АУДГ

Перерезанные артерии мгновенно освободились от внутреннего давления и забрызгали багряным фонтаном как безжалостную убийцу, так и её развратного муженька. Не желая вчистую испачкаться, она лётом отпрянула на заднюю часть кровати, предоставив кровавой жидкости заливать боковые периметры. Нерадивый супруг также выбрал отстранённое, наиболее безопасное, положение. Всё-таки, как они не старались, на них, на обоих, попало липких выделений в немалом количестве: у мстительной женщины окрасилось привлекательное лицо, до половины коричневый свитер; у негодного прелюбодея-изменника паховая область – от солнечного сплетения и вплоть до дрожавших коленок.

– Что, Шаловлёв, растленный, ты, пидарю́га, дождался?! – перекошенная злобой миленькая мордашка не предвещала ни доброго ни хорошего; обманутая супруга медленно встала и, неторопливо передвигаясь вдоль общей кровати, пошла навстречу неверному воздыхателю. – Доигрался, приморённая падла, в любовные игры?! Из-за тебя, шаловливая блядь, я стала кровавой убийцей. Что ж, одним покойником больше, одним трупом меньше?.. Готовься: сейчас я неуёмные яйца твои отрежу и заставлю – как там сказали в некоем небезызвестном кино? – сожрать на моих же глазах!

Она спрыгнула на́ пол и, ускоряя яростную походку, пошла на похотливого горе-избранника. Тот, не оставаясь спокойно стоять, попятился задом к свободному выходу. Чем быстрее шла Люба, тем энергичнее двигался он. Едва она бросилась, замахнувшись остроконечным клинком, Геннадий мухой развернулся назад и, голый, помчался сначала к фигурной лестнице, потом спустился на первый этаж, затем, не углубляясь во входной коридор, сразу свернул направо, впоследствии преодолел ещё, наверное, метра два, отделявших от боковой, по правую руку, дверцы; он так и бежал, пока не оказался в просторной кухне, где имелся не ограниченный по сторонам приготовительный стол. Следом за ним забежала разъярённая рыжая женщина. По цвету волос непристойный сластолюбец мало чем отличился, поэтому темперамент у обоих примерно был равный. Они стали друг против друга, вытаращили большие глаза (первая – бешено гневные, второй – растерянно сумасшедшие) и зали́ли одна другого словесным поносом.

– Иди сюда, блудливый уёбок, – настаивала бойкая дамочка, размахивая длинненьким ножичком справа налево; она пыталась достать неверного мужа через периметральную ширину, – я тебе мудя плотоядные вырежу!

– Пошла ты на хуй, ополоумевшая блядища! – отвечал сладострастный изменщик, успешно отстраняясь от ярых ударов; вслед за обезумевшей супругой он пошёл в медленный обход прямоугольной конструкции (они двигались против часовой стрелки). – Совсем с дуба рухнула? Манда, что ли, нетраханная, насквозь исчесалась? Так завела бы себе любовника тайного да сходила бы поеблась. Я бы понял… Хотя при других обстоятельствах, возможно, и нет.

– То-то и оно, ёбаный мудозвон, – Любаня пошла быстрее, ускоряясь до постепенного бега (именно в тот жутковатый момент их и увидели украи́но-американские диверсанты), – что если бы я тебя не поймала за порочные яйца, ты бы предъявлялся наичестнейшим мужем на всём белом свете. Говорил бы, что любишь и жить без меня не можешь. И! Не дай-то мне Бог совершить какую бедовую глупость, непозволительный трах, ты объявил бы меня последней сукой, безнравственной блядью, – так?

– Вовсе не исключается, – согласился безответственный обольститель, бегая вокруг прямоугольной поверхности, – но сейчас-то чего говорить? Случилось то, что случилось, поэтому давай подумаем, как неприятный казус получше замять. Лично я предлагаю временный перерыв: встанем, поуспокоимся, а потом душевно обсудим.

– Душевно?! – предпоследнее слово явилось кое-кому случайным катализатором гормона адреналина; Шаловлёва вначале покраснела, потом побледнела, а после и вовсе сделалась какой-то пунцово-малиновой. – Ты совсем ебанулся? Ты се́ришь мне в ту самую нежную душу и предлагаешь мило беседовать – так, что ли, дрянной ушлёпок, тебя понимать?

