Страница 45 из 54
Предел мечтаний советского человека. Дальше — только «хочу полететь в космос».
Взрослые, конечно, стали спрашивать про цену. Я толкнула Вовку под бок, и он очень скромно сказал:
— Девять. В рассрочку взяли, на три года — как организация. Правда, говорят, запчасти к «Нивам» трудно доставать…
Выданная информация разом снизила накал сгущающихся з а видков. Ах, как организа-а-ация… Так это не своя, получается? Ну, в рассрочку — понятное дело. Под какой процент? Под три??? Ого! Это сколько ж в месяц выйдет? Двести шейсят почти? Н-да-а-а, недёшево… Водилу надо хорошего искать, чтоб в моторах понимал, а то угробите машину, ещё рассчитаться не увпевши…
Вот это замечание было здравое. Советский автопром был в определённой степени лотереей — насколько тебе повезло со сборщиками и гуляющим качеством деталей. Зато ремонтопригодность — не в пример будущим набитым электроникой тачкам. Шофёра желательно бы нанять такого, чтоб мог в разумных пределах потянуть и за механика.
Я, как положено девочкам, обратила внимание на цвет. Спокойный светло-бежевый. И на дороге хорошо видать.
— Ну чё, обмыть надо? — выдвинул предложение дядя Валя.
Народ откликнулся с энтузиазмом. Вовка сделал хитрый вид, открыл новенький багажник и достал оттуда ящик лимонада, пару бутылок брусничной наливки (дамам), бутылку коричневатой сорокатрёхградусной «Старки» и бутылку беленькой «Байкальской» — с красивыми серебристыми экспортными этикетками, все дела.
Больше всех удивился Вовкин дед:
— Ты когда успел?
Вовка довольно расплылся:
— Я сразу подумал, что тебя ждать придётся — сгонял в «Кедр»*, там они прямо на территории магазин после ремонта открыли**. А лимонад в гастрономе купил, прямо рядом с Управой этой.
*Ликёро-водочный завод Иркутска,
который и в прошлой истории
в это время уже выпускал
элитную экспортную продукцию,
а в нашем случае — и подавно.
Стандарт экспортной бутылки
белой водки,
кстати, был 0,75 л,
а цветных («Зубровка»,
«Охотничья», «Перцовка») — 0,5 л.
**Что характерно, детям могли
спокойно продать спиртное.
Иногда просили
записку от родителей,
но иногда и так.
Народ одобрительно загудел.
— Подождите, огурчиков хоть нарежем, — заторопилась бабушка.
— Да чё огурчиков? — Вовка явно входил в кураж. — У меня вчера грудинка закоптилась, щас принесу. Девчонки, тащите рюмочки-стаканчики, хлебушка нарежьте к салу. Рашид — столик у нас в каптёрке раскладной…
— Ага! — Рашидка исчез в сарайках, Таня с подружками (как же, старшие!) побежали резать хлеб. Ирке с Наташкой досталось всё таскать и на столик ставить.
Название «фуршет» было не в ходу, однако ж, суть вполне вписывалась в происходящее. «Ниву» побрызгали беленькой в первую голову, как полагается. Около столика, выставленного рядом с новой машиной, тусовалась весёлая разновозрастная толпа. Шипела по стаканам газировка, мелодично звенели хрустальные рюмочки. Одной грудинкой, понятно, не обошлось — и сыр возник, и огурцы-помидоры, и омуль солёный, котлет целая сковорода… И ещё одна бутылочка откуда-то выплыла, никто не сознался — чья. Дед Петя махнул рукой и тоже выпил — чё уж мы, не найдём, куда гостей положить переночевать, что ли? Утром выспятся да поедут.
— Девочки, спойте уж для такого случая, — попросил кто-то из соседок, и тётушки мои запели.
На дачи спускались такие редкие для Сибири тёплые сумерки. Стояла макушка лета восемьдесят шестого, и всё было хорошо…
Так хорошо мы посидели, разошлись заполночь. Пока я гостей распределяла по гостевым комнатам, пришла к себе — дорогой мой уже лежит поперёк кровати, вроде как спит. Я принюхалась и прониклась страшным подозрением. Как будто прозрачное такое амбре…
— Вовка?.. — угрожающе начала я.
