Страница 5 из 12
VIII. Ночной визит
Дача Сдаржинских стояла у самого обрыва, на крутом берегу. Влажный морской ветер шелестел листвой старых кленов, равномерно постукивающих сучковатыми ветвями о черепицу крыши. Сквозь листву проглядывали звезды. На какое-то мгновение их сметали с неба колышущие ветви, а затем звезды снова появлялись в просветах листвы, такие же блестящие и такие же вечные. А снизу из черной пропасти докатывался глуховатый шум разыгравшегося прибоя.
Кондрату и денщику пришлось долго по очереди стучаться колотушкой в чугунную доску, повешенную на воротах. Денщик уже хотел было перелезть через решетчатую ограду, когда вдруг хрипло залаял проснувшийся цепной кобель. Из будки, пошатываясь от сонной одури, вышел с железным фонарем сторож и, не спросив, кто пришел, отворил калитку.
Кондрату предложили отвести лошадь на конюшню, расседлать ее, почистить, напоить, дать овса, а денщика отправили отдыхать в людскую. Когда засветились окна особняка, седая дебелая немка, недовольно ворча, повела Кондрата в барские покои.
В приемной, скупо освещенной огоньками свечей, Кондрат увидел сидящую в широком кресле худенькую барышню. Видимо, она только поднялась с постели. Ее стройную фигуру небрежно обтягивал спальный капот. Густые черные волосы были туго закручены в папильотки. На смуглом, отливающем болезненной желтизной лице барышни, некрасивом, но приятном и запоминающемся, застыла любезная и в то же время вопрошающая улыбка.
Твердо ступая по скользкому зеркальному паркету пыльными тяжелыми сапогами, Кондрат остановился, как положено по воинскому уставу, в трех шагах перед барышней и, звякнув острыми шпорами, представился. Затем спросил, кто перед ним. Получив ответ и удостоверившись, что перед ним та, к кому он послан, Кондрат вынул из сумки мешочек с деньгами, письмо и все это вручил девушке.
У Натали радостно заблестели глаза. Она небрежно бросила мешочек с деньгами на столик и, быстро разорвав конверт, вынула письмо, но читать не стала, а грациозным жестом руки, показав на стоящее рядом обтянутое голубым шелком кресло, сказала:
– Присядьте, пожалуйста. Ведь вы, наверное, очень устали…
Кондрат не привык к такому вежливому обращению со стороны господ, к тому же он, суровый воин, считал унизительным признаться женщине в усталости. И он продолжал стоять, сделав вид, что не расслышал приглашения.
Ему казалось, что барышня, отдав дань вежливости, оставит его теперь в покое, но он ошибся.
– Садитесь, пожалуйста. Не стесняйтесь. Вам необходимо отдохнуть после продолжительной дороги.
Она быстро подошла к Кондрату и, цепко схватив его огромную мускулистую руку, со смехом повела гостя к креслу.
– Садитесь же!..
В ее голосе не было постылой барской снисходительности, которую так ненавидел Кондрат. Голос девушки звучал так искренно, что сразу исчезла куда-то неловкость и скованность. Кондрат добродушно улыбнулся и, уступая ее настояниям, легко и свободно, словно это было не в барском доме, а в крестьянской хате, удобно расположил свое огромное могучее тело, в кресле. Эта своеобразная капитуляция, видимо, доставила удовольствие Натали. Весело улыбаясь, она тоже уселась в свое кресло и позвонила в серебряный колокольчик.
Вошла седая немка.
– Амалия Карловна, распорядитесь накрыть стол и хорошенько накормить нашего гостя. Он из самого Трикратного прискакал. Надо подать вина и холодные закуски.
Амалия Карловна бросила на Натали явно осуждающий взгляд.
– Мадмуазель, сейчас глубокая ночь. Ключник спит. Кухарка спит. Вся дворня тоже… Я могу провести гостя на кухню… там его накормят, чем бог послал…
Смуглые щеки Натали вспыхнули румянцем.
– Потрудитесь разбудить дворню… и сейчас же! А не то мне придется самой взяться за хозяйство… – сказала она тихо.
Слова Натали подействовали на немку.
– Как вам угодно, мадмуазель… как угодно. Я ведь только… я сейчас… – пробормотала она, вежливо осклабившись, и, покосившись на унтера, вышла из комнаты.
