Лиловый рассвет

Сам Марак пребывал в лагере уже дней тридцать. В конце первой недели его назначили командиром десятка, ну и в сотне он неплохо показал себя – за что среди курсантов имел кое-какой авторитет. Он понимал, что не зря пришёл в галеронское сопротивление. У него были свои счёт с Азуром – отца со всей семьёй выслали с Земли ещё в самом начале азурской экспансии. А он родился уже здесь. И всё, о чём он мечтал – убивать «эсбэшников» каждый день.

И он знал, какие слухи ходят: будто Лиловые и галеронское сопротивление теперь в союзе и сообща готовят какую-то акцию… Походило на сказку – как могут две закрытые планеты договориться об общих действиях? Но надежда в его сердце умирала последней.

Сирена резкими звуками разбудила весь блиндаж. Красная лампа включилась, сообщая о тревоге. Марак вскочил, резкими и отточенными движениями натянул носки, сапоги были следующими. Сверху ухнул сосед, задержавшись с обувью на какую-то долю секунды.

Из-под потолка раздался металлический голос:

– Код «шестьдесят пять». Повторяю: код «шестьдесят пять».

Это значило, что нужно разобраться по десяткам и в беговом порядке добраться до склада с оружием. На это отводилось около восьми трис[3].

Марак вывел свою десятку перед блиндажом. Рядом хлопнул взрывпакет, комья земли разлетелись в стороны. Один пролетел рядом с Мараком, задел волосы. Десятка залегла.

Он повернулся в сторону склада, который стоял вдалеке. Там их уже ждали две другие десятки. Вот тебе и учение, вот и тренировки: походило на незапланированный экзамен. Сейчас каждый покажет, чего стоит – хорошо хоть в его десятке откровенных новичков нет. Мордобой будет знатный…

Хотя… Марак подполз к командиру соседней десятки и предложил:

– Давай по методичке Погорельского. Пункт шестой. Помнишь?

Тот кивнул, не отводя взгляда от складов.

Марак перевернулся на спину, приподнялся на локте и крикнул:

– Внимание! Третья десятка! Слушаю мою команду!..

2486 год. Планета Тац , космопорт имени Всеобщего Равноправия.

Планета Тац! Не меньше десяти миллиардов пар глаз смотрели на эту планету с ненавистью. Не меньше десяти миллиардов человек готовы были в едином порыве уничтожить вместе с населением головную планету утопического общества всеобщего равноправия, общества без элит и равного уважения. Во всём Азуре вряд ли можно было найти планету, более подходящую быть столицей такого общества. На планете, благодаря равноудалённой от своей звезды планетарной орбите, царило круглогодичное лето, и лишь к полюсам немного снижалась температура. Но и это не представляло для жителей планеты особой трудности, так как полярные области были заняты океанами. В период начала космической экспансии, когда будущий Азур ещё не получил своего имени, планета, до этого на местных языках носившая имя «Добрая», была переименована в квазилингвистическое «Тац», что должно было вызывать в жителях нового межпланетного общества уважение к миру, подарившему изведанной области галактики мудрость, мир уважения и всеобщего равноправия. Иногда в разговорах, в просторечии, Тац так и называли: «Планета Мудрецов».

Но в остальном планета не была чем-либо примечательна. Ещё на глиссаде, Ян Погорельский понял: обывательская жизнь обитателей Тац, если не брать в расчёт закрытость Земли, ничем не отличается от обывательской жизни на его родной планете. Тонкие флюиды, почувствованные Яном при подлёте к центральному городу планеты, говорили ему, что, в сущности, люди, живущие на двух разных планетах, ничем не отличаются друг друга. Кроме единственной, малозаметной детали: истинного убеждения тацских жителей в отсталости землян в социальном развитии. Эта была та единственная вещь, позволявшая считать жителей планеты Земля людьми второго сорта. Людьми второго сорта в обществе без элит, обществе равных прав и возможностей.

В космопорту челнок проверила Служба Безопасности – лишь после этого экипажу было разрешено выйти, а погрузчику приступить к работе.

