Лиловый рассвет

– Если у меня будет сын, назови его Ян.

– Господи, Макс, ты говоришь так, как будто улетаешь навсегда!

Этот сон не давал ему покоя. Неделя боевых рейдов, и всю неделю ему снился сон, и он не хотел от него избавляться. Ему почему-то именно теперь, в этот рейд, хотелось видеть лицо жены, помнить запах её волос, ощущать прикосновение её рук, пусть даже и во сне. Он помнил ещё, что ему нисколько не хотелось улетать. Ему хотелось остаться ещё немного на Земле, побыть с любимым человеком…

– Командир, подъём! Боевая тревога! – Джонах вырвал Погорельского из иллюзорного мира сновидений.

Погорельский открыл глаза. За прозрачными стенками боевой башни виднелись звёзды – значит «Гонец» вышел из нуль-пространства. Чёрт, почему он не услышал тревожной сирены?

Словно отвечая на немой вопрос, Жан сказал:

– Почему-то тревожная сирена не сработала. По внутреннему радио оповестили. Хорошо, что мы услышали…

Женский голос боевой автоматики сообщил:

– Боевые системы проверены. Неполадок нет.

Боже, кто записывал этот голос? Словно не бою находишься, а в отеле, на курорте…

Погорельский скомандовал:

– Занять посты.

Впрочем, это был, скорее, приказ самому себе. Оба стрелка уже сидели в креслах.

Погорельский натянул прицельный шлем.

– Мы уже у системы? – спросил он.

– Нет, – ответил Жан.

– А почему вышли из «нуля»?

– Нас выхватили…

Погорельский переспросил:

– Что сделали?

– Выхватили… По общей связи объявили: «Мы выхвачены из нуль-пространства» …

Он переключился на связь с капитаном. Было занято. Видимо кто-то ещё интересовался неожиданным выходом из нуль-пространства, или принимал от того личные указания. Тем временем крейсер совершал манёвр. В наушниках зашуршало – капитан переключился на общую волну:

– Внимание всем боевым постам. Крейсер выхвачен гиперперехватчиком. Совершаем боевой разворот. Полная боевая готовность.

– Гиперперехватчик? Что за?.. Как такое возможно вообще? – удивился второй стрелок. Для землян это было за гранью восприятия, – Что происходит?

В прицел Погорельский увидел боевой корабль Азура. Он тоже совершал манёвр, разворачиваясь к «Гонцу» своим орудиями. Ожидалась дуэль.

– Враг в ультимативной форме требует сдачи нашего корабля с угрозой расстрела, – капитан вновь переключился на общую связь, – Данное требование не соответствует никаким инструкциям. Мы выхвачены отдельно от остальной группы кораблей. Взять цели согласно боевому расписанию… – Капитан выдержал паузу, – Огонь!

Первый выстрел совершил стрелок «Гонца». Игла лазерного луча воткнулась в топливный бак вражеского судна, из которого под давлением стала вырываться жидкость. Корабль стал разворачиваться к «Гонцу» своей самой незащищенной частью – соплами маршевых двигателей – и тогда водородная торпеда поразила недруга насмерть.

– Вида́ли, как мы его, а, командир!!! – солдат кричал так, будто сам был автором этого прекрасного двойного удара, – Умы… – радиопомехи заглушили радостные возгласы солдата, и Погорельский понял, что из нуль-пространства выходит что-то крупнее маленького рейдового корабля. Крейсер вновь разворачивался. Через прицел командир второй орудийной башни Максим Погорельский увидел огромный корабль, и в его голове сразу нашлось название этому доселе невиданному классу: «дредноут». В принципе, вражеский корабль как нельзя лучше подходил под это название: огромный, ощетинившийся по принципу «только большие пушки»

Изображение в прицеле померкло, и он сбросил шлем. Света в башне не было – это означало, что капитан крейсера использует все мощности электростанции «Гонца» для вызова помощи по всем радиочастотам гиперсвязи.

