Страница 113 из 113
Его по-прежнему нигде не было видно. С каждой минутой чемодан становился все тяжелее и тяжелее. «Ну и что дальше?» – спросила она себя, пройдя таможню и оказавшись на освещенной солнцем площади.
Он вырос перед ней внезапно – загоревший и совершенно невозможный в своих линялых джинсах и небрежно расстегнутой рубашке. Все слова застряли у нее в горле. Надо было быть сумасшедшей, чтобы приехать к нему сюда! Совершенно забытый чемодан упал на землю, и Уэбб небрежно отбросил его ногой, а потом снял с нее огромные темные очки и крепко обнял. Естественно, он и не подумал побриться, и теперь щетина немилосердно колола ее лицо.
– Кстати, в Испании запрещено обниматься в общественных местах, – вдруг прервал их поцелуй Уэбб и взял чемодан. – Поэтому давай поскорее уйдем отсюда, пока нас не арестовали.
Голова кружилась от счастья, и Анна беззаботно рассмеялась:
– Думаю, что они нас простят. В конце концов, мы всего лишь какие-то сумасшедшие американцы.
– Ты совершенно права, Энни. Мы оба сошли с ума. И черт бы тебя побрал за то, что ты заставила меня столько ждать! Я получил твою телеграмму всего пару часов назад в разгар съемок, – он улыбнулся, и в углах золотистых глаз появились веселые морщинки. – Когда я уходил, Парелли как раз заканчивал вырывать свои последние волосы и кричал, что мой контракт расторгнут.
Теперь они рассмеялись вместе, и Анна вдруг подумала о том, что впервые видит, как он по-настоящему смеется.
Они оба много смеялись в течение последующего месяца. И занимались любовью. И впереди у них было много-много времени. И когда Уэбб уходил на съемки, Анна просто лежала на солнце, покрываясь золотистым загаром и набираясь здоровья.
Уэбб снял маленький розовый домик на берегу моря неподалеку от места съемок. У них была экономка, которая ездила в город за покупками и готовила фантастически вкусные и обильные обеды. Анне не приходилось ни о чем заботиться, и она наслаждалась их уединением и оторванностью от остального мира. Однажды ей случайно попался на глаза американский журнал, из которого она узнала, что Джеймс Маркхем выиграл избирательную кампанию и стал президентом. Там была и фотография: улыбающийся Маркхем в окружении своей улыбающейся семьи. Но это на переднем плане. А на заднем – виднелись ничем не приметные лица людей, которых никто из широкой публики даже не знал. Среди них был Ричард Риардон.
Анна отложила журнал в сторону и повернулась и сторону, закрыв глаза и подставив лицо солнцу. Ей вспомнилась больничная палата, распахнутая балконная дверь и лицо отца, который вдруг повернулся и стал лицом к свету, как будто хотел, чтобы на прощание она смогла получше рассмотреть его. Но до того как он ушел, она все-таки успела задать ему еще один, последний вопрос.
«А ты сам? – настойчиво спросила она. Может быть, я и не имею права спрашивать тебя об этом, но мне бы очень хотелось знать правду. Ты рассказал мне обо всех остальных – об их целях, об их побудительных мотивах. А как насчет тебя самого? Что двигало тобой?»
«Мной? – казалось, что он серьезно обдумал свои слова, прежде чем спокойно ответить: – Наверное, Анна, все дело в том, что я патриот. Как ни нелепо это звучит для людей твоего поколения. Я люблю свою страну и все, что с ней связано, больше, чем кого-либо из окружающих меня людей. Поэтому в моей жизни нет места компромиссам. Только и всего».
Только и всего. Загадка под названием Ричард Риардон оказалась совсем несложной.
Анна задумчиво нахмурилась… и вдруг подпрыгнула от неожиданности, когда ледяные брызги шампанского коснулись нагретого тела. Подняв голову, она увидела улыбающегося Уэбба с бутылкой в руке. Из горлышка била пенная струя.
– Уэбб! Что ты делаешь?! Не переводи нашу последнюю бутылку «Дом Периньона»!
Он лукаво прищурился:
– А кто сказал, что я собираюсь ее переводить? – опустившись рядом с ней на бирюзовые плитки патио, он бросил на ее голый живот какое-то письмо. – Нам необходимо отпраздновать сразу два события. Во-первых, последний день съемок. А во-вторых – письмо от моей сестры Лючии. Она передает тебе привет и считает, что я просто обязан жениться на тебе, раз уж мы все равно живем вместе. Другого наша старомодная ирландско-итальянско-католическая семья просто не потерпит. А потому, – затаив дыхание, она смотрела, как он слизывает с ее живота капли шампанского, – Боюсь, Энни, что нам действительно придется пожениться и каждый год рожать по ребенку. И учти, я не спрашиваю твоего согласия – я утверждаю.
– Но если бы ты все-таки захотел услышать мой ответ, – прошептала Анна, – то я бы сказала «да».
А потом их губы встретились, и слова стали просто не нужны.