Отметка «Вылет разрешен» – как индульгенция. Как избавление от всех земных грехов – теперь слово «земных» звучало совсем по-иному. И это всё более и более не нравилось Яну – он вспомнил об этом, когда в очередной раз Хуго Баргас прошёл биометрический контроль. Земляне стали грешны при рождении. Грешны не перед Богом, или каким-то иным высшим разумом, который по праву, будь он действительно высшим, мог владеть абсолютным знанием, а перед кучкой каких-то узурпаторов, называвших себя Советом. Кто они и кем выбраны, такие же люди, как и всё остальное население? И почему за Землю несёт ответственность тот, кто на Земле-то, возможно, ни разу и не был. «Скорее, – думал Ян, – перерубить хребет мерзкой стоглавой гадине!». Недавний разговор с Гарвичем прибавил ему сил.

Если не брать за истину эмоциональные суждения Яна, то при внимательном рассмотрении Совет был самым, что ни на есть, правительством Азура – своеобразный парламент и кабинет министров в одном «лице». От каждой планеты предполагался представитель, а то и два-три, в зависимости от населения планеты. При Совете работали профильные комитеты, аналоги министерств: Комитет лёгкой промышленности, Комитет космического транспорта, Комитет коммуникаций и так далее. Существовала также специальная комиссия – «по прогрессу Земли». Именно в её отделениях и ставили злосчастную отметку. Она была создана ещё при первом контакте с землянами – предполагалось, что именно здесь и будут решаться вопросы, связанные с агрессивностью землян и её устранением. По приглашениям этой комиссии самых лучших работников Азура, «строителей лучшего общества», приглашали жить и работать на Земле. Именно из членов этой комиссии и был выбран первый представитель Земли в Азуре.

Около двух земных лет назад он трагически погиб, и в этом, на удивление, не было заслуги Лиловых. Корабль следовал привычным курсом: Земля – Тац. Но при выходе из нуль-пространства загорелся главный генератор, и система пожаротушения не смогла справиться с задачей. Его место занял другой. Он был «родом» оттуда же, из той же комиссии. Человек он был не особо публичный, интервью не давал, лицо его мелькало только в официальных заявлениях Совета – а для землян он был и вовсе не интересен: так, Азурская марионетка, не более. Но встречать челнок должен был он.

Гарвич сообщил об этом перед выходом из-нуль пространства, предварительно собрав экипаж в своей каюте. Сказать, что земляне были удивлены – это ничего не сказать. Однако же он попросил не акцентировать внимание на данном вопросе и не задавать ненужных вопросов о Совете – представитель Земли всё равно будет уклоняться от ответов. Любая информация, хранимая в голове данного человека, по словам Гарвича, является совершенно секретной, и выдаваться каждому будет только в необходимом для работы объёме.

Это была какая-то самоубийственная игра в открытую. Ян не до конца понимал, чего здесь больше: самонадеянности, разгильдяйства или просто невозможности построить нормальную агентурную сеть на Тац. Гарвич не сказал это прямым текстом, но Ян понял: представитель Земли в Совете – человек Лиловых. Как это получилось, как это допустила СБА – понять сложно. Впрочем, Яну и не полагалось это знать. У него другая работа: а его руки уже чесались пострелять.

Представитель Земли встретил их в космопорту, прямо у трапа. Это был высокий мужчина средних лет с пепельным волосами, симпатичным лицом и спортивной фигурой, более напоминая собой героя любовного романа, нежели члена Совета. Одет он был, на удивление, по-земному: чёрный, с серым отливом, френч, застёгнутый на все пуговицы, тёмные брюки и чёрные туфли на шнуровке. Он поздоровался с Гарвичем и азурцем из экипажа так, словно они давно знали друг друга, а вот с остальными землянами ему пришлось знакомиться. Когда дошла очередь до Яна, он спросил:

– А вы, наверное, Ян Погорельский? – и улыбнулся очень странной улыбкой, вытянув губы только на правую сторону, будто усмехался. Гримаса эта была чем-то средним между улыбкой и ухмылкой.