Трудно сказать, насколько это было эффективно… «Гонец» был выхвачен отдельно от остального конвоя, и скорее всего, эта же участь постигла каждый корабль: одиночное выхватывание из нуль-пространства и неравный бой… А то вражеское судно, который был уничтожен «Гонцом», наверняка было лишь приманкой, болванкой, состоящей из корпуса и топливных баков. Введь в ином случае, его орудия сделали хотя бы один выстрел…

Это был самый уязвимый момент для корабля – он в этот момент демаскировал себя как нельзя удачно для врага, вмиг потушив все огни в боевых башнях и иллюминаторах, но, в тоже время став оазисом радиочастот. И вражеский корабль воспользовался этим. Он нанёс точно такой же, по сути, подлый удар – выстрелил по топливным бакам. «Гонец», под действием законов физики, стал вращаться. Когда появился свет, вражеское судно уплыло из прицелов Погорельского, а вместо этого появились с десятка два маленьких кораблей, похожих на тот, что только что был уничтожен «Гонцом», но теперь уже настоящих, а не приманок для расстрела боезапасов. Радиочастоты прослушивались, это, несомненно, а значит, эти корабли вышли из нуль-пространства на подмогу «дредноуту». Недолго думая, Погорельский открыл по ним огонь.

Крейсер содрогнулся. В тот же момент он услышал истошный вопль капитана: «Попадание в оружейный отсек!!!» Через мгновение взрывная волна ворвалась в башенный отсек, и пламя поглотило всех…

[1] «Бэ-гэ-ка» – БГК, боевая группа кораблей.

[2]Фильо-де-Деус (фант.) – планета, являющаяся дальней колонией Земли. «Filho de Deus» (порт.) – «Сын Бога»

Глава 1

2486 год. Планета Земля.

Мир жесток. И от того ли, что не раз уже приходилось испытывать жестокость на себе – за двадцать два года он испытал многое – Ян Погорельский сидел в подавленном настроении. Жизнь казалась бессмысленной штукой, и от этого само её существование тяготило настолько, что Ян сам себе казался куском вакуума, выдернутого из космоса. В причудливых формах переплетались неурядицы его жизни, да так, что вспоминать их казалось пыткой. Но воспоминания, как назло, лезли в голову, постоянно всплывая комками мутной грязи.

Всё чужое… Воздух, вода, почва. Чужое всё – без прикрас. Только планета родная. Планета родная, а всё на ней – чужое. Земля изменилась неузнаваемо за какие-то двадцать три года. Хотя Ян был почти ровесником этого срока, он знал, он чувствовал это. Он знал, каким должен быть воздух, как должна сверкать на солнце вода, как должна плодоносить почва. Он мог без труда мог отличить пришельцев от землян, даже если внешне они были ничем не различимы. Он чувствовал их. Он ненавидел их.

Ян не знал своего отца. Он умер ещё до рождения. Мать говорила – погиб. Она и сама редко видела сына. По законам Азура родители отдавали своих детей в интернаты и там они воспитывались в соответствии с моральными принципами и законами. Но то, что Азур – враг, чуждая земной жизни система, Ян знал не только от неё. Старшие – без пяти минут выпускники интернатов – рассказывали младшим, чего на самом деле стоит Азур, раскрывали истинную цену азурской любви, свободы и межпланетной демократии. Когда Яну исполнилось двенадцать лет, он престал видеть маму вообще. На околоземной орбите потерпел крушение корабль с переселенцами из Азура. Мать каким-то образом была причастна к этой катастрофе, и она была выслана на одну из производственных планет – тюрем в земном варианте не существовало, вместо них использовались закрытые планеты-колонии, используемые как сырьевые придатки обширной коммунистической империи под названием «Азур».

И Ян отчаянно не понимал, почему, при всей похожести одних людей на других, одни могут считать себя более развитыми нравственно, политически и духовно, чем другие, и относиться к землянам снисходительно, так, словно их стоит учить. Многие азурцы называли себя «прогрессорами» – людьми, чьё призвание сводилось к переезду на Землю и «продвижению социального прогресса».

Они устанавливали свои порядки. Уничтожали культуру землян и навязывали свою. Увозили людей на закрытые планеты, и привозили своих. Чем больше Ян жил на этом свете, тем больше он пропитывался ненавистью к ним, как губка – водой.

Само слово «Азур», похожее на земное название геральдического синего цвета, пришло из общего языка головной азурской планеты. Оно не означало ничего конкретного, и было разработано искусственно. По мнению азурских лингвистов, людей, разговаривающих, а главное – думающих, на головном азурском языке, именно это слово, на подсознательном уровне должно было внушать каждому из собеседников некое чувство патетики и симпатии к произносимому. Но земляне между собой не разговаривали на стандарте Азура – в их памяти жили их коренные языки.