Незримая

Тут я наконец осознал, что за чувство свербило у меня в душе. Так вот я о чём забыл!

Если Перволунник, тот самый Драгош Рюревский где-то здесь, то у него наверняка союз с этими островитянами. И этот Драгош наверняка уже знает, что я тоже на острове, вот чует моя псионическая задница.

— Скажи, Вячеслав, — второпях спросил я, — А чернолунники могут помогать островитянам ловить нас?

Ключевец некоторое время бежал, крепко задумавшись.

— Мы оба с тобой знаем, что у чернолунников есть магия, это не обычные безлунные, — нехотя сказал он, — Она до сих пор нам неизвестна, поэтому мы их и не трогаем. Если случится какой-то крупный катаклизм с Вертунами, то только Привратники смогут их обуздать. Именно поэтому командир так и хотел тебя отправить в Великолунию…

— Значит, могут, — усмехнулся я, — Ну, вот и ответ тебе, почему они так быстро нас нашли.

— Грёбаные чернолунники!

Сбоку, за частоколом молодых бамбуковых стволов, появилась отвесная гранитная скала, покрытая местами скользким зелёным мхом. Скала была высотой метров десять, но в обе стороны продолжалась, насколько хватало глаз. Скорее всего, это огромное плато, поднявшееся посреди леса.

— Да твою Пробоину, — выругался Вячеслав, который был уже заметно на взводе.

— Умный в гору не пойдёт, — сказал я.

Можно было бы попробовать использовать тонкие стволы деревьев, чтоб взобраться по скале, но лесная тишина принесла нам первые настораживающие звуки. Островитяне, которые нас преследовали, улюлюкали, как самые настоящие дикари.

Это было даже забавно, и в то же время зловеще…

Мне не хотелось стать ингредиентом для какого-нибудь костяного оберега, поэтому мы побежали вдоль скалы. Как назло, я чуял, что нам уже приходится делать крюк, и оставалось надеяться, что где-то в скале будет проход.

— Как же вы в своей Великолунии справляетесь с Вертунами, если они начинают расти? — спросил я, пока мы неслись вдоль высокого выступа.

— Чернолунники помогают, — буркнул Ключевец.

Больше я ничего не сказал. Да, Церковь Чёрной Луны неплохо устроилась — везде-то у неё связи.

Звуки погони слышались теперь не только сзади, но и где-то сверху. Будто за нами бежали и по вершине скалы.

— Может, попробовать снова заболтать их? — крикнул Вячеслав.

— А почему мы убили пятнадцать их сородичей, легенду придумаешь?

Я засмеялся, а Ключевец выругался.

— Нам приходится дружить с чернолунниками, — снова он попытался оправдаться, — Они дают нам знания!

— Знаешь, меня не волнует сейчас твоя Велико… — тут нас оборвал детский крик.

Мы замерли, одновременно повернув головы. Крик повторился… Мальчик или девочка, возраст ещё слишком маленький, чтобы различить. Но плач был до того пронзительным, что у меня сразу дрогнуло сердце.

— Да твою-то мать, — выругался мне вслед Ключевец, когда я на автомате рванул в ту сторону, — Это ловушка!

Я пробежался около десяти метров и затормозил, схватившись за ствол. Тяжело дыша, я обернулся — Вячеслав всё же двинулся за мной, но стоял позади, пригнувшись и оглядываясь по сторонам.

Да твою псину, я знаю, что это ловушка! Но как же тяжело было слушать детский крик и не реагировать. Я солдат Свободной Федерации, я же присягу давал… вот для этого, чтоб слабых защищать.

Ребёнок заплакал ещё…

Вот же звери, прямо сущие капиты! Стиснув зубы, я решил, что пусть это будет самой жуткой ловушкой, какая возможна, но я должен увидеть это сам. Иначе потом никогда себе не прощу.

— Да стой ты, — прошипел Ключевец.

Я снова обернулся, желая сказать ему, что совесть не позволяет… И это движение спасло мне жизнь.

Рассекая листья, откуда-то со стороны прилетела самая настоящая стрела, ветерком коснулась моего уха и воткнулась в ствол прямо рядом с моим большим пальцем.

Кувыркнувшись, я вскочил на ноги в паре метров, уперевшись спиной в ствол, и хотел было уже бежать, как вдруг…

О-о-о, нет, твою ж псину, ну каким я был идиотом. Зачем вот это всё? На хрена мне бежать-то?

