Ретушер

После проверки он указал на одну из выходивших в прихожую дверей, просипел:

– Ждите!

В комнате было полутемно, пыльно. В углах высокого потолка висела паутина. Вдоль стен – старомодные книжные шкафы с дверцами, зашторенными пожелтевшей от времени материей, старый кожаный, с валиками, диван, грозящий шальной пружиной. Из коридора доносились размеренные шаги баевского охранника, через стену – чье-то невнятное бормотание: в соседней комнате говорили по телефону.

Я опустился на стоявший возле окна стул, собрался закурить, но дверь в комнату распахнулась: на пороге стоял Байбиков.

– Ты! – Он наставил на меня палец. – Здорово! Пошли! – Бай легко развернулся на каблуках; было совсем не похоже, что недавно он был ранен.

Я встал, последовал за ним, мимо охранника, по коридору и оказался в другой комнате, где действительно располагался накрытый стол. Вокруг стола стояли стулья, словно только что покинутые пирующими; еще на двух столах, по обе стороны почерневшего от пыли окна, были навалены кучи бумаг, в углу туманно светился дисплей компьютера.

– Вот. – Закрыв за мной дверь, Бай кивнул на столы с бумагами. – Готовлюсь.

– К чему? – спросил я и только тут заметил, что в комнате находился еще один человек, судя по всему – второй охранник. Он – копия первого, разве что пожилистее и повыше, – скрестив руки на груди, стоял в углу.

– Как?! – брызнул слюной Бай. – Ничего не знаешь? Будут довыборы. Необходимо провести наших кандидатов, и тогда наша фракция сможет официально зарегистрироваться. Ты едешь со мной? Да? Я так понял. Я раньше встречал твои снимки. Неплохо. Но, – он подошел ко мне вплотную, – сейчас не время снимать баб! Не время!

Мне хотелось взглянуть в зеркало: неужели только я изменился, полысел-поседел, а Бай каким был, таким и остался? Он стоял посреди комнаты, ладненький, весь какой-то усредненный, без примет и запоминающихся черт. Такой, каким он и был всегда. Все в нем было в меру, все соответствовало канонам горлана-главаря всех времен.

– У тебя тут прием? – спросил я, кивая на накрытый стол.

– Что? О нет! Какой прием! Это было вчера. Никак не уберем. Кстати, – он взял со стола полупустую бутылку, – хочешь немного?

– Давай, – сказал я.

– Пьешь? Ха-ха! Пьешь! – Бай взглядом поискал чистый бокал, повернулся к охраннику. – Принеси два чистых стакана. И мне – минералки.

Охранник ожил, скрипнул, тяжело ступая, вышел из комнаты, оставив дверь открытой. Сквозь дверной проем я увидел, что первый сидит на стуле в прихожей и читает газету.

– Я не пью! – сообщил Бай. – Помалу. Если начинаю – все! Я тогда не пью, а выжираю все, что льется. Все! Подчистую! Ну так как? – Он посмотрел на этикетку, его передернуло.

– Что «как»?

– Едешь?

– Еду, – кивнул я.

Неся поднос, вернулся охранник. На подносе почти неслышно звякали две бутылки минеральной воды и два чистых стакана. Охранник подносом сдвинул в сторону громоздившиеся на столе грязные тарелки. В одной из них в начавшем плесневеть соусе плавал длинный окурок с помадным кольцом на фильтре. Освободившись от ноши, охранник направился было на свое место в углу, но Бай его окликнул:

– Открывалку!

Охранник вновь вышел из комнаты, вернулся с открывалкой, откупорил одну бутылку, услужливо наполнил один стакан, положил открывалку рядом с подносом. Я посмотрел на Бая: он оглядывал меня с широкой слащавой улыбкой.

– Залысины! – продолжая улыбаться, констатировал он. – Морщины. Ты постарел. Ну, так тебе налить?

– Налей. Я же сказал…

Бай налил в стакан из бутылки, взял стакан с водой.

– Что это? – спросил я, указывая на предназначавшийся мне стакан.

– Хер его знает! – Бай пожал плечами. – Может, коньяк?

Он обернулся к охраннику. Тот спокойно стоял себе в углу, белоснежным носовым платком вытирал большие, казавшиеся мягкими ладони.

– Здесь у нас коньяк? – спросил Бай.

– Коньяк, – скрипуче подтвердил охранник. Я взял стакан. Бай поднял свой, с минералкой.

