Страница 1 из 16
Марина Иванова
Согласишься стать жертвой?
Снег. Здесь везде был снег. Много снега. Овальная поляна, притаившаяся между сосен, вся укрыта снегом, сосны, могучие, величавые, принарядились в тяжёлые снежные шапки, деревянный дом под ними, у самого края поляны, и банька чуть поодаль, буквально утонули в пушистом снегу, только дорожка от дома к бане была заботливо расчищена.
А над притихшим лесом висит пуховым мешком тяжелая снежная туча, вот-вот лопнет её натянутый край и повалятся снежные перья, стирая остатки красок, раскрашивая мир белым. Нежилое это место, нехорошее. Страшное даже. И тишина над лесом неестественная, неправильная, такая, что и прислушиваться станешь – не услышишь ни звука. Ни птиц, перекликающихся не слышно, ни зверья лесного. И ни следочка вокруг – куда не кинь взгляд, кругом лишь нетронутый и неестественный ослепительно-белый снег.
Человек стоит прямо посередине поляны, утопая в рыхлом снегу едва ли не по колено. Он настороженно прислушивается, окидывая зорким взглядом кромку леса. Никого. Ничего. Лишь тишь, такая, что вот-вот барабанные перепонки лопнут от глухой неестественной тишины. Здесь будто остановилась жизнь – ни зверья кругом, ни птиц, ни людей, деревья стоят притихшие, будто нарисованные, и только человек на поляне живой.
Опасность. Он ощущает её всем телом, чувствует, как под пушистой, меховой шапкой топорщится короткий ёжик волос, а по позвоночнику будто муравьи бегут, ранят кожу ледяными лапками, промораживают насквозь.
Опасность. Он боится шелохнуться, чем-то невольно выдать себя, своё присутствие в этом неживом мире, он почти не дышит, боясь нарушить тишину, ему кажется, даже стук сердца может поспособствовать началу чего-то страшного, тому, что вот-вот должно произойти. Сердце бухает в груди набатом, так громко в этой неестественной тишине, так невыносимо громко, зло, притаившееся где-то поблизости, не может не слышать его стук, не может не чувствовать пульсацию горячей крови, а главное, живое тепло в этом снежном холодном мире. А значит, вот-вот проявит себя, вот-вот покажется лихо, из-за сосны ли вынырнет, из-за избушки ли…
Человек поднимает голову, смотрит на снежную тучу, понимает, что ещё пара минут и на лес упадет метель. А он застрял тут, в снежной пелене, и как выбраться, понятия не имеет. Казалось бы, чего уж проще, просто взять и пойти, полсотни шагов, и ты уже возле дома, а там печь, тепло, там безопасно. Хотя, какая печь, дым-то из трубы не идёт! Дом тоже выглядит нежилым. Взять и пойти… Зайти в дом, растопить печь, пусть не сразу, но дом наполнится теплом, затрещат дрова в топке, заметается за дверцей рыжее пламя, запляшет по сухим поленьям, в комнате сразу станет уютно и безопасно… Но нет, нельзя, стоит шелохнуться, и мир придёт в движение, наверное… наверняка…
Гул под ногами он скорее почувствовал, нежели услышал. Гул нарастал, и человек не сразу понял, что он означает, а уж когда догадался, буквально вмёрз в снег не в силах пошевелится от ужаса. Там, под ногами явственно ощущается вибрация, что-то зарождается под толщей, что-то просится наружу, стонет, ворочается, одно стало ясно – это не просто поляна. Это озеро, надежно укрытое льдом.
А надёжно ли? Метрах в двадцати, в стороне вдруг с глухим стоном лопнула льдина, будто вытолкнутая кем-то огромным и невидимым наружу, встала ребром, замерла, разлетелось в разные стороны мелкое ледяное крошево. Треск льда оглушил, человек резко оглянулся на звук, увидел, что по льду зазмеилась трещина, снова треск, уже чуть дальше, и снова вздыбились толстые льдины, поднялись, ударились друг о друга, крошась и ломаясь, и замерли, а под ними заплескалась чёрная ледяная стынь…
Да разве ж бывает такое? На реке да, в ледоход, да и то по весне, но на озере-то! На озере, да посреди зимы, такого просто не может быть!
Однако происходило. Льдины охали, стонали, раскалываясь и крошась, мир наполнился звуками, грозными звуками, смертельными. А человек всё стоял, не в силах шелохнуться, смотрел, не имея возможности отвести взгляд, и понимал, что жить ему осталось всего ничего, может пару минут, а может и того меньше. Вот с оглушительным треском побежала по льду очередная трещина, дала излом, метнулась под ноги… Человек зажмурился и… проснулся.
