Страница 22 из 29
На самом деле Город художников интересовал Аленочкина совсем по другой причине. И об этой причине он своему другу Майскому ничего не сказал. Друзей вообще лучше не посвящать в дела, имеющие отношение к бизнесу. Это всегда заканчивается одинаково плохо. На всякий случай Аленочкин попросил в сопровождающие биолога. В конце концов, ему могли понадобиться консультации. Ведь он никогда в жизни не видел, как выглядят шоколадные деревья. А уж отличить на глаз новый сорт какао от уже известных он тем более не мог.
Для того чтобы застраховать себя от всяких случайностей, Аленочкин попросил Майского никому не говорить, что он принимает личное участие в экспедиции. И вообще о том, что он улетел в Мексику. Майский про себя удивился, но, конечно, пообещал.
С внутренними авиалиниями в Мексике было плоховато, и Аленочкину пришлось смириться с необходимостью тащиться через всю страну на колесах. Как ему сказали – обычное дело. Надеясь сохранить инкогнито, он отказался от туристических автобусов и решил ехать местным рейсом. Плодами своей осторожности он наслаждался уже десять часов кряду. Антикварный автобус, в котором оказался бизнесмен, по уровню комфорта находился где-то между крестьянской телегой и фургоном покорителей Дикого Запада. Жесткие сиденья на каждом ухабе норовили выкинуть ни в чем не повинных пассажиров, стекла отчаянно дребезжали, салон заполняла удушающая смесь дорожной пыли и тяжелого бензинового запаха.
Давно отвыкший от бытовых неудобств, бизнесмен пребывал в скверном настроении. Мексиканцы же, напротив, чувствовали себя превосходно, весело гомонили и смеялись. Темпераментное южное солнце припекало, все цвета вокруг казались нереально яркими, но у Аленочкина уже не было сил любоваться красотой окружающего мира. Прислонившись затылком к оконному стеклу, он закрыл глаза и вскоре задремал. Его спутники – молодой переводчик Паша Бочкин и биолог Семен Железякин – нашли себе занятия по интересам. Железякин с неподдельным интересом разглядывал пейзажи за пыльным автобусным окном, а Бочкин налаживал контакт с местными жителями.
В автобусе находились еще несколько европейских туристов, которых по какой-то нелепой случайности занесло в мексиканскую глушь. Они возбужденно переговаривались, размахивали камерами и фотографировали все подряд.
Когда Бочкину и Железякину предложили отправиться в Мексику в качестве сопровождающих Аленочкина, оба не раздумывая согласились. У начинающего переводчика было вполне естественное желание пообщаться с носителями испанского языка, на котором он специализировался. Ботаник Железякин еще ни разу не покидал пределов родной страны, тропические растения знал по справочникам и лабораторным образцам и теперь жадно впитывал новые впечатления.
Еще в самолете Аленочкина стало беспокоить поведение Бочкина. Он опасался, что прыткий молодой человек станет жертвой собственной неуемной общительности. И не ошибся. Разговор Паши с пассажирами-мексиканцами становился все оживленней, к нему стали присоединяться новые участники. Минут через пять спорящие объединились и, перекрикивая друг друга, стали что-то горячо втолковывать Бочкину. Еще через несколько минут беседа велась уже на повышенных тонах.
Напрямую не участвовавшие в дискуссии мексиканцы поддерживали своих сограждан одобрительными выкриками. Обеспокоенный нарастающим шумом и не понимающий ни единого слова по-испански, Железякин, воспользовавшись короткой паузой, нервно спросил:
– Паша, все в порядке? Почему они на тебя кричат?
– Все в норме, – улыбнулся тот. – Политику обсуждаем. Тут так принято, не обращай внимания.
Но едва только успокоившийся Железякин захотел воспользоваться советом, как разразилась буря. Высокий человек, сидевший через проход от спорщиков, поднялся с места и окинул переводчика высокомерным взглядом.
– Ты! – воскликнул он и махнул рукой в сторону Паши. – Что ты о себе возомнил? – Он был похож на индейца, как их изображают в учебниках истории, и говорил по-испански со странным акцентом. Бочкин, с удивлением рассматривая странного индейца, подумал, что, вероятно, перед ним самый настоящий потомок майя. Или инков.