Кондрат почувствовал себя неловко и рванулся было из кресла.
– Хлопоты я вам только роблю, барышня… Но взгляд черных жгучих глаз Натали заставил его снова опуститься в кресло.
– Вы обижаете меня… Нам ведь еще нужно поговорить. Пока Натали читала письмо, дворовая девушка и Амалия Карловна накрыли белой скатертью стол, поставили перед Кондратом кувшин темно-красного вина, нарезанное ломтиками холодное мясо с тертым хреном, сыр, хлеб и какой-то странной формы пампушки, которых он сроду не видывал…
При виде такой вкусной пищи у проголодавшегося гостя невольно разгорелся аппетит. Он все же пересилил себя и попытался было из вежливости отказаться. Но не тут-то было! Молодая хозяйка отлично владела искусством ухаживать за гостями. Она сама налила в хрустальный бокал вина и поднесла его к черным от пыли губам гостя.
– Выпейте за победу славных воинов российских!.. От такого тоста Кондрат не в силах был отказаться. Он даже взялся за бокал, чтобы осушить его единым духом. Но, посмотрев в смеющиеся глаза молодой хозяйки, широкой ладонью прикрыл бокал.
IX. «Я смерти не боюсь…»
– Я выпью с удовольствием за победу российских воинов. Но только сначала о деле нам надобно разговор иметь. А то на хмельную голову серьезное дело решать негоже. Это старый запорожский обычай.
– Да ведь вы голодны…
– Что ж… Голоден и выпить хочется. Терпи казак – атаманом будешь, – усмехнулся Кондрат. – Ведь дело у нас важное. Виктор Петрович поручение мне дал по возможности вас из чумной Одессы вызволить. В Трикратное увезти, к его матушке.
– Это невозможно. Одесса оцеплена солдатами. Фома Александрович постарался. Он неумолим! – всплеснула руками Натали.
Кондрат рассмеялся.
«Ох, барышня, да ведь я, когда Одесса еще басурманским Хаджибеем была, первым в ее крепость проник, а у фельдмаршалов российских Суворова и Гудовича разведчиком служил. Мне ли сквозь заслон Фомы Александровича не пройти?» – подумал он, а вслух произнес:
– Пройду и вас проведу. Не сомневайтесь…
Натали задумалась. Затем тихо, почти шепотом, в котором слышалась твердая решимость, произнесла:
– Нет, никуда я не поеду. Стыдно мне бежать из зачумленного города – дальше разносить заразу по отечеству нашему. И особенно сейчас, когда отчизна наша в сражении кровью истекает. Нет, ни за что не поеду. Смерти я не боюсь.
– Так мне, значит, тоже не след уезжать от чумы?
– Вам – другое дело. Вы – воин. А я – слабая женщина Вы – ополченец и с эскадроном Виктора Петровича пойдете врага бить… А я?…
И потом вдруг спросила:
– А о старшем брате Виктора Петровича – Николае Петровиче вы ничего не слыхали? Он, говорят, со своим Преображенским полком уже сражается с Бонапартом.
– Слыхивал, что сражается. Но плохого известия от него не получали. Раз он в лейб-гвардейском, да еще Преображенском, то это не то, что армейцы… В гвардии не опасно. Ее берегут… Вернется еще Николай Петрович живой-здоровый.
– Ну, слава богу, – вдруг просияла Натали. – Вашими устами да мед пить…
– А вы, барышня, сдается мне, старшого, видать, более чем Виктора Петровича любите, – вдруг выпалил Кондрат.
– Полноте! Пустяки все это… Лучше выпейте вина, – с явным замешательством промолвила Натали.
– Что ж, коли поговорили о деле, можно и за победу воинства российского опрокинуть чарку, – деликатно согласился он и единым духом осушил бокал.
А проворная хозяйка уже придвинула ему полную тарелку мяса, подала вилку.
– Не стесняйтесь, откушайте, Кондрат Иванович!
– Откуда имя мое да отечество знаете, барышня? – удивился гость.
– А из письма, что вы изволили от Виктора Петровича мне доставить, – рассмеялась, словно звон серебряного бубенчика рассыпала, хозяйка.
И Кондрату от этого смеха стало так легко, что он уже без церемонии принялся за еду. Он незаметно для себя и выпил и съел все, что предложила девушка. Даже диковинные пампушки.