Страница 12 из 70
— Почему ты интересуешься этим маленьким монстром? — спрашивает мама.
В моём сознании появляется искалеченное лицо Джейн Фейри. Испуганные глаза. Неровный шаг. Её тело, которое, казалось, было сделано из тонких прутиков. Не могу не думать о том, что в молодости я тоже был засранцем, но я никогда не обижал женщин.
Вкратце рассказываю маме кое-что об этой странной девушке, не раскрывая её имени, словно это проблема, относящаяся к прошлому, с которым я не хочу иметь дело.
Дит смотрит на меня широко распахнутыми глазами.
— И ты позволил ей уйти? — с упрёком спрашивает она, растерянным тоном.
— Не вмешивайся, Дит. Не читай мне нотаций, как твой бывший муж. — И кратко объясняю ей причины, по которым отец хотел, чтобы я взял это дело. Мама наблюдает за мной с явным раздражением.
— Проповедь Корнелла цинична и затрагивает материальный аспект, моя же, напротив, думает только о бедной девушке. Ты уверен, что не пытался намеренно поставить её в неудобное положение, пока она не дала задний ход? Я знаю, тебе не нравится заниматься юридическими вопросами, отличающимися от привычных контрактов. Имея дело с людьми, а не с компаниями или банками, ты боишься, что твоя броня, воздвигнутая вокруг сердца, может треснуть.
— Как много ты знаешь, Дит, вернее, как много думаешь, что знаешь. Уверяю, она ушла по собственной воле и с определённой решимостью. Что я должен был делать? Заставить её?
— Убедить. Подбодрить. Заставить чувствовать себя в безопасности. Защитить её.
— У тебя очень нереалистичное представление о том, что обязан делать адвокат!
— Но у меня есть вполне реалистичное представление о том, что могла чувствовать эта девушка. Она пережила то, что пережила. Должно быть, она долго думала, прежде чем решиться на поступок — обратиться в вашу фирму, где ей пришлось столкнуться с твоей твёрдой незаинтересованностью. Для тебя это просто скучное дело (которое к тому же может вынудить тебя иметь дело с Эмери), в то время как для неё это драматический эпизод в её жизни. Будь осторожен, Арон. Будь очень осторожен. Я говорю тебе от чистого сердца.
— Ты слишком остро реагируешь! Ты её даже не знаешь, впрочем, как и я. Только я абсолютно уверен, — за её решением отступить стояли далеко не невинные мотивы. Чего мне следует остерегаться?
— Не превратись в засушливого обывателя, как твой отец. Его интерес к этой девушке мало чем отличается от твоей незаинтересованности. Вам обоим на неё наплевать. Отнеслись к ней как к пешке, которую нужно использовать, чтобы выиграть партию. Корнелл хочет поставить тебя на место и отрезать ноги конкуренту, а ты противоречишь ему любым способом, даже перешагивая через труп этой бедняжки.
— Ради всего святого, мама, теперь ты преувеличиваешь!
Я понял, что назвал её мамой. Я не делал этого с подросткового возраста, возможно, потому, что с тех пор она никогда не говорила со мной тоном, пропитанным изнурительным упрёком, который умеет выражать только мать, когда решает перестать вести себя как подруга. Тон, который она выбрала сейчас. И по какой причине? Ради незнакомки, которая решила не добиваться справедливости из-за неизвестно каких постыдных секретов?
Если Дит и ценит то, как я её назвал, она никак этого не показывает.
— Я не преувеличиваю, Арон. Будь осторожен. Я серьёзно. Если в своей постоянной войне против отца ты используешь то же оружие, что и Корнелл, то рискуешь стать таким же, как он. Но ты же не хочешь, чтобы это произошло, верно?
— Я никогда не буду таким, как он, — отвечаю с неуверенностью человека, который рассказывает сказку, в которую не верит. Тем не менее я должен верить в эту басню. Даже если боюсь, что впитал каждый атом его недостатков в свою ДНК, у меня всё ещё есть иллюзия, что я лучше него.
— Тебе не остаётся ничего другого, как доказать это, — продолжает Дит, вставая и отказываясь позволить мне заплатить за обед, решительно протягивая официанту свою кредитную карту.
Мой взгляд спрашивает её «как?» и одновременно сожалеет об этом вопросе.