– Вроде того?.. – продолжал беспечный прелюбодей настаивать на мирных переговорах; он понял, что злить разъярённую супругу не стоит, а лучше попробовать её успокоить. – Жить-то ведь хочется. Решим проблему с мёртвой Кристиной – закопаем её где-нибудь подальше, в непроходимой чащобе. И всё! Ни ты ни я не виновны… я в том смысле, за жуткое убийство судить никого не будут. Давай, Любаня, решайся! Личные неприятности обстряпаем после, когда уберём растерзанный труп. Хочешь, вообще, к хуям, впоследствии разведёмся.

Они наре́зали не менее сорока кругов, оба прилично устали и двигались с каждым разом всё медленнее. Сейчас и тот и другая и вовсе остановились. Они стояли друг против друга, тяжело дышали, смотрели друг другу в глаза и мысленно обдумывали, как же всё-таки им поступить? После долгого бега неуёмная ярость в бесноватой женщине значительно поутихла, и она уже не выглядела столь кровожадной, как, скажем, получасом назад; в поуспокоенном мозгу начинали роиться рациональные мысли.

Глава II. Сговор на убийство

Одним днём ранее…

В элитном ресторане, расположенном в центре Керчи́, сидят две возрастные женщины: Шаловлёва Люба и Андронова Карина, сорокалетняя особа, не очень красивая, но всё же приятная. Они являются лучшими подругами и делятся любыми секретами, и сокровенными, и постыдными, и особо интимными. Вторая дама выглядит намного круглее первой, не отличается отменной фигурой, зато представляется миленькой пышечкой. Обрюзгшая физиономия (заметно излишнее пристрастие к алкогольным напиткам) испещри́лась преждевременными морщинами, хотя и не слишком глубокими, но всё же заметными; карие, близкие к чёрным, глаза кажутся чрезмерно подвижными и выражают активную жизненную позицию (когда больше всех надо); орлиный, с эффектной горбинкой, нос передаёт принципиальный характер; узкие, широкие, плотно прижатые губы напомажены карамельной помадой и выдают зловредные помыслы; пухлые щёки обладают эффектными, едва ли не детскими ямочками (они предполагают, что скурвилась она вовсе не до конца); черноволосая причёска отображается шикарными длинными прядями, спускающимися к полноватым плечам. Верхняя одежда представлена красочной толстовкой, чёрной коротенькой юбкой, однотонными сетчатыми колготками и в тон им изящными, с высоким подъёмом, туфля́ми. Сейчас она обозначилась загадочной мимикой, поближе, через накрытый стол, придвинулась к давней приятельнице и полушёпотом привлекает настороженное внимание:

– Слышишь, чего расскажу?..

– Давай, – согласилась миловидная рыжая дамочка, принимая похожее выражение; она также вытянулась немного вперёд и приблизилась едва-едва не вплотную, – чего там опять случилось?

– Во-первых, Любаня, – Андронова оглянулась по сторонам, словно переживала, что кто-то их сможет невольно подслушать, – ответь на простой вопрос…

– Какой? – не выдержала заинтригованная подруга, предполагая нечто из ряда вон выходящее.

– Твой благоверный, – подразумевался законный супруг; таинственная брюнетка сузила глазные щели практически до монгольских размеров, – завтра во внеплановую командировку случайно не собирается?

– Да… – предчувствуя завуалированный подвох, Шаловлёва напрягалась всё больше и больше, – у него в последнее время такое случается зачастую. Недавно его бизнес значительно увеличился, и теперь он вынужден, как ответственное лицо, мотаться по дальним объектам – проверять их на соответствие при́нятым нормам. Парочку раз я доехала с ним – вроде там всё нормально?

– Он специально брал тебя в нормальные командировки, когда они соответствовали реальной действительности, – любительница алкогольных напитков отхлебнула заказанный вторым бокалом слабый коктейль и зашептала значительно тише: – Потом, под предлогом дальних поездок, Геннадий набаловался и начал тебя беспардонно наёбывать.

– Объяснись?.. – становилось очевидно, что другая собеседница легонько нервно подрагивает; она отобразилась растерянной мимикой. – Уж не хочешь ли ты, Кара, сказать?.. – обратилась она по сокращённому имени, но договорить ей позволено не было.