Единство

Алистер наблюдал, как они вышли на свободное пространство и принялись кружить по нему. Эбби танцевала восхитительно. Она прекрасно чувствовала музыкальный ритм и двигалась грациозно, словно лебедь. Полюбовавшись на неё, Алистер подошёл к столику и налил себе стакан сока. Спиртного на фуршетных столиках не было – слишком уж оно затуманивало связь с Основой.

Когда он снова повернулся к танцующим, то заметил рядом молоденькую рыженькую девушку. Это была Роуз, сотрудница приёмной их центра. Поэтому он частенько её видел.

– Скучаете, Алистер? – поинтересовалась она.

– Да нет, – ответил Алистер. Он был симпатичен девушке, и та явно была не прочь пообщаться с ним. Конечно, молодой человек предпочёл бы общество Эбби, но не мог допустить, чтобы Роуз чувствовала себя второсортной.

– Хотите, потанцуем? – предложил он ей.

– Давайте, – обрадовалась Роуз.

5. История Романа Громова

– Число жертв парижской трагедии возросло до четырёх человек, – говорил диктор. – Этой ночью в больнице скончался один пострадавший от взрыва. Состояние ещё двоих раненых оценивается врачами как тяжёлое. Напомним, вчера, в три часа дня по местному времени, во время мирной демонстрации Восприимчивых на Площади Согласия прогремел взрыв. Неизвестный бросил в толпу осколочную гранату. После этого он попытался скрыться, но был убит дежурившими неподалёку сотрудниками полиции. Представители правоохранительных органов пока воздерживаются от подробных комментариев. Однако в качестве главной версии рассматривается террористический акт, совершённый радикальными противниками Восприимчивых.

Слушавший новости Громов, руководитель административно-хозяйственного отдела компании «Щит», усмехнулся про себя. Ещё бы они не рассматривали эту версию в качестве основной! Не далее как вчера Международная Организация Восприимчивых праздновала своё тридцатилетие. Шествия и демонстрации Восприимчивых проходили везде, куда Клуб успел запустить свои щупальца. Нью-Йорк, Пекин, Сеул, Иокогама, Париж, Берн, Лондон, Мельбурн… а теперь ещё и Москва. Скрябин позаботился о том, чтобы праздник прошёл с размахом. Но сердце торжества, само собой, находилось в Торонто. Над штаб-квартирой МОВ даже дали роскошный салют, его было видно за много километров. Радуются…

Но радость для одних стала горем для других. За полтора месяца до праздника по всему миру поднялась новая волна борьбы с Сопротивлением. Клубу не хотелось, чтобы какие-то безмозглые людишки отвлекали его от любования своим величием. Понимая это, Громов велел всем «гайдукам» залечь на дно. А многие другие члены Сопротивления не успели этого сделать и попались. В разных странах мира были выявлены и разгромлены сотни подпольных организаций. Почти все «подарки», которые планировалось преподнести МОВ на тридцатилетие, до адресата так и не дошли. Исключение составила только эта граната.

Лягушатники всё-таки прошляпили её. И случилось это в просвещённой стране, во владениях Клуба! Такое известие не могло не порадовать Громова. Оно подтверждало, что хвалёная система Клуба не такая уж и безупречная, как кажется. А это значило, что её в принципе можно сломать. Можно!

Ещё в самом начале Громов (хотя в те времена его звали иначе) решил для себя, что будет бороться до конца. Учение Единства, точно тотальный рак, расползалось по миру, а теперь пришло и на его Родину. Причём толпы простых, наивных и одураченных людей только поддержали его, вместо того, чтобы гнать взашей.

«И почему память у людей такая короткая? – с грустью подумал Громов. – Сколько раз бывало, что народ шёл на поводу у всяких проходимцев! Вспомнить хотя бы Октябрьскую революцию или Августовский путч. Всемирный Хаос, наконец! Он начался всего сто лет назад, а люди снова всё позабыли и бросились, высунув язык, за тем, кто больше им наобещал! Да и родное государство тоже хорошо! Поздно спохватилось, что нужно что-то менять, и пожалуйста! А ведь давно всё было ясно!»

