Страница 17 из 24
– Значит, ко всему, что ты назвала «добрыми помыслами», я добавлю пару отгулов. Используй их для отдыха и сходи к врачу. Потеря сознания не самый хороший знак.
Я готова расхохотаться от абсурдности всей ситуации. У него биполярка? Или, может, у меня? Потому что я отказываю верить, что все происходящее реально. Не после нашей «милой» перепалки в коридоре.
– Извини, – прочищаю пересохшее горло, – но я завтра явлюсь на работу, как и полагается.
– Это не обсуждается.
– Согласна, поэтому прекрати.
– Если я завтра увижу твою задницу в офисе, этот день станет твоим последним рабочим днем.
Я замираю, сердце быстро колотится в груди.
– Чего ты добиваешься? – выходит сипло. – Ты вроде бы и так за несколько дней превратил мою жизнь в ад. Что тебе нужно еще? – Перебираю пальцами упаковки таблеток, лишь бы не смотреть на него. – Может, будет проще сразу уволить меня? Или ты планируешь сделать это более унизительным образом?
Знаю, я сама все усложняю, но мне нужен этот разговор, я словно испытываю гребаную удушающую потребность. В конце концов, должны же мы когда-нибудь поговорить? Сейчас, видимо, самое время. Моя неоправданная смелость – все, что мне сейчас нужно.
– Ответь мне на один вопрос. – Мой бесцветный голос нарушает тишину, а потом я открываю кран и позволяю звуку льющейся воды заполнить паузу.
Быстро закидываю в рот две таблетки и запиваю их. Умываю лицо прохладной водой, а после, смахнув ладонью стекающие по коже капли, поворачиваюсь к Айдарову, который напряженно наблюдает за мной.
– Только правду, – добавляю почти шепотом.
– Я не имею привычки врать, Алевтина. – Его глубокий низкий голос снова дестабилизирует меня, буквально оседая внизу моего живота. И я ненавижу это.
Взволнованно облизываю губы, все еще не считая свою затею удачной. Поэтому следующие слова говорю практически бесцветным тоном:
– Ты до сих пор живешь прошлым?
Молчит, уставившись на меня своим привычно высокомерным взглядом, разве что сейчас немного усталым.
– Я уже говорил тебе, что не все вертится вокруг тебя.
Боже! Как же я хочу сорвать с него чертову маску отчужденности.
– В последнее время все как раз таки вертится вокруг меня, тебе так не кажется?
Жар охватывает первую ступеньку моего терпения. Но я должна быть благодарна тому, что он стоит на приличном расстоянии, позволяя мне дышать еще чем-то, помимо него.
– Нет.
Пренебрегая своими эмоциями, я выпаливаю на одном дыхании:
– Это не ответ!
Он поднимает бровь, еще больше нервируя меня пристальным взглядом.
– Я оправдаю твое истеричное поведение последствиями аварии.
Я едва ли не рычу, взбешённая… чем? Да всем! В первую очередь тем, что он стоит здесь, в этом своем великолепном костюме, с запахом из прошлого и волосами, которые я все еще хочу пропустить сквозь свои пальцы. Но среди всего этого на мужской шее, словно древний талисман, висит его презрение ко мне. И я необдуманно пытаюсь сорвать его, когда шагаю вперед и бросаю небрежным тоном:
– Зачем ты вернулся?
– Тебе не стоило отказываться от госпитализации.
– А тебе возвращаться в мою жизнь.
Уперев руки в бока, я останавливаюсь в метре от самого Сатаны, выдерживая на себе его взгляд и провокационную ухмылку.
– Что мне сделать, чтобы ты оставил меня в покое? Думаешь, мне было легко?
Черты его лица ожесточаются, а в глазах собираются мрачные тени.
– Я ничего не думаю. И не живу прошлым. И уж тем более не преследую тебя, как ты успела вообразить в своих девичьих мечтах, Чудакова. Тебе напомнить, кто протаранил мою машину и почему я был вынужден оказать тебе помощь? Меня бы не было здесь, если бы не твой упоротый дружок.
– Он не упоротый!
– Ты хоть отдаешь себе отчет, что встречаешься с гребаным наркоманом? Что, блядь, в твоей голове?
– Ты не можешь знать наверняка. Нельзя так голословно обвинять человека в подобном!
– Я смотрел в глаза этому ушлепку, этого мне достаточно.