– Пей на здоровье! – сказал он. – Какой-то француз принес. Они обожают коньяк. У них коньяк – это религия. Наливал тут всем, сам нажрался, плакал. Говорил: как же вы предали идеалы? Как же так?! Мы, говорил, на вас надеялись! Ты представляешь? – Он утробно захохотал, глотнул минералки и рыгнул в сторону. – Идеалы коммунизма! Я ему: ну, предали, и дальше что? И хер с ними, с идеалами! Он не нашелся что ответить!

Я отпил из своего стакана. Это был действительно коньяк. Хороший коньяк.

– Как батюшка? – спросил Бай.

Этот вопрос застал меня врасплох, я поперхнулся.

– Он умер. Погиб. Полторы недели назад. Охранник спрятал платок, внимательно посмотрел на меня, улыбка Бая погасла.

– Прости, я не знал, – сказал он, через плечо бросил охраннику: – Посиди на кухне!

– Максим Леонидович! – Охранник поднял тонкие брови, кожа у него на лбу пошла глубокими морщинами. – Мы же уговаривались!

– А если бы пришла женщина? – Бай мне подмигнул.

– Но товарищ Миллер не женщина!

– Это точно! – вновь захохотал Бай. – Как ты такое заметил? Ладно, ладно. Посиди!

Охранник одернул пиджак, вышел из комнаты.

– И дверь закрой! – сказал Бай ему в спину. Охранник недовольно покачал головой, но дверь закрыл.

– Не отходят от меня ни на шаг, – быстро проговорил Бай. – Не выпускают из квартиры. Ты пей, пей.

Он вылил в себя воду, наполнил стакан, отпил. Я смотрел на него, думал: с чего начать?

Лицо Бая приобрело мечтательное выражение.

– Тут как-то и в самом деле пришла одна дама, – проговорил он. – Бабца что надо! По делу. Мы поговорили. О делах. Обсудили кое-какие проблемы. И ты представляешь – я так ее захотел! Ну просто, – он обстоятельно прикрыл пах, – ну просто тут все свинцом залилось! И что ты думаешь? Этот хер вышел из комнаты только после того, как я ей почти что вдул. В стояка. Хорошо еще, что баба попалась понимающая. А ведь таких найти трудно! Ты чего не пьешь?

– Жарко, – сказал я.

– Это точно! Жарко. Ну ладно, Генка, давай к делу. Какие их предложения?

– Предложения? Чьи? Я не понимаю…

Бай поставил стакан, приблизился ко мне вплотную. От него тяжело несло потом. Возле крыльев носа гнездились угри. Воротник рубашки был засален. Ему не мешало побриться.

– Мне нужны гарантии, Гена! – сказал Бай, практически упершись в меня упругим животом. – Без гарантий я ничего не отдам. Но и с гарантиями я еще подумаю. Информация того стоит.

– О чем ты? – Я отодвинулся.

По его лицу пробежала тень. Он почесал затылок, повернулся ко мне спиной, прошел к креслу у стены.

– Так ты все-таки не от Волохова? – спросил он, садясь. – Жаль! Я надеялся с ним договориться. Значит, он решил на компромиссы не идти. Хорошо, тем хуже для него.

– От какого Волохова? От… – я запнулся, – нашего?

– От нашего, Генка, от нашего! Давно его не видел?

– Пару-тройку лет назад. А у вас что, общие дела? Он тоже в политике? Я не знал. Объясни…

Бай закинул ногу на ногу. Он смотрел как бы сквозь меня. Жевал губы. Скрипнула дверь – в комнату вошел один из охранников с трубкой радиотелефона.

– Кто? – спросил Бай.

– Председатель комиссии, – ответил охранник и передал трубку Баю.

– Да, я слушаю, – сказал Бай в трубку, прикрыл микрофон ладонью и прошипел мне:

– Иди, иди! Завтра, выезжаем завтра рано утром. В шесть!

Охранник тронул меня за локоть. Уже выходя из комнаты, уже в коридоре, возле входной двери, я услышал слова Бая:

– Я выступлю на слушаниях после возвращения из поездки! Не раньше и не позже!

Охранник открыл дверь, я вышел на лестницу. Прямо так – со стаканом коньяка. И с ощущением, что я полный болван.

Думаю, Лиза чувствовала исходившую от моего отца угрозу. При встрече с ним – во дворе, на улице, по дороге из школы – она вздрагивала, втягивала голову в плечи. В ее страхе было нечто большее, чем просто страх перед отцом своего дружка, человеком строгим, наши встречи не одобрявшим. Она не могла догадаться о его способностях, о его даре. Не могла представить себе масштаб. Но, думаю, ей не так трудно было предположить, что мой отец обладает какой-то мистической способностью.