– Эй, народ! – парень, вальяжно развалившись на диване, лениво качал ногой. – Что думаете, братцы-кролики, куда нам на каникулы махнуть? – лениво потянулся, взял со столика бутылку пива, отхлебнул.
– Да куда, Игоряш, – плюхнулась рядом девчонка с длинными чёрными волосами, закинула ногу на ногу, выхватила из пачки тонкую сигаретку, щелкнула зажигалкой, – Мы везде были… – протянула она капризно. – У самого мысли есть?
– Есть… Фу, Тинка, опять всё прокуришь… – он отобрал у девчонки сигарету, та надулась, но возражать не посмела. – Вот только сначала ваши мысли услышать хочу.
– Ну… – затянула Тина, выставив вперёд ладони и разглядывая маникюр, сделанный с утра. Кивнула, высоко оценив работу мастера, – Можно к морю, например, – и сама тут же наморщила носик. – Надоело.
Надоело. Действительно надоело. Эти детки объездили весь мир, сначала с родителями, теперь, достигнув совершеннолетия, путешествовали уже самостоятельно. Дорогие отели, бассейны, море, СПА – всё это действительно приелось и больше не вдохновляло.
– Вань, ты что скажешь? – Игорь тоже покосился на маникюр подруги. Вообще ничего особенного!
Из кресла поднялся парень чуть старше, задумался, пожал плечами. Он тоже где только не был, и, по-хорошему, ему никуда не хотелось. Полтора года прошло с тех пор, как погибла девчонка, которую он, казалось, любил всю жизнь. Безответно любил, и до сих пор никак в себя прийти не мог. Всё думал, случилось бы так, не отвергай она его, будь он рядом? Вряд ли, он бы не допустил, ни на минуту её одну не оставил. Но её больше нет, а друзья вот они, и надо что-то говорить, слушать, участвовать в разговоре, лишь бы не догадались они, не начали бы снова в душу лезть, там и без них мерзко.
– Ничего не скажу, Игорёк, куда все, туда и я, – с трудом отвлекшись от размышлений, высказался он.
– Фу… – снова протянула Тина, – Ваня, какой ты скучный.
– Ну уж какой есть, – огрызнулся парень, в очередной раз раздражаясь этой идиотской Кристининой манерой растягивать слова. – Так что за мысли, Игорь?
– Да вообще тема! Улёт! –оживился парень, – Короче, везде мы с вами были, а не были никогда в глухих Карельских лесах. Что такое Эко-туризм знаете? – и получив подтверждение в виде двух синхронных, но не очень уверенных кивков, продолжил, – Короче, братва, там в Карелии лес сплошной, озёра, места ну совершенно дикие, то что нужно для зачётного похода.
– То есть, – не дослушав, перебила Кристина, – Ты предлагаешь нам поехать в Карелию, отправиться на лыжах или на чём там… в леса, раскинуть палатки под соснами и сидеть там без удобств и цивилизации?
– Ну а что? Кристинка! Эта твоя цивилизация поперек горла уже! Тошнит от шезлонгов, пальм да от горных лыж. Что там нового? Коктейль новый бармен предложит? А тут… Вышел из домика по нужде, сунул попу в сугроб, и наслаждайся! Такое приключение, просто улёт! Короче… – он понизил голос до шёпота, хоть и знал, подслушать их здесь никто не мог, на чердаке, оборудованном под неплохую квартиру в стиле лофт богатыми папеньками, могли появиться только свои. – Помните, тот ритуал с жертвоприношением? Так для него там место идеальное найти можно.
Ребята, собравшиеся в этот вечер на чердаке, все жили в одном доме, все были знакомы с раннего детства, их компания насчитывала семь человек, но в этот вечер на чердаке их было всего трое. Но все семеро увлекались мистикой и эзотерикой, много читали, спорили до хрипоты, просматривая фильмы в данной тематике, правда, смешивали всё в одну кучу – мистику, ужастики, фэнтази, но обсуждали, спорили, доказывая что-то друг другу. И если их ровесники проводили почти все время в ночных клубах, эта компания предпочитала свой чердак. Родители несказанно были довольны этим фактом, тем более, что все детки прилежно учились, особо не доставляли беспокойств, а то, что картишками Таро балуются, да свечи жгут, так пусть, детки же… подумаешь, свечами постоянно пахнет на чердаке, да благовониями разными, главное не пьют, не колются, а пиво… да что там пиво, его тоже всего ничего, во всяком случае пьяными домой дети ни разу не приходили.