Я закусываю губу, чувствуя себя загнанной в тупик.
А потом резко разворачиваюсь и шагаю к чайнику, чтобы выключить его, затем поднимаюсь на носочки и тянусь за чаем, как вдруг все перед глазами начинает плыть… Я пытаюсь зацепиться за что-нибудь, но чувствую, как темнота сгущается, тело тяжелеет и меня тянет назад.
Я уже готова к неизбежному удару, только вместо этого мое тело становится невесомым, и мне требуется мгновение, чтобы понять: боль, которую я ожидала почувствовать, разительно отличается от того, что я ощущаю сейчас, когда моя спина соприкасается с чем-то теплым и твердым. А затем происходит то, что напрочь сбивает мое дыхание. Проклятый древесный аромат вновь окутывает мои легкие, а горячая ладонь, оказавшаяся под рубашкой, царапает мой подрагивающий от частых вздохов живот. С трудом я улавливаю утробный звук, вибрирующий по моей коже, а затем меня буквально придавливают к мужской груди. Так крепко, что кажется, еще секунда – и он сломает мне ребра.
Зажмуриваюсь и пытаюсь абстрагироваться от ощущений, расползающихся по коже колючими волнами. Я тяжело дышу. Он тоже. Чувствую, как порывы его дыхания врезаются в мой затылок, а сердце, долбящееся в мужской груди, грозит оставить синяки на моей спине.
Как и его ладонь выжигает свой след на моем животе.
Я серьезно: если он сейчас не отпустит меня, моя кожа задымится.
– Какое из слов в фразе «иди в кровать» тебе непонятно? – Его голос понижается до грохота.
Мои губы дрожат, и ответить не получается.
– И больше не смей поднимать тему, которая сгнила в прошлом. Уяснила?!
С этими словами Айдаров усаживает меня на одну из столешниц, переводит дыхание и, небрежно закатав рукава рубашки, принимается заваривать чай…
М-да, кажется, у меня начинаются галлюцинации.
***
Внезапно громкий звук разбивает тишину, а прозвучавшие следом маты окончательно вырывают меня из сна. С третьей попытки я распахиваю глаза и пытаюсь найти источник, который и стал причиной моего пробуждения.
Только для начала мне требуется пара секунд, чтобы принять один факт: я, укутанная в плед, лежу на диване в гостиной. Хочется задаться вопросом: «Какого черта?». А потом я с ужасом вспоминаю, как это случилось.
Однако я не уверена, что именно приводит меня в смятение: то, что я провела со своим боссом рекордное время наедине, или то, что не помню, как уснула рядом с ним. А может, мысль, что меня укутал пледом, предварительно напоив чаем, сам Сатана.
Хмурюсь, зависая еще на минуту в каком-то странном чувстве, а затем растерянно присаживаюсь и снова пытаюсь восстановить хронологию вчерашних событий, правда, этим лишь пробуждаю головную боль. Но все же вспоминаю. Кусками. Которые мне тут же хочется вырвать из своей памяти.
– Черт, я тебя разбудил, прости… – обеспокоенный голос брата слышится ближе, вынуждая меня повернуться в его сторону. – Не хотел мешать тебе спать. Как ты себя чувствуешь? – Я озадаченно моргаю, придерживаясь одной рукой за спинку дивана и в то же время наблюдая за Пашей, который впивается в меня широко распахнутыми глазами. – Блядь, если еще раз увижу тебя с Завгородним, – едва ли не рычит брат, начиная мерить комнату шагами, – тот день, черт возьми, станет для него последним! – Мои глаза округляются, но Паша продолжает: – Даже не начинай. Его я уже предупредил! Уверен, рисковать челюстью этот кретин не захочет. А ты, – тычет пальцем, – не делай так, чтобы у меня появились проблемы. Потому что я, блядь, исполню каждое гребаное обещание!
– Паш… – Я замолкаю и жмурюсь, когда ощущаю дискомфорт в пересохшем горле.
– Ничего не говори. – Он пользуется заминкой и продолжает строгим тоном, как и полагается старшему брату: – Сейчас решу пару вопросов по работе, у тебя как раз будет время на завтрак, а после отвезу тебя в больницу. Хаким рассказал, что ты теряла сознание. – Он останавливается и, уперев руки в бока, кидает предъявы: – Какого черта ты отказалась от госпитализации?!