Страница 31 из 42
— Я не продам родину, Назидочка! Это просто преувеличение во имя моей любви к тебе. Хотя я даже не знаю, что у нас тут продавать. Только мои великие открытия, больше ничего нет.
Лутте поднялся с колен, встал посреди комнаты и торжественно произнес:
— Гений Лутте пред тобою, со склоненной головою..
После своей эмоциональной речи он подошёл к Назиде и опустил голову.
Но Назида не обратила на него внимания. Он впилась взглядом в Кэрна:
— Что за клятву тебе дали керинчане?
— Мама, они не давали мне клятв. Я просто попросил их не сообщать всем керинчанам, что я могу лечить людей, — пролепетал Кэрн.
Назида вскочила с места и заорала:
— Почему они должны молчать?!
Под ее жестким взглядом Кэрн весь сжался. Я впервые видела его таким. Он был бледным, испуганный, как маленький мальчик, которого вызвали к директору.
— Я боюсь, что не справлюсь со всеми керинчанами, — прошептал Кэрн.
Назида стукнула кулаком по столу:
— Никогда не думала, что мой сын трус и лентяй!
Кэрн молчал.
Мне стало его жаль. Зачем она требует от него невозможного?
— Тебе никогда не приходило в голову, что управлять страной — это большая ответственность?
Президент растерянно смотрел то на Назиду, то на нас.
— Вызывай Гина! — приказала Назида.
— Зачем он нам, моя богиня? — весело пропел Лутте, словно вообще ничего не происходило.
Наконец Назида обратила к нему свой взор:
— Кэрн прямо сейчас сделает важное заявление для всех керинчан!
— Какое, моя красавица? — спросил ее Лутте, встал за ее спиной и погладил по рыжим кудрям. Она развернулась к нему и стукнула его по руке с такой силой, что он со скоростью света отлетел в другой конец комнаты.
— Неприступная богиня! — восхищенно прошептал Лутте.
Назида строго посмотрела на сына:
— Как ты смеешь думать только о кучке своих приближенных? А как же остальные керинчане? Тебе что наплевать на людей? — взорвалась она, — если ты сейчас же не поборишь свою лень, ты мне не сын! Ты действительно чудовище!
Кэрн побледнел. Он смотрел на мать и не мог выговорить ни слова.
Она достала из сумочки красный телефон в виде страшного дракона и набрала номер Гина:
— Я жду тебя и твою команду прямо сейчас! — сурово приказала она журналисту.
— Назида, все будет сделано, как вы скажете! — послышался взолнованный голос Гина.
Он никогда так не разговаривал, всегда держался вполне уверенно. Что с ним сделала эта огненная женщина?
— Я дома у наших бандитов! — продолжала Назида, — у Аллы и Вилли, предателей родины.
Муж испуганно вскочил с места, я почувствовала, как неприятный ком подступает к горлу. Мне захотелось сделать вдох, но я не смогла. Кэрн взглянул на нас, потом на мать и покраснел.
В нем закипала ярость, и от этого мне стало ещё хуже. Ладони задрожали.
Кэрн резким движением выхватил у Назиды телефон, прислонил ко рту и громко произнес:
— Гин, спасибо, но ваша помощь нам больше не нужна!
Президент сразу же разъединился.
— Что ты себе позволяешь! — взревела фурия, — как ты смеешь так обращаться с матерью.
Но Кэрн аккуратно поднял ее на руки, она начала вопить и драться, но он крепко прижал ее к себе и вынес на улицу.
— Мама все будет, как ты хочешь, но не оскорбляй моих друзей.
Через мгновение он вернулся к нам. Он не мог скрыть свое волнение.
— Пожалуйста, позвоните журналистам, всем кроме Гина и попросите их прийти в сад. Я хочу сделать важное заявление. И вы тоже приходите.
Кэрн резко выскочил из нашего домика.
Назида влетела в комнату, оглушив всех криком:
— Какие же вы друзья после этого!
Она схватила меня за плечи и начала трясти:
— Если бы твои дети так обращались с тобой, Алла, я бы не позволила!
Она отпустила меня, подошла к Вилли, размахнулась и дала ему пощечину, тот взвыл от боли.
— Раз Кэрн твой друг, — заявила она, — так скажи ему, что нельзя так обращаться с матерью!