Роман Георгиевич знал, что эти события уходили корнями ещё в Освободительную войну. В сорок седьмом, когда Тимошин победил, Клуб Единства помог ему восстановить страну. Они развернули целую сеть Специальных Экономических Зон в Сибири и на Дальнем Востоке. Правительство заключило с зарубежными компаниями выгодные концессионные соглашения на восьмидесятилетний срок. В результате экономику дальних регионов восстановили, но она попала в зависимость от концессионеров и их хозяев. Экономические зоны постепенно превратились в анклавы Клуба Единства. В них и поднялись первые российские общества Восприимчивых. Через них Клуб Единства мог вести разведку и вербовать сторонников. В своё время Рахимов хотел закрыть школы и распустить сообщества Восприимчивых в Специальных Экономических Зонах, но не успел этого сделать. Его вместе со всей командой смела Июньская Революция. Год назад нынешней президент, Семёнов, закрыл Специальные Экономические Зоны. Но сделано это было лишь для того, чтобы создать у народа иллюзию независимости. В действительности же Восприимчивые всё равно оставались хозяевами положения, причём теперь уже во всей стране.

В который раз Громову вспомнилась ещё одна потеря, связанная с Июньской революцией. Незадолго до начала волнений он встретил женщину по имени Полина. У них завязался роман. Вероятно, они остались бы вместе. Громов очень хотел, чтобы так и было, потому что он довольно долго был одинок. Прошлый его брак сложился неудачно. Всё могло бы получиться теперь, если бы не эта кутерьма, устроенная Клубом Единства. Громов не мог уклониться от борьбы, но брать с собой Полину не стал. Она была обычным человеком и совершенно не годилась для подпольной работы. Так что им пришлось расстаться, и расстаться быстро, без проводов и прощаний.

Полина не знала, куда пропал её любимый. Но зато Громов через два года после расставания узнал, что после Июньской революции она примкнула к Сопротивлению. Узнал он и том, что её организацию разгромили, а саму Полину схватили службисты. С тех пор о ней не было никаких вестей.

Чтобы отвлечься от гложущих его мыслей, Громов сосредоточился на борьбе. Тем более что положение не было безнадёжным. Несмотря на все ухищрения Клуба, многие поняли, куда ведут страну новые хозяева, и воспротивились этому. В их числе были и довольно влиятельные люди, политики старой школы, которые приняли в штыки никитинские реформы. После Июньской революции появились и новые игроки. Они были молоды, энергичны и не согласны с правилами игры, которые навязывал им Клуб Единства. Сопротивлению требовались сторонники, занимающие высокие посты и популярные в народе. Поскольку осилить врага в честном бою было невозможно, оставалось не дать ему закрепиться и постоянно расшатывать почву у него под ногами.

Громов поймал себя на словах «честный бой» и фыркнул про себя. Откуда только в нём появилась эта романтика? Честный бой! «Интересно, а бывали ли на самом деле честные бои? – подумал он. – Не на турнирах или дуэлях, а на полях сражений, когда решались судьбы народов? Вон, Дмитрий Донской ударил Засадным Полком в решающий момент по туменам Мамая? Ударил. Честно это было? Честно, потому что в результате Куликовская Битва закончилась победой русских. Благородство может позволить себе только победитель по отношению к побеждённому, да и то не всегда. А пока враг способен сражаться, ты обязан быть непредсказуемым, драться любым оружием, использовать любые уловки и любые его слабости. Иначе он убьёт тебя или превратит в раба. И не вспомнит, что когда-то ты был честен или милосерден по отношению к нему. Победитель никогда не хочет быть в долгу у побеждённого».

Громов считал, что Клубу пока рано праздновать победу. Конечно, они получили прежде невиданную геополитическую силу, объединив под своей властью Северную Америку, Западную Европу, Китай, Японию и Корею. И держали они их довольно крепко. В этих странах большим бизнесом и большой политикой, вещами, по сути, неразделимыми, уже давно заправляли последователи Учения Единства. Обычным людям дорога наверх была заказана.