Страница 26 из 27
Первым, кого она увидела, войдя в офис «Бумажной птицы», оказался Роман Валерьянович Попков – завхоз и бывший пехотинец. На нем сегодня был полосатый костюм и галстук с жирным пятном, замаскированным булавкой. В обеих руках он держал по мобильному телефону, прижимая их к голове с двух сторон, и громко объяснял:
– Ночью у нас случилось происшествие! Милиция выявила поджог, мне уже и бумагу специальную выдали. Так что необходимо переговорить с вашим руководством… – Он оторвал один телефон от уха и отставил подальше, сообщив в другой: – По поводу сигнализации. – После чего поменял мобильные местами и прокричал в другую трубку: – По поводу замены проводки.
Он был похож на сумасшедшего в момент обострения. Скорее всего, из-за выражения лица – неконтролируемо радостного и не соответствующего обстановке.
– О, дама! – воскликнул он, увидев Сабину. Засунул телефоны в разные карманы пиджака и раскинул руки, будто собирался ее обнять. – Не простудились? И славно, славно. Кстати, если вам нужен чайник, приходите и требуйте.
– У кого? – спросила Сабина, точно зная, что ей нельзя пить чай еще пять суток. Только на седьмой день диеты чай попадал в ее утреннее меню.
– У меня, – озадачил ее Роман Валерьянович, выкатив грудь колесом. – Я тут главный по хозяйственной части.
Выходило, что он завел разговор о чайнике просто для того, чтобы похвастаться своим служебным положением. Поистине, людям с заниженной самооценкой следует брать у него уроки.
Направившись к лестнице, Сабина неожиданно наткнулась на Эмму Грушину, которая стояла поодаль с секретаршей Ирой и, вместо того чтобы ответить на приветствие, оглядела новую сотрудницу с ног до головы критическим взором.
– В чем дело? – спросила та и остановилась. Она не собиралась спускать мымре ее выходки.
– Фу, – сморщила нос Эмма. – У вас ничего не получится, я уже вижу. Вчера мне показалось, что вы не такая толстая.
Секретарша втянула голову в плечи и потрусила к своей стойке, не желая становиться свидетельницей ссоры. Но Сабина вовсе не собиралась устраивать скандал. Она ведь не простой работник, а жемчужина! И не поддается на провокации.
– Господи, как я вам сочувствую, – тихо сказала она, подойдя поближе к Эмме. – Если вам так неприятно смотреть на мою фигуру, могу себе представить, как вы расстраиваетесь каждое утро, глядя в зеркало на свою.
– А я не затесываюсь в помощницы к богатым предпринимателям! – с веселой злостью ответила Эмма. – Кстати, я дала распоряжение отвезти чемодан с вещами к Сергею Филипповичу домой. Если через две недели вы не влезете в одежду, начнем высчитывать из вашей зарплаты ее стоимость. Не забыли, что мы подписали контракт, где оговорен сорок четвертый размер?
То, что объем ее талии и бедер внесен в контракт, Сабина не помнила. Просто не обратила на это внимания. Зато Петька точно должен быть в курсе. Ну, она ему покажет! Кстати, очень интересно, как закончился для него вчерашний вечер в компании трех подвыпивших дамочек и взятого ими на абордаж Кологривова?
Она не стала больше нигде задерживаться, потому что дел ей Тверитинов надавал столько, что словами не описать. А ведь еще нужно выкроить время для того, чтобы провести рекогносцировку. Завтра – четверг. В пять часов ОН проследует с «дипломатом» в кафельную комнату.
Сабина вошла в приемную, где вчера так долго маялся Саблуков, усмехнулась и поставила стул, на котором он сидел, в угол. После чего начала обживать стол и разбираться с оргтехникой и телефонами.
Странно, что ей не икалось, потому что Тверитинов думал о Сабине все утро. Несколько раз порывался позвонить, но не нашел достойного повода и отказался от своей мысли. Тем временем на фирме кое-что по вине Сабины произошло, и узнал он об этом совершенно случайно, когда связывался с завхозом Попковым, чтобы обсудить хозяйственные вопросы.
– Как дела? – задал он дежурный вопрос, едва Роман Валерьянович поднял трубку.
– Лампу на втором этаже разбили, – сокрушенно ответил тот. – В коридоре, перед вашей приемной. Ужас как жалко.
– Да уж, – бросил тот и машинально спросил: – Уборщики постарались?
– Нет, референт ваш, Горьков. Как махнул ручищей, так напрочь ее и снес. – В голосе Попкова слышалось явное неодобрение.
– Во дает, – рассердился Тверитинов. – Ему в постели лежать надо, а он руками размахивает. Надеюсь, с ним все в порядке? Он не порезался?
– Нет, не порезался, – радостно ответил завхоз. – Ребро сломал.
– Ребро?! Что-то я не понял… Он махнул рукой и сломал ребро?
– Ну да. Он же лампу почему снес? Потому что подрался!
– Подрался? С кем? – Тверитинов швырнул на стол ручку, которую все это время вертел в руках.
– С Борькой Чагиным.
– С Чагиным? – опять переспросил босс.
Что-то невероятное. Вадик Горьков, безвредный, как ленивец, спокойный и, в общем-то, довольно благодушный молодой человек, подрался с бригадиром, которого Тверитинов про себя иначе, как мордоворотом не называл. И тут в его сознании зародилось некое подозрение.
– А почему они подрались именно перед моей приемной? – вкрадчиво поинтересовался он.
– Что мне будет, если я скажу? – Завхоз напоминал классного ябеду.
– Роман, прекрати валять дурака.
– Ну, как – почему подрались, босс? Из-за помощницы вашей, Сабины.
– Так я и знал, – пробормотал тот обреченным тоном.
– Чагин к ней клинья подбивал, а Горьков вывел его, значит, в коридор и что-то такое высказал. Тот на дыбы да ему по роже. Вот они лампу и разбили.
Тверитинов пообещал себе, что обязательно поощрит Вадика и даже заедет к нему с цветами и конфетами, если сломанное ребро приковало того к больничной койке. Выходит, мордоворот клеился к Сабине. Подбивал клинья. Вот скотина.
– А Чагину случайно мой референт ничего не повредил? – с затаенной надеждой спросил он.
– Нет, ничего, – откликнулся завхоз. Помолчал и добавил: – Референт ничего не повредил. Ему Максим Петрович, директор наш, руку вывихнул. Да так сильно вывихнул, верите ли? Врачи приезжали, укол делали.
– А при чем здесь Максим Петрович? – напрягся Тверитинов. – Он-то как оказался возле приемной?
– Когда драка началась, его Безъязыков позвал. Он после вчерашнего возгорания к начальству подлизывается. Не хочет, чтобы его за пиво к административной ответственности привлекли. Бежит впереди, ведет директора, значит, к месту происшествия и объясняет: правильно, дескать, референт за Сабину заступился. Потому как если бы вы на месте были, собственноручно бы Чагину голову оторвали. Так как имеете интерес.
– Я?!
Тверитинов был так потрясен заявлением завхоза, что едва не свалился со стула, на котором сидел.
Роман Попков понизил голос и шепотом сообщил:
– Безъязыков вчера у вас дома был и вроде как застал вас с помощницей в интимной обстановке. Это не я говорю, это он сказал!
– Он так сказал?!
– А Чагин поддакнул. Я, говорит, потому и позволил себе руки распустить, что знал от Безъязыкова, будто дама, так сказать, веселого нрава.
– Я верно тебя понял? – Голос Тверитинова стал твердым и зашелестел, как конек, разрезающий лед: – На рабочем месте в рабочую смену бригадир Чагин приставал к моей личной помощнице? Потому, что до него дошли слухи, будто она не против пофлиртовать с мужчинами, в частности со мной?
– Как вы все это складно изложили! – восхитился завхоз. – Но Максим Петрович с ним разобрался. Руку ему вывихнул и глаз подбил. Было весело, – закончил он. – Чагину многие хотели глаз подбить, а тут такой случай представился.
Завершив разговор, Тверитинов немедленно сорвался с места, отменив две важные встречи. На Большой Никитской он попал в кошмарную пробку: гаишники решили разгрузить центр города и вышли на улицы регулировать движение. Их благие намерения, как обычно, погрузили город в коллапс.
Тверитинов откинулся на спинку сиденья и принялся ругать себя на чем свет стоит. У него просто каска съехала. Позавчера он впервые в жизни увидел эту девицу и уже готов копья ломать ради нее. И зачем он сейчас мчится на фирму? Да только затем, чтобы застать ее в объятиях собственного кузена! Захотел все увидеть своими глазами. Ведь Макс дрался за нее, и она не сможет остаться равнодушной к его подвигу.