри опустила ногу, встала, опираясь на стол, постояла, прослушиваясь к ощущениям.
— Стоять вроде могу.
— До дома дойдёшь?
— Не знаю, наверно…
Нюсик посмотрела на резные часы, потом в окно.