— М? — сонно ответило тело.
— Ты чё, пять капель выпил, что ли?
— М-м, — твёрдо отказался Вова.
— Убью ведь…
— Чё начала-то, ложись давай! — сердито пробурчал он и отодвинулся к стенке. — Машину брызгал!
Вот… слов нет, блин! Или показалось мне?
ДУШЕРАЗДИРАЮЩАЯ БЮРОКРАТИЯ
17 июня 1986.
На следующий день Женя (хорошо, у него второй выходной сегодня) повёз нас в ГАИ. Я подошла к проблеме основательно; судя по всему, бумажек понадобится много разных, так что я не стала ломать голову, пытаясь представить себе все возможные варианты (тем более, что наш будущий опыт тут не очень-то подходящ) и тупо прихватила с собой пачку бумаги и мою суперскую портативную печатную машинку «Юнис». Может, она мне для этого случая и послана была?
Бабушка немножко боялась «Ниву» — высокая, дескать, как трон. Но, тем не менее, погрузилась, и мы понеслись.
Первым делом в ГАИ у нас запросили две бумаги. Одна называлась «Приказ (или распоряжение) о выделении предприятиям, организациям и учреждениям автотранспортных средств», а вторая — «Разрешение на выделение автотранспортного средства». С моей точки зрения это прям было одно да потому. Но одна выдавалась нашим непосредственным как бы начальством (в данном случае Управлением культуры), а вторая — чуть ли не министерством республики. Ну, то есть в имеющемся у них в ГАИ перечне документов так ещё по-старому было сказано, что республики, сейчас — региона, конечно же.
Хорошо, что в управлении культуры про этот прикол знали, и Вове вчера сразу обе бумаги выдали.
Третья бумажка называлась «Подтверждение выделения лимита денежных средств на содержание регистрируемого автотранспортного средства». Тут у нас возник спор и некоторый затык, потому как Управление культуры содержать нашу машину не намеревалось. Я предложила товарищам гаишникам выписать справку хоть от «Шаман-камня», хоть от «Сибирского подворья». Мужики чесали в затылках и явно переживали душевные муки — подобная схема была чистейшим нововведением, чётких инструкций не прописано, старые не подходят, да что за… мда, вот эти непечатные слова — это оно, наше общее настроение. Однако, без справок было не обойтись, и после пары звонков и некоторых хождений по кабинетам, инспектора решили, что справка от «Подворья» подойдёт.
Я раскрыла свой печатный чемодан и в пару минут наколотила им бумагу. Бабушка расписалась. Шик-модерн!
Кажется, наш перфоманс произвёл на инспекторов глубокое впечатление, и дальше дело пошло как-то веселее, но если вы думаете, что быстрее — то фигушки. Всяких бумажек был целый мильён. Мне так казалось. Я их печатала и перепечатывала, иногда сминая негодные листочки и кидая комок в корзину. И таких снежков накопилось уже полкорзины — а всё потому, что раньше предприятия и учреждения были только государственные, а теперь вон чего. По инерции напишем что-нибудь — да не так. Заново!
Отдельный спор вышел о том, нужна ли на заявлении отметка от военного комиссариата — учредитель-то юннатская станция, никто из юннатов призыву не подлежит. А машина, как полноприводная — подлежит!
Снова давай туда звонить. А том тоже ничего не знают! Пока выяснили… Сошлись на том, что на заявлении не надо, а подъехать зарегистрироваться на случай войны — это по четвергам, с десяти до восемнадцати, с перерывом на обед, подъезжайте.
В конце концов всё было распечатано как положено. По крайней мере, мы все на это надеялись. Бабушке вручили технический паспорт (такая книжечка, по размеру напоминающая сберкнижку, выполняющая функцию позднейших ПТС и СТС одновременно), технический талон (в котором со следующего года полагалось ставить отметки о произведённых техосмотрах) и два номера, которые тут же прикрепили на нашу новую машинку.
— Ужасть, как я устала! — сказала баба Рая, когда нас наконец-то выпустили из ГАИ. — Лучче бы картошку копала всё это время, честно слово!
И, пожалуй, я была с ней солидарна.
— А ведь придётся ещё напрячься.