Страница 26 из 27
– Ну, регистрация у него есть. Он зарегистрирован на улице Ко…
– Так поехали сначала туда!
– Сначала дослушай, – терпеливо попенял ей Лешка. – В коммунальной квартире, в комнате еще с пятнадцатью такими же бедолагами. В самой комнате Карликовым и не пахнет. Там живет весьма оборотистый и предприимчивый дедок, который прописывает на свои метры всех, кто пожелает и кто в состоянии заплатить.
– Значит, Карлик никогда не жил по месту регистрации?
– По всей видимости, нет. Он купил прописку, или, как сейчас говорят, регистрацию, за деньги. Ну а поселился в другом месте.
– Знаю я, где он поселился, – мрачно произнесла Санька. – Сначала у Петрухи жил, а потом к Славе на квартиру перебрался. В качестве невесты! Знаешь, теперь мне все понятно!
– Что именно?
– Мне понятно, почему в квартире Леры мы нашли столько женских гормональных препаратов. Людям, сменившим пол, приходится потом сидеть на женских гормонах многие годы, если вообще не всю жизнь. Дорогая цена за утерю пениса.
Лешка в ответ пробормотал что-то невразумительное. Что-то о том, что лично он начистил бы морду этому Карлику и всем остальным вроде него, а вместо таблеток насовал бы им в одно место, о котором приличному мужику даже говорить неприлично.
Саньке даже страшно стало. Не за себя, за Карликова. Она попыталась смягчить чувства Лешки.
– Ты ошибаешься, – сказала она. – Трансвестит – это…
– Да плевать я хотел, кто это! – окончательно рассвирепел Лешка. – Терпеть не могу всех этих мужиков с накрашенными ногтями, стильными причесочками и подведенными глазами. Так бы и врезал бы!
Санька только пожала плечами. Ей не казалось, что геи и трансвеститы заслуживают такого негативного отношения. Что плохого в том, что безобидные в общем-то люди живут так, как подсказывает их натура? Ну не хотят они заниматься сексом с женщинами, обидно, конечно, но терпимо. Если им больше нравится друг с другом, то, в конце концов, это их личное дело. Они никого не принуждают, никого не обижают, не грабят, не убивают. Живут себе, кайфуют сами и не мешают при этом кайфовать другим. В чем их вина?
– Знаешь, если уж кому и выступать против геев, то это нам – женщинам. А вам, мужикам, помолчать лучше.
– Почему это? – оторопел Лешка.
– Ну как же! Геи отнимают у нас солидный процент парней, с которыми мы могли бы замутить. Нам плохо, вам хорошо.
– Почему нам-то хорошо?
– Раз геи заняты исключительно друг другом, то для вас, для одиноких холостых мужчин, остается куда больше свободных девушек. Выбор расширяется. И охота, соответственно, становится более захватывающей.
Но Лешка почему-то не прислушался к аргументам Сани. Даже пробормотал что-то о том, что лично для него охота закончена. Навсегда. Свою девушку он нашел. И теперь уже ничто и никто не может помешать ему начистить рыло какому-нибудь начесанному и намазанному до синевы пареньку.
За такими разговорами они подъехали к дому гражданина Шебутнова.
– Сегодня он на работу не пошел. Ждет нас дома.
Очень хорошо, когда можно вот так спокойно взять и не пойти на работу. Что за работа такая? Где бы ее раздобыть? Санька тоже не отказалась бы. А что, если попроситься? Вдруг возьмут? Будет тогда приходить, когда хочет. А захочет, так и вообще не придет.
Санька только представила себе, что случилось бы у нее в школе, если бы она как-нибудь утром не явилась вовремя к первому уроку. Ей уже от одной только мысли стало здорово не по себе. Директриса вопила бы так, что заглушила бы звонок на урок. А завуч потом дулась бы на Саньку не меньше месяца.
Вдруг она вздрогнула, услышав у себя над ухом голос:
– Так ты выходишь или передумала?
Оказывается, он давно уже вылез из машины, обогнул ее, открыл перед Саней дверцу и теперь ждал, когда она выйдет, галантно протянув руку.
– Какой ты вежливый, – умилилась Санька.
– При чем тут вежливость? Ты посмотри, в какой луже мы стоим. Тебе самой ни за что не вылезти. С твоими-то каблуками!
