Осколки

Маленький и жилистый, Джон попер прямо на меня. Верхняя половина его головы перед моим плывущим взором гротескно увеличилась, глаза стали напоминать фары, как у какого-нибудь богомола. Он застыл в шести футах от меня, не выказывая, вопреки моим ожиданиям, никаких эмоций — разве что крохотная слезинка или, может быть, капелька пота скатилась по его лицу. Когда я велел ему вызвать скорую, он просто ссутулил плечи и, пошатываясь, направился в спальню к Сьюзен; я же поднял Джордан и отнес ее вниз по лестнице, на диван в гостиной. Первые завывания сирен вскоре донеслись сюда с поворота на Дюн-роуд.

Неразбериха на первом этаже царила не меньшая, чем наверху, но, по крайней мере, здешняя элита держалась вместе, сплоченными кликами, прошедшими проверку десятью поколениями. Стеклянные двери во внутренний дворик распахнулись, в проеме сразу же образовалась толчея желающих поглазеть на труп хозяйки. Кто-то из давешней британской парочки произнес дрожащим голосом то ли «ну и вид здесь», то ли «ну и п…здец». Дамы плакали в объятиях своих женихов, а мужчины гладили их по спинам и говорили ничего не значащие слова.

Я приподнял веки Джордан, не зная, какого черта я проверяю. Ванная была заперта, поэтому я распахнул дверь — и обнаружил за ней двух девушек, сгрудившихся у унитаза, смывающих пакетики с кокаином и травкой. Они уставились на меня, как олени, попавшие в свет фар. Любимый типаж моего брата: хвостики, топы на бретельках, эльфийские черты лица и маленькие сиськи.

Я намочил полотенце и вернулся к Джордан. Холодные компрессы не разбудили ее, и после минуты растирания ее запястий и умывания лица я начал беспокоиться. Наконец, когда вошли копы, она начала приходить в себя.

Возглавлял группу полицейских, вошедших в дом клином, мощного телосложения, безупречно одетый офицер с покрасневшими усталыми глазами. Он давал резкие приказы полицейским в форме, оглядывал комнату, не обращая внимания на лица, пока не увидел меня с Джордан. Подойдя, он показал мне свой значок и удостоверение личности. Звали его лейтенант Дэниел Смитфилд.

— Мисс Хартфорд ранена? — спросил он.

— Нет, — ответил я, подумав: «Эта мисс Хартфорд — точно нет». Меня удивило, что он узнал ее с первого взгляда. — Она в обмороке.

— Как вас зовут?

— Натаниэль Фоллоуз.

Д. Б., а впоследствии и мой отец, получили широкое освещение в прессе, после того как был перекопан задний двор. Это было четырнадцать лет назад, но когда дело касается американских серийных убийц, молва живет подолгу. Ту телевизионную документалку, уверен, до сих пор время от времени показывают по воскресеньям после обеда. По глазам детектива, впрочем, нельзя было понять, узнал ли он, с кем имеет дело. Даже если и узнал — виду не подал.

— Вы видели, что здесь произошло? — спросил он.

— Да.

Детектив провел рукой по лицу Джордан, посмотрел на нее сверху вниз и подозвал одного из своих людей.

— Принеси нюхательную соль.

Смитфилд присел на край дивана и обхватил запястье сестры Сьюзен, проверяя пульс, когда она издала сиплый стон. Он взял полотенце у меня из рук и небрежно провел им по ее лицу.

— Хорошо, Фоллоуз. Я пока не знаю, что вы здесь делаете и что вообще произошло, так что на всякий случай не двигайтесь. Попробуете сбежать — мне придется пуститься в погоню. Вот только я ни за кем не бегаю. Я слишком медлительный, и колени у меня еще со времен Вьетнама больные. Однако стреляю я чертовски метко. Мы поняли друг друга?

Он выглядел недостаточно старым, чтобы застать заварушку во Вьетнаме, но стоило воздать ему должное за драматический талант.

— Да, — сказал я.

Ага, ага, давай-давай.

Смитфилд отвернулся. Очевидно, он повидал много людей, которые были слишком пьяны или в стельку пьяны, чтобы выйти через парадную дверь. Он приказал полицейским в форме вывести всех из дома. С некоторыми — например, с принцессой Панегирик, — он вел себя представительно и дружелюбно, обращаясь к ним с подчеркнутой вежливостью; в течение всего вечера у меня было отчетливое ощущение, что я не в своей тарелке. Все три разновидности толстого Эрни столпились вокруг Смитфилда и заговорили приглушенными голосами, указывая в мою сторону.