Лутте стоял в углу и с завистью смотрел на моего мужа, потом вышел, печально вздохнул и театрально произнес:
— Ее рука коснулась не меня,
Я обречён на вечные страданья,
Уйду я прочь, мне не страшны скитанья,
Прощай богиня боли и огня.
Глава 76
Назида бросила страшный взгляд на Лутте. Хорошо, что она магией не обладала, иначе ее обожатель в тот же миг превратился бы в камень. Но Лутте не только не испугался, наоборот что бы она не делала, он восхищался ею.
Чем же она так его покорила? Наверное, Лутте настолько необычный человек, что влюбленность в эту безумную женщину неудивительна для него. Но он, правда, и других не пропускает.
И вот Лутте наконец получил желаемое. Назида подошла к нему и дала такую пощечину, что его щека стала алой.
— Уж ты бы мог объяснить президенту, что нельзя так обращаться с мамочкой.
Лутте схватился за щеку, присел от боли, но при этом прошептал:
— Сплетена из нежных лилий милая ладонь,
Взгляд холодный словно иней,
А в душе огонь!
Нет прекраснее награды, чем твоя рука,
В сердце радость и отрада. Пусть горит щека!
Назида внимательно слушала каждое слово, ее суровость сменилась счастливой улыбкой.
Она обняла обожателя и поцеловала в пылающую щеку. Он затаил дыхание, не в силах сказать ни слова.
— Лутте, встретила я бы тебя лет на сорок раньше, — Назида вздохнула, — ой влюбилась бы! Но вот беда, ты тогда ещё не родился!
Она расхохоталась:
— И угораздило же тебя влюбиться в старуху!
Мы с Вилли молчали. Все бы были такими старушками! Девчонка на вид лет восемнадцати, намного младше меня. Лутте казался по сравнению с ней достаточно взрослым. Конечно, он выглядел молодо, но все-таки мужчина лет тридцати пяти и совсем юная красавица вместе не смотрятся. Но кто бы мог предположить, что эта красавица настолько старше его?!
Назида вдруг бросилась ко мне и обняла:
— Наивная глупая девочка! Ни за того вышла замуж! Могла бы уже давно быть женой лучшего президента в мире!
Я резко отстранилась от нее:
— Мой муж был и остаётся президентом моего сердца!
Она взглянула на Вилли. Он делал вид, что не слышит нашего разговора, а внимательно разглядывает огромную оранжевую бабочку, приземлившуюся на его ладонь.
— Вилли! — позвала она моего мужа. Впервые эта пугающая женщина обратилась к нему по имени.
— Я обещаю больше не говорить ни тебе, ни твоей жене неприятных слов.
Мы оба с изумлением подняли на нее глаза.
— Моя царица, добра и благородна! — пропел Лутте.
Но Назида теперь смотрела только на Вилли:
— Я тебя очень прошу не мешай моему сыночку! Ты хороший парень, — она слегка стукнула его по плечу, и мог бы быть неплохим президентом. Но то, что может дать людям Кэрн бесценно. Не надо больше выборов, дайте ему возможность творить чудеса!
В глазах Назиды стояли слезы. Неужели такая женщина способна плакать?
— Вилли, одно твое слово, — горько сказала она, — и сын передаст управление тебе, и ты лишишь керинчан здоровья, молодости и счастья.
Лутте усмехнулся и зааплодировал. А я наконец поняла в чем дело. Назида боится, что Кэрн лишится власти из-за Вилли. Она считает, что Вилли может выиграть выборы. От этой мысли я была готова летать. Это же просто замечательно. Может, Вилли ещё раз попробовать?
Но, похоже, мой муж решил иначе. Глаза его были печальными:
— Я больше никогда не буду участвовать в выборах! — с болью произнес он, — даже если Кэрн решит править вечно, я не стану ему препятствовать. Можете не беспокоиться об этом.
Я смотрела на Вилли и не могла поверить. Это был совсем другой человек, куда подевались его сила, уверенность в себе? Он выглядел измотанным, уставшим, хотя мы с ним хорошо выспались сегодня впервые за много дней. Нам обоим снилась Керния почти каждую ночь. И только в эту ночь все сновидения отпустили нас. Как же хорошо дома! Мне здесь намного легче, но Вилли до сих пор не пришел в себя.