Мест на стоянке возле дома гражданина Шебутнова совсем не было. Одно-единственное, куда втиснул Лешка джип своего брата, больше напоминало озеро. И сам Лешка сейчас стоял почти по щиколотку в воде, терпеливо ожидая, когда Санька соизволит выйти из машины.
– Нам на второй этаж, – сказал Лешка, сверившись с табличкой на дверях подъезда. – Квартира пять.
Впрочем, ни на втором, ни на первом, ни даже на третьем или четвертом этажах квартиры с нужным номером парочка не обнаружила.
– Как же так? – удивился Леша. – Номер внизу на табличке есть, значит, квартира должна быть. А ее нету!
– Сразу видно, что ты не питерский, – усмехнулась Санька. – Был бы ты наш, таких бы вопросов не задавал.
– О чем это ты?
– Я-то? Я об особенности питерских старых домов. Когда-то тут были большие частные апартаменты, часто занимающие весь этаж. После революции жильцов «уплотнили». Квартиры разделили сначала на две отдельные части, а потом властям и этого показалось мало. Из отдельных квартир вовсе понаделали коммуналок. В разные клетушки и подсобные помещения – дворницкие, складские, прежде никогда не использовавшиеся в качестве жилых комнат, – тоже поселили людей. Но все это происходило постепенно, в течение не одного года, а целых десятилетий. Вот и получилось, что на одном этаже могут находиться квартиры номер двадцать семь и номер один.
– Ну а пятая-то?
– Она тоже где-то здесь, – произнесла Санька, внимательно оглядываясь по сторонам. – Только ее нужно хорошенько поискать.
– Что ж, давай.
Поиски увенчались успехом. Глазастая Санька первой разглядела маленькую грязную и обшарпанную дверку, пройти через которую можно было, лишь согнувшись в три погибели. Никаких опознавательных знаков на ней не было. Тем не менее за ней находилась еще одна маленькая площадка, и на ней – железная дверь, на которой была намалевана красной краской огромная и жирная цифра – пятерка.
– Вот и нужная квартира! – обрадовалась Санька. – Видишь!
– Нипочем не нашел бы ее без тебя. Ты моя палочка-выручалочка!
Лешка попытался обнять Саньку.
– Да ладно тебе! – смутилась та. – Звони уже!
Но звонить не пришлось. Дверь открылась сама. На пороге стоял невысокий старичок в теплом домашнем халате и пенсне на носу. Вид у этого господина был удивительно старомодный. Да и холл, вырисовывающийся за его спиной, напоминал не обычную квартиру, а скорее пещеру Али-Бабы.
– Заходите! – несколько нервозно произнес старичок. – Следом за вами в парадную вошли двое подозрительных молодых людей. Не хочу, чтобы они появились здесь! Это было бы некстати. Совсем!
Санька с Лешкой не заставили себя долго упрашивать и шмыгнули внутрь. Дверь с грохотом затворилась. Хозяин с явственным вздохом облегчения перевел дух.
– Ну, будем знакомы! – заметно повеселев, повернулся он к ним. – Шебутнов Николай Иванович.
– Очень приятно.
– Взаимно, – учтиво произнес старичок. – Обычно я не даю аудиенций незнакомым людям у себя дома, но для вас сделал исключение. За вас поручился такой человек, которому я не могу не доверять. Поэтому вы тут… М-да…
Старичок протер пенсне и снова вопросительно уставился на друзей. Меньше всего на свете он был похож на уголовника со стажем. Пенсне, старосветские манеры, учтивая речь… Нет, кто угодно, но только не преступник.
– Ну что же мы тут стоим? – произнес Шебутнов. – Милости прошу в мое жилище. Проходите.
О том, чтобы снять обувь, он ничего не сказал. Лешка сам догадался, что шлепать промокшими ботинками по паркетным полам не стоит. И Саня последовала его примету, скинув изящные ботильончики.
Паркет был выложен красивыми узорами из разных драгоценных пород древесины и хотя нуждался в циклевке и замене некоторых половиц, но даже в таком затрапезном состоянии все равно производил сильное впечатление. Да и вся квартира, хотя и запущенная и заросшая паутиной, оказалась буквально забита старинными вещами, картинами, статуями и книгами.