— Найди эту девушку, — серьёзно настаивает она. — Извинись за свои манеры. Убеди её заявить на этого маленького монстра. Пусть она чувствует себя в безопасности. Короче говоря, используй свою совесть. А теперь прости меня, я должна вернуться в галерею, — она наклоняется, ласково проводит по моей щеке, затем застёгивает пояс плаща, такого же кроваво-красного, как и её вдохновенные работы. Но перед тем как уйти, добавляет:
— Если ты правда хочешь насолить отцу, не отвергай этот иск, Арон. Только веди дело по-своему. Сопереживать проблемам других — вот что отличает человека от мужчины.
***
Обычно нескольких слов Дит недостаточно, чтобы расстроить меня. Я сделан не из пористого материала. Обычно проповеди других (если позволяю кому-то их читать мне), от меня отскакивают. Однако, поскольку я не сделан и из ударопрочного внеземного материала, то временами не могу не чувствовать покалывания, на вкус похожего на дискомфорт. Поэтому несколько дней я чувствую себя некомфортно.
Злюсь, в небольшой степени, на Дит.
В основном злюсь на отца, который сообщил мне, что поручил Люсинде связаться с Джейн Фэйри. А мне (очевидно, неготовому разбираться с приятными тонкостями уголовного права), придётся заниматься выселением за неуплату и квартирным спором.
Думаю, именно по этим причинам я прошу своего секретаря разыскать Джейн Фейри.
Мне должно быть наплевать на неё и на всю вселенную.
Я должен продолжать выполнять свою обычную работу, и если её не оценят по достоинству, то должен и могу взять отпуск. Я даже могу поискать работу в другом месте. Найдётся сотня других фирм, готовых меня принять и сделать старшим партнёром, гораздо раньше, чем предполагают мои родственники. Меня не пугает мысль о более мелкой фирме с не самым выдающимся оборотом: удовлетворение оттого, что я пошлю к чёрту тех, кто низко ценит мои способности, превзойдёт размер любого чека.
Тем не менее я в бешенстве и не намерен брать отпуск, а решаю разыскать девушку. Очевидно, она не выходит на работу, но это не мешает узнать её адрес.
Итак, вопреки себе, в следующую субботу я оказываюсь в северной части Куинс, в районе, который агент по недвижимости назвал бы привлекательным, если не говорить ветхий. Таунхаусы, похожие на печенье, изъеденное временем и запустением, выстроились вдоль улицы, в тротуарах которой тонут корни немногочисленных пожелтевших деревьев, похожих на скульптуры из слоновой кости.
Не понимаю, я зашёл так далеко, чтобы доказать отцу и деду, что намерен противоречить им до смерти, или чтобы доказать матери, что моя совесть — незагрязнённый колодец.
Уверен в одном: остановившись перед самым уродливым домом из всех, я решаю уйти. Идея позлить Корнелла и угодить Дит — в любом случае ребячество. В обоих случаях это не говорит в пользу моего интеллекта и независимости.
Я уже собираюсь развернуться, когда дверь открывается.
— Вы кто? Вы кого-то ищете? — спрашивает меня старик. Я киваю ему, выражая намерение не отвечать, кто я и кого ищу, словно остановился случайно перед этим образчиком плохой архитектуры, и поворачиваюсь к нему спиной. — Вы Арон Ричмонд, верно?
Я вздрагиваю и снова оборачиваюсь.
— А вы? — спрашиваю его в свою очередь.
— Джейн живёт там, — сообщает он не отвечая. Пожилой мужчина указывает на то, что, несомненно, является входом в подвал, расположенный за коротким лестничным пролётом вниз. — Вы адвокат Ричмонд, верно? — настаивает он. Его взгляд, похожий на воду, немного подозрительный и чуть заинтригованный. — Просто феноменально, как вас описала Джейн. Я бы узнал вас даже в час пик на Таймс-сквер и без очков. Самый красивый мужчина в мире, сказала она, немного Трэвис Фиммел и немного мистер Дарси, и я не могу отрицать…
— Натан!
Вдруг в подвале как будто разбилось окно. Но окно не разбивалось. Это только голос Джейн Фейри, раздался так же пронзительно, как стекло, разбитое на сотни осколков. Из-под лестницы появляется её лицо, покрасневшее до ушей.