Тело Джордан напряглось, и ее руки взметнулись вверх, как это бывает, когда тебе кажется, что ты падаешь с кровати. Другой полицейский вернулся с нюхательной солью, но ушел, когда увидел, что она уже и так просыпается. Глаза Джордан распахнулись. Она сосредоточилась на мне, а затем — на полицейских за моей спиной.

— Кто?..

— Тихо, мэм, все в порядке.

Она долго смотрела на меня, ничего не говоря. На ее щеке красовался синяк в том месте, где я нечаянно ударил ее, когда оттолкнул и побежал к окну. Осторожно коснувшись ее лица влажным полотенцем, я размазал макияж; без подводки для глаз и крашенных скул она оказалась почти близнецом Сьюзен; даже буйные космы блондинки из Калифорнии, частично утратившие свою пышность, были не столько личным стилем, сколько способом казаться непохожей на свою сестру.

— Она мертва, не так ли?

— Да.

— Конечно, это так.

— Конечно, — эхом отозвался я.

Ее голос надломился от напряжения. Самообладание то возвращалось к ней, то снова ее оставляло. На глаза Джордан навернулись слезы, и она беззвучно всхлипнула. Каждый мускул ее лица напрягся, складывая из вполне человеческих черт какую-то ведьминскую маску. Маска продержалась с минуту, а потом напряжение отхлынуло. Разгладились черты, кожа уподобилась шелковому драпу, в глазах заплясали болезненные огоньки. Джордан затараторила:

— Гляжу вниз, вижу — она вся в крови, весь двор кверху дном, платье в клочья… мое платье, конечно, она его у меня одолжила, как будто у нее самой ничего нет… Ну и я сперва думаю — на хрена она это сделала, что за идиотизм? Да, вот что я подумала. Серьезно, так и было. Чтоб в собственный день рождения… да в наш дворик… да в моем платье… — Тут Джордан сжала челюсти до отчетливого зубовного скрипа. — Кровь… так много крови. Что ты с ней сделал, Натаниэль? Я чувствую, от тебя кровью воняет. — Ее грудь вздымалась; в ее обвиняющем голосе от меня не укрылась фальшь. — Расскажи мне. Что между вами двумя произошло? — Подняв палец с острым наманикюренным ногтем на уровень глаз, Джордан угрожающе наставила его на меня. — Говори, что ты с ней сделал?

— Мы занимались любовью, — признался я.

Кто-то засмеялся у меня в голове — не то мертвые детишки, не то призрак брата. У меня перехватило дыхание. Слово «любовь» смотрелось до ужаса неуместно, ничем таким и не пахло. Скорее уж — разжигание ненависти. Если бы мы попытались сделать что-нибудь еще, если бы у кого-то из нас было все необходимое для занятий любовью, возможно, она бы не прыгнула на меня; возможно, вместо этого первый шаг сделал бы я.

Джордан резко выпрямилась и оттолкнула меня.

— Господи, она умерла, да? Тело уже унесли?

— Еще нет, — сказал я. — Пока что она здесь.

— Я должна ее увидеть.

— Может быть, тебе не стоит, Джордан.

Само собой, она не послушалась — вскочив на ноги, побежала во внутренний дворик. Смитфилд перехватил ее на полпути к дверям и отвел в сторону — почтительно, с большим пиететом. Она отмахнулась от него и прошмыгнула к цели; он лишь проводил ее печальным взглядом. У этого человека было две ипостаси — пробивная и мягкая; лейтенант играючи перевоплощался из одной в другую. Пересекая комнату, направляясь ко мне, он буквально на глазах менялся — поразительная психическая пластичность.

Голос Более-Толстого-Эрни из угла становился все громче:

— Офицер, отвечаю вам, он ее толкнул! Я своими глазами видел! Я подпишу любые бумаги, я свидетель! Вы только арестуйте этого парня!

— Будешь так визжать, я тебе связки-то подлечу, — пригрозил я.

Эрни побледнел и поднял своего кота, как распятие, чтобы отогнать меня.

— Все его слышали? — возопил он. — Теперь он угрожает мне, офицер!