Страница 27 из 51
А вот юноша из другого маленького города. Он работает журналистом, потому что очень любопытный. У их маленького телеканала заключен с местной властью «договор об информационном сопровождении», то есть мэрия города платит деньги городскому телеканалу, за то, чтоб телеканал освещал деятельность мэрии города, — какая же в этих условиях может быть правда?
Передо мной в классе пятнадцать человек, и ни одного из них не удивляет, что профессия у них — лгать.
— Хорошо, я буду рассказывать вам про журналистику, как если бы правда существовала. Хорошо?
Я беру в руки фломастер, а они слушают меня. Они внимательны то ли потому, что мое имя у них на слуху, то ли потому, что интересно послушать сумасшедшего, который думает, будто правда существует и будто можно ее найти. Я говорю: — Вот случилось событие, и нам нужно рассказать про это событие историю. С чего мы начнем? Что надо сделать прежде всего?
— Поехать и снять! — кричат они. — Взять интервью у очевидцев. А как мы будем эту новость подавать? Подавать-то мы как-то будем эту новость?
Я говорю: — Прежде всего надо подумать. Что значит думать?
Молчание. За семьдесят лет советской власти, за пятнадцать лет так называемой демократии люди в нашей стране не только разучились думать, но даже и не знают для этого слова простого словарного определения.
Я говорю: — Думать — это значит задавать себе вопросы.
Мои слушатели шокированы, они не ждали такой простой и очевидной формулировки. А я им рассказываю, что у репортера, как правило, не бывает особенно-то много времени, чтобы каждый раз подбирать себе новые вопросы для думанья. И поэтому вопросы, которые должен задать репортер, чтоб написать или снять репортаж, заранее определены. Их всего четырнадцать.
Какие, спрашиваю?
Каждый год, каждый новый курс все больше стандартных вопросов для репортажа мои впервые приехавшие на школу студенты формулируют сами. Два года назад не могли сформулировать ни одного. Сейчас уже заранее знают пять стандартных вопросов на букву W из западных учебников журналистики: 1. Who? — Кто?
2. What? — Что?
3. When? — Когда?
4. Where? — Где?
5. Why? — Почему?
Остальные девять вопросов я все еще, как правило, подсказываю (формулировки вопросов принадлежат Александру Кабакову, которому, пользуясь случаем, выражаю глубочайшее уважение и благодарность):
6. Каким образом?
7. Зачем?
8. Кому выгодно?
9. Кому не выгодно?
10. Чем выгодно?
11. Чем невыгодно?
12. Кто враги?
13. Кто союзники?
14. Что теперь будет? (Ну и что?)
По классу легкий шепоток. Мои студенты явно взволнованы тем, как привычная ватная бессмысленность событий может быть превращена в увлекательное путешествие за истиной, похожее на американские горки.
— Здорово! Круто! Но это же очень много работы!
Но кто же пустит в эфир, например, ответ на вопрос «кому это выгодно»?
— При этом, — говорю, — профессия репортера отличается от профессии писателя тем, что ответы на четырнадцать вопросов вы должны не выудить из своей головы (каковая, к слову сказать, чаще используется репортером, чтоб есть в нее, пить в нее и получать по ней удары дубинкой), но выспросить у участников событий. И история получится, только если в событии есть конфликт. А в каждом конфликте есть, как минимум, две стороны, или три. И опросить надо обе-три.
Студенты смеются. Я продолжаю: — Давайте для упражнения разберем какое-нибудь недавнее событие. Например…
— Например, Ходорковского посадили, — тянет руку девушка, которой нельзя рассказывать никаких спортивных новостей, кроме хоккейных.
О'кей! Мы со студентами думаем вместе.
1. Кого посадили?
Михаила Ходорковского. Никаких оценок. Просто разные версии включая гипотетические, о том, кто он такой. Гражданин России. Муж, отец, сын. Богач. Возможно, талантливый менеджер. Или, возможно, вор, убийца. Общественный деятель. Возможно, заговорщик.
2. Что с ним случилось?
Его настигло возмездие. Или у него отбирают компанию. Или ему мешают узурпировать власть. Или мешают пошатнуть власть узурпатора.
Думайте, молодые люди, думайте!
3. Когда?
Двадцать пятого октября 2003 года. Или посадка эта началась весной 2003-го и продолжается до сих пор, и будет продолжаться, пока Ходорковский не будет освобожден или убит.
4. Где?
В аэропорту Новосибирска. Или в прокуратуре в Москве. Или в Басманном суде. Или в Кремле.
5. Почему?
Потому что нарушал закон. Или потому что стал слишком большим. Или потому что финансировал оппозицию. Или потому что поссорился с президентом.
Или потому что попытался бороться с коррупцией.
6. Каким образом?
В соответствии с законом, говорит прокуратура и суд.
В нарушение закона, говорят адвокаты.
7. Зачем?
Чтоб не убежал, говорит прокуратура и суд. Чтоб оказывать давление, говорят адвокаты.
8-9. Кому и чем это выгодно?
Кремлю, потому что богатые предприниматели напугались и построились. Игорю Сечину, потому что обломки ЮКОСа достались компании «Роснефть», а компанией «Роснефть» руководит Игорь Сечин. Роману Абрамовичу, потому что Роман Абрамович получил во время сделки ЮКОС-«Сибнефть» 3 миллиарда долларов и пока не вернул.
10-11. Кому и чем не выгодно?
Роману Абрамовичу, потому что, если бы сделка ЮКОС-«Сибнефть» состоялась, Абрамович стал бы совладельцем одной из четырех крупнейших нефтяных компаний в мире. Предпринимателям, поскольку ухудшился в России инвестиционный климат. Правозащитникам, потому что закрылась куча правозащитных проектов. Школе «Интерньюс», потому что ее не финансирует больше «Открытая Россия». Оппозиции, потому что посажен один из главных ее спонсоров.
— А народу-то разве не выгодно? — спрашивает студентка.
— При чем тут народ? — удивляюсь я. — Вы всерьез думаете, будто государство отобрало ЮКОС у Ходