Зловещие истории (сборник)

И, слагая гимн безымянной красавице, Дер погрузился в сон.

Ему приснилось, будто он лежит под деревом рядом с догорающими углями костра, а из-под арок ветвей к нему подъезжают три князя на черных скакунах. Это были именно князья, ибо никто другой не мог носить такие одежды и гарцевать на таких лошадях.

И хотя Дер спал, он все видел сквозь закрытые веки. Видел, как князья остановились и посмотрели на него.

— Этот лес кишмя кишит смертными,— заметил один из них.

— Они повсюду, — ответил другой. — Заполонили мир. Но мы сами научили их любить, и это была наша ошибка.

Все трое рассмеялись, и третий, приблизившись к Деру, заглянул ему в лицо.

— Тебе повезло, что ты так красив, — молвил он. — Если б ты мне не понравился, я бы прикончил тебя на месте. — И, склонившись с необычайной, не свойственной людям грацией, этот князь, сам писаный красавец, поцеловал Дера в лоб. И поцелуй этот обжигал — как пламя, как лед, как кислота. Дер хотел вскочить, но непосильная тяжесть сковала его, — ни проснуться, ни пошевелиться. Как будто его опоили волшебным зельем, и он во сне провалился в сон.

Он слышал, как князья уехали прочь, и поступь лошадей казалась шуршанием парчи по траве, и бубенцы едва звучали. Потом конь Дера заржал и, разорвав путы, бросился вслед за князьями. А Дер, обездвиженный поцелуем, не мог даже послать ему вслед проклятие.

— Но это ведь был всего лишь сон, — произнес он утром, тщетно оглядываясь в поисках лошади. И тогда Дер исторг ругательство, да так громко, что кролики навострили уши и уставились на него из зарослей фиалок.

— Как сон мог похитить у меня лошадь? — воскликнул Дер.

НИКТО ЕМУ НЕ ответил, хотя весь лес должен был это знать. И Дер пришел к выводу, что лошадь убежала сама.

— Проклятый мальчишка, если найду, отправлю обратно к Колхашу,— пообещал Дер кроликам.— Он уже стоил мне приятного вечера в таверне, отцовского осла и лошади.

Но Дер недолго гневался — он был не из злопамятных, как, впрочем, и не из сообразительных.

Он встал со своего ложа и пошел прочь, как он полагал, в сторону таверны.

ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО В ЭТО же время взлохмаченная, с застрявшими в волосах грибами Йезада выбиралась из дупла. Вид ее был плачевен после всех злоключений.

Она не представляла, куда идти, но надо было по меньшей мере выбраться из леса. В этом деле можно было полагаться лишь на удачу, которая последнее время не слишком ей благоволила. К тому же ее мучила жажда. Вновь услышав журчание воды, она поспешила к ручью.

Вскоре она достигла края прогалины с камнем посередине. Его обтекал ручей, а на том берегу виднелась лачуга из прутьев и мха. Что-то насторожило Йезаду, но жажда пересилила опасения, к тому же лачуга выглядела слишком обветшалой, нежилой, поэтому она поспешила к ручью, легла на берег и приникла губами к воде.

Она еще не успела утолить жажду, как вдруг почувствовала движение рядом, а в следующее мгновение ее кто-то грубо схватил. Йезада закричала.

— Похоже, это человек, — промолвил тот, кто держал ее за правую руку.

— Я даже днем не доверяю этому лесу, — откликнулся тот, кто держал ее за левую.

Оба дружно встряхнули Йезаду, и она вскрикнула.

— Великодушные господа, я всего лишь…

— Умолкни, дерзкая девчонка! Наш господин разберется, кто ты такая.

— А кто ваш господин? — с тревогой осведомилась Йезада.

— Вот он, — промолвил тот, что справа.

Йезада глянула на другой берег ручья. У входа в лачугу возвышался человек в черном одеянии, расшитом золотыми солнцами и звездами. На голове сияла золотая диадема, лицо закрывала черная лакированная маска.

— Это господин Колхаш, — произнес тот, кто держал Йезаду за левую руку.

И девушка лишилась чувств.

ПОЛДЕНЬ РЫСКАЛ ПО лесу, метал яркие стрелы. Дер стоял, оглядываясь по сторонам и подозревая, что заблудился. Эта часть леса казалась незнакомой, но ничем не отличалась от других.

Оставалось ориентироваться по солнцу. Однако полуденный лес, как хрустальный кубок темно-зеленого вина, был пронизан этим солнцем со всех сторон. Казалось, все перепуталось, и все тропинки походили друг на дружку.

И тут Дер снова услышал крик осла.

— Ах ты, безобразник! — радостно ухмыльнулся охотник и поспешил на звук.

Через некоторое время он заметил между деревьями светлую шкуру. Несомненно, перед ним был осел. И Дер бросился за ним, все больше углубляясь в лес.

ЙЕЗАДА ОЧНУЛАСЬ. ОНА все помнила и понимала, что погибла. Ее мать ошиблась дважды, предсказав ее свадьбу и уверив, что при свете солнца демоны не ходят по земле.

Ибо перед ней восседала черная позолоченная кукла, изготовленная демонами. Отсутствовала лишь огненная птица, образ которой принял Ваздру.

Отсутствовало и все остальное, виденное ею накануне. Вся прежняя роскошь исчезла, и кукла Колхаш теперь восседала на поваленном дереве. Приспешники, стоявшие за его спиной, были облачены в лохмотья, как и сама Йезада, от свадебного платья которой остались одни воспоминания.

— Но это всего лишь бедная девушка, пустившаяся в путь, как и мы, — промолвил Колхаш. — Не бойся, голубушка, и поведай мне о своих бедах.

Но Йезада не могла вымолвить ни слова.

— Лишилась от страха дара речи, — заметил Колхаш. — Неужто ее так пугает моя маска? Дитя мое, хочешь, я ее сниму?

— Нет! — воскликнула Йезада.

— Ах, вот оно что! Всему виной страшные слухи обо мне! — простонал Колхаш. И, схватившись за голову золотыми руками, потянул ее с плеч.

Йезада вновь потеряла сознание.

ОСЕЛ ДВОРЕЦКОГО, УВЛЕКАЕМЫЙ смутно знакомым сиянием в глубине леса, как свет упавшей Луны, брел все дальше и дальше, лишь изредка останавливаясь, чтобы сорвать лист папоротника или испить восхитительной лесной влаги. Еще никогда в жизни ему не доводилось наслаждаться такой свободой. Сначала на нем ездил толстяк-дворецкий, а затем легкая, но неумелая девочка-мальчик. Поэтому, обретя свободу, осел не преминул ею воспользоваться. Однажды он уловил запах рыси, и пришлось уносить ноги, но он быстро позабыл об этом приключении. Лес казался безопасной чашей изобилия. Раза два до него божественной музыкой доносились крики сородичей: «Иа! Иа!»

Даже когда осел обнаружил, что его кто-то преследует с руганью и бормотанием, он понял по запаху и звукам, что это всего лишь человек, - то есть, бояться следует только новой подневольной службы. Впрочем, и покоряться легко осел не желал. Он продирался сквозь колючие заросли, вынуждая страдать и своего преследователя, спускался с каменистых уступов, перебирался через ручьи, заросшие дикими лилиями, из чьих чашечек поднимались целые тучи пчел.

Солнце давно миновало зенит и клонилось к закату, и деревья отбрасывали призрачные тени. Тогда-то осел достиг своей цели — берега широкого озера. Над головой опрокинутой золотой чашей виднелось небо, окаймленное вершинами деревьев, а чашу озера точно так же окаймляли подступившие к самой воде заросли.

И небо отражалось в озере, и оба полушария так чисты и неподвижны, что их можно было перепутать и принять настоящие деревья за отражения водорослей.

Эти красота и благодать заставили Дера остановиться, и он позабыл, что искусан пчелами и стер ноги в кровь. Он затаил дыхание, наслаждаясь представшим ему видом, но через мгновение увидел осла, который стоял на берегу озера (или неба) и пил воду.

Однако, что намеревался сделать Дер, так и осталось тайной. Внезапно он заметил за стволами деревьев слабое мерцание, как будто звезды небесные спустились на землю.

Дер обмер, затем беззвучно отступил в кусты.

По берегу в теплом сиянии двигалась прекрасная девушка. Кожа ее была бела как лучшая слоновая кость, волосы отливали янтарем, и облачена она была лишь в цветы и ветки плюща.

— Это же она, та, которую я вспоминал,— пробормотал Дер.— Но та была не столь прекрасна, как эта, ибо она была смертной. Эта же настоящая лесная сильфида, в чье существование я не верил.