– Чертов гринго, думаешь, ты можешь вот так запросто разговаривать с нами? Какое право ты имеешь рассуждать о нашей стране, проклятый поработитель! – вещал индеец с величественным видом.
– Я не гринго, – начал оправдываться Паша.
– Ты мне не рассказывай! – перебил индеец. – Я вас, собак, нюхом чую!
– Гринго, – загомонили мексиканцы, которые, обретя вожака, вмиг утратили былое дружелюбие. – Мерзкие северяне!
– А что это твой дружок там отмалчивается?! – возопил индеец, ткнув пальцем в плечо Железякина. Тот вздрогнул и повернул голову.
– Что вы в меня тыкаете, гражданин? – сказал он по-русски, вложив в эту фразу все свое негодование. Индеец не понял смысла, но звучание иностранного языка привело его в ярость.
– Вот о чем я говорил! Железная пята глобализации вытаптывает нашу многострадальную землю! – Речь аборигена удивительно смахивала на предвыборные дебаты.
– Мы-то здесь при чем? – взвился Паша, но индеец величественным жестом отмахнулся от него.
– Прихвостни мирового империализма! Мы не сдадимся! Да здравствует Мексика!
– Ура! – взорвался криками автобус.
Тут индеец-популист гордо вскинул к грязному потолку автобуса горбоносое лицо, закрыл глаза и затянул:
– «Мексиканос, аль грито де герра, эль асеро апреста и эль бридон!»
Пел он медленно, с чувством. Аудитория тихо и восторженно подвывала, преданно глядя на поющего.
– Что это? – спросил шепотом Железякин. – Что он поет?
– «Мексиканцы, на рев войны сталь готовьте, коня, и в путь…» Ничего не понимаю, – тревожно отозвался Бочкин. – Хотя… Мотивчик знакомый. Сейчас, сейчас… Вспомнил! Это же гимн.
– Может, встать надо? – испуганно поинтересовался биолог. – А то еще бить начнут.
– И правильно сделают! – подал голос проснувшийся от пения Аленочкин. – Паша, я тебя, кажется, просил не устраивать нам проблем. Вот что он делает?
– Поет государственный гимн, – понуро ответил переводчик.
– Чем нам это грозит?
– В лучшем случае выкинут из автобуса, – сообщил Паша.
– Ну а в худшем? Учитывая, что певун этот все время в нас рукой тычет.
– Могут убить. И снять скальп.
– Дикость какая, – поморщился Аленочкин, – зачем им скальпы? Тем более Железякина. У него разве что со спины…
Практически лысый Железякин, невзирая на трагичность ситуации, негодующе глянул на генерального спонсора экспедиции, но огрызнуться не посмел.
– А чего вдруг они так возбудились? – спросил Аленочкин.
– Гринго мы, – ответил Паша.
– Кто?
– Гринго – белые, бледнолицые…
– Да? Пусть на себя посмотрят – по цвету как копченые куры. Что нам по этому поводу – гимн России им спеть?
– Интересно, что они станут делать, когда допоют? – задал вопрос по существу Железякин.
В этот момент индеец закончил петь первый куплет и сделал паузу, чтобы перевести дух.
– Так, парни. – Аленочкин понял, что надо действовать решительно. – Надо мириться с аборигенами. Причем быстро, нам тут еще жить и работать. Что бы такое сделать, чтобы этому Чингачгуку понравиться?
Потомок древнего и гордого народа тем временем затянул следующий куплет, грозно поглядывая в сторону совещавшихся чужеземцев.
– Может, денег ему предложить? – робко высказался Железякин.
– Нет, этот идейный, только разозлится. Скажет – глобалистические гринго скупают их бессмертные души. Лучше бы напоить, только водки нет, – возразил виновник торжества Паша.
И оба грустно посмотрели на Аленочкина. Он вгляделся в их полные тоски глаза и вдруг радостно заявил:
– Будем петь! Ты, Паш, хоть несколько слов знаешь?
– По-испански?
– Нет, блин, по-румынски. Слова этого гимна, естественно. Покажем, что мы друзья, споем вместе. На всяких мероприятиях это очень сближает.
Паша, чувствуя свою вину и ответственность за происходящее, не дожидаясь приглашения, сорвался с места и, спотыкаясь о ноги других пассажиров, пробрался вплотную к самозабвенно поющему индейцу. Срывающимся голосом Бочкин заголосил: