Проездом

VIII

Визитов доктора Вадим Петрович дожидался с удовольствием.

Вот и сегодня, когда Вера Ивановна ушла, по его поручению, на Кузнецкий – купить книгу у Готье и еще чего-то у Швабе, – он приветливо поздоровался с Павлом Степановичем Яхонтовым.

– Добропорядочно ведете себя, – говорил доктор, присаживаясь на край кушетки, – добропорядочно. Если так пойдет – через неделю на выписку можете.

– А морозы? – спросил Стягин и указал движением головы на окно.

– Морозы? Ничего! В карете будете ездить.

– Да, по Москве… А если понадобится отправляться в деревню?

– Увидим, увидим!.. Больших морозов еще не будет, бог даст!.. А пока надо о ближайшем думать, вперед труса не праздновать. Теперь за вами образцовый уход… Барышня-то у вас, Вера-то Ивановна – золото… Приятель ваш чистое вам благодеяние оказал.

– Вы ее знали и прежде? – спросил с интересом Стягин.

– Как же… через Лебедянцева. Особа достойнейшая. Вся семья ею держится… Мать почти слепая. Сестренка в гимназии, брат – студент. Вот она при вас почти целый день, а успевает еще урок дать и по ночам работает.

– И как свежа!

– Хотя питание, наверное, было всегда плохое… Крепыш!.. Выносливая, героическая натура… Хорошего бы мужа… Всякого осчастливит. Да нынешние молодые люди на женитьбу туги.

– Она уж не очень юна? – тоном вопроса выговорил Стягин.

– Лет двадцать семь-восемь – не меньше.

– А-а, – протянул Стягин, и ему стало почему-то приятно, что Вере Ивановне под тридцать, при такой свежести, красивом, молодом лице и видном стане.

Ему захотелось даже успокоить доктора насчет того, как Вера Ивановна теперь питается у него. Он оставлял ее и обедать. Левонтий нашел старика-повара, ходившего к нему в богадельню, умеющего отлично готовить для больных; но Вера Ивановна получала полный обед.

– Да, редкая девушка! – выговорил доктор и погладил себя по крутому лбу.

В первый раз Стягину так легко было вести разговор с москвичом, испытывать на себе его добродушие и славянскую мягкость и сочувственно думать о женщине, которая так умело и приятно ходит за ним.

Как раз в эту минуту тихо отворилась дверь, и в комнату вошла Федюкова.

– А! Вера Ивановна! – шумно встретил ее доктор, встал и крепко потряс ее руку.

И Стягин протянул было ей свою, но она сказала ему:

– Я с холоду, Вадим Петрович.

– Откуда бог несет? Из дому? – спросил доктор.

– Нет, я ездила на Кузнецкий, а оттуда завернула на минуту к Лебедянцевым…

Лицо Веры Ивановны затуманилось. Стягин это тотчас же заметил:

– Почему он пропал? Глаз не кажет?

На этот возглас Стягина Федюкова, обращаясь больше к доктору, потише выговорила:

– У них опять большая беда…

– Что такое? – вскричал Стягин. – Отчего же он мне не даст знать?.. Вот чудак!..

– С Марьей Захаровной неладно? – уверенно спросил доктор.

– Да, Павел Степанович… припадки сильнее прежних, и так неожиданно.

– Кто же позван?

– Я не знаю, как его фамилия.

– Большая ирритация, значит?

– Большая… Я послала сестру Соню к ним… При детях бонна такая неумелая. Дмитрий Семеныч не знает, как ему и разорваться.

– И мне ничего не дал знать! – вырвалось у Стягина, и он завозился на кушетке.

Ему стало досадно на приятеля за такую скрытность и как бы немного совестно перед Федюковой за то, что он ничего не знает про беду, случившуюся с Лебедянцевым.

– Вы не заедете ли, Павел Степанович? – тоном полувопроса выговорила Федюкова.

Стягин глядел на ее немного побледневшее лицо и на выражение больших глаз. Она сдерживала волнение. И вид ее душевного расстройства трогал его.

– Как же, как же, – зачастил доктор, – сейчас поеду. Если пригласили Коровина – она в хороших руках.

– Кажется, я не знаю наверное.

– Пожалуйста, доктор, – остановил его Стягин, – скажите Лебедянцеву, чтобы он дал мне знать, что у него, и завернул бы, когда можно будет.

– Ладно, ладно… А вы – молодцом! Никакими новыми лекарствами пичкать вас не следует… Наружные средства только… Завтра я не буду. Никакого осложнения не предвидится. Только лежите посмирнее и не сердитесь на то, что попали в ловушку!..

Веселый смех доктора разнесся по комнате.

Его проводила в переднюю Федюкова, там о чем-то тихо поговорила с ним и тотчас же вернулась.

Любопытство Стягина было возбуждено, – именно любопытство, а не сердечное участие к приятелю. Он продолжал досадовать на Лебедянцева, и ему как бы неприятно сделалось от того, что Федюкова с таким расстроенным лицом говорит о беде, постигшей его приятеля.

– Что такое у Дмитрия Семеныча? – спросил он, как только Федюкова показалась в дверях.

Она не сразу ответила, села у стола и тихо опустила руки по коленам.

– Вы разве совсем не знаете Марью Захаровну?

– Жену Лебедянцева?

– Да.

– Видел… очень мало…

– Давно?

– Не помню, в один из моих приездов в Москву, лет больше пяти тому назад… Он только что женился тогда…

Вспомнилась ему, когда он говорил эти слова, тесная квартира Лебедянцева где-то на Садовой. Жена показалась ему "кухаркой", он нашел, что у нее ужасный тон и что жениться на такой некрасивой и скучной женщине – совершенная нелепость. Потом он никогда о ней не думал и в редких письмах к приятелю ни разу не передавал ей даже поклона.

– Это – превосходная женщина! – начала Федюкова и оправила рукой волосы жестом, который Стягин находил очень красивым.

– Очень уж, кажется, незанимательна.

– На чей взгляд, Вадим Петрович. Чудесной души и верный товарищ мужа… Ведь у них четверо детей!

– Зачем столько?.. Разводить нищих!..

Федюкова поглядела на него с недоумением, и взгляд ее серых, вдумчивых глаз смутил его.

– Вы возмутились тем, что я сказал? – спросил он с усмешкой.

– Как же быть? – выговорила она.

Эта фраза звучала странно в устах девицы, но Вера Ивановна выговорила ее спокойно и целомудренно.

– Положим! – поспешил он оговориться. – Так что же с ней? Какие припадки?

– Когда она… в таком положении, – и это Федюкова выговорила совершенно просто, – на нее находит психопатическое состояние.