Эти мысли пронеслись в голове, сметая тревоги и азарт, и оставляя следом за собой вселенскую тоску. Я выпрямился, сделал пару неуверенных шагов и, остановившись, просто прислонился плечом к скрипнувшему стволу. Уставившись в одну точку, я слушал, как моё сердце разрывается от пустоты, которую ничем нельзя заполнить.

Я пытался спасти Эвелину, и каждый раз у меня её уводили из-под носа. Все мои попытки были неудачны… И сейчас не получится.

Прости меня, Незримая. Эх-х-х.

— Зачем? — послышался чуть ли не плачущий голос Вячеслава, — Если всё без толку, то зачем это всё?

Я оглянулся на него. Тот вообще сидел на земле, белый, как мел, и смотрел на свои руки. В паре шагов позади него в стволе торчала ещё одна стрела.

Мне пришлось чуть ли не прищуриться от той ультратонкой псионики, которую она излучала. Стрела вибрировала мелкой, едва заметной дрожью, и звенела тончайшими эмоциями тоски и печали. Сопротивляться им было трудно.

Да и зачем? Нет смысла что-то делать, если нас поймали в эту ловушку. Смысл сопротивляться, если их слишком много?

А я уже вижу их…

Зрение плыло то ли от усталости, то ли от слёз, щипавших глаза. Неясными тенями среди стволов бамбука маячили, приближаясь, тени. Некоторые из них были цвета серо-жёлтой формы, которая довольно резко контрастировала с дикарскими косичками, а некоторые и вправду были голыми по пояс, увешанные бусами и гроздьями перьев.

У некоторых торчали из-за спины магострелы, а некоторые были вооружены луками. И вправду, дикари, только-только получившие в руки современное оружие.

Они приблизились. Их было всего пятеро. Смуглые, улыбаются желтоватыми зубами и таращатся безумными глазами, которые едва не лопаются от веселья.

Туземец, одетый в серо-жёлтую форму, подошёл ко мне и, грубо схватив за шею, приставил к моей груди магострел, больно нажимая штыком на рёбра. Скалясь, он наклонился в одну сторону, разглядывая меня, потом в другую, словно рассматривал товар на подиуме.

Он довольно похлопал меня по щеке, и его друзья вокруг загоготали. Они перебросились весёлыми фразами.

— Великолуния… — всхлипнув, сказал Вячеслав, который так и сидел на земле, сгорбившись от печали, — Мы же хотим равноправия… Мы не хотим крови…

На него оглянулись. Один из аборигенов подошёл и, смачно выругавшись, вогнал приклад Ключевцу в затылок.

Что-то сегодня Вячеславу не везёт. То тут его отключат, то там. Скорее бы уж и меня так отключили… А лучше покромсали бы на кусочки, чтобы я больше никогда не ощущал этой тоски.

Звенел бы я косточками на косичках этого главаря, или висел мой череп на груди, как у вон того страшилы, обвешанного перьями.

При взгляде на маленький беззубый череп я почти явственно услышал детский плач. И в этот момент что-то внутри меня сломалось…

Глухая ярость разом испарила тоску и печаль. Стрела, которая торчала в стволе рядом, вдруг треснула, а потом рассыпалась в щепки. Островитяне, удивившись, уставились на это.

Не помню, чтобы в моей жизни внутренний берсерк включался сам. Ему не нужна была команда «ярость пса» и даже не потребовалась пальцевая печать. А энергии огня во мне было ещё так мало, что превращение в «уголька» не получилось.

Эмоции резко ушли, и осталась только ледяная ярость, когда до меня дошло, что это высушенный череп ребёнка. Такого маленького, с едва успевшим зарасти родничком на макушке.

Какие-то неясные картинки пронеслись мимо меня, касаясь разума самым краем. Кто-то бежит, пытаясь спастись. Потом отчаянный крик женщины…

Она колдует. Держа одной рукой ребёнка, другой она призывает Жёлтую Луну и землю вокруг помочь. Но в следующий момент темнота изрыгает пулю ей в живот.

Но она живёт достаточно, чтобы запечатлеть смерть малыша от удара гнутым мачете. «Эти люди не имеют права жить», — эта последняя мысль охваченной горем женщины проносится в моей голове.

Да в Пробоину всю мораль. Я с тобой согласен, незнакомая островитянка. Чтобы разобраться с этими выродками, мне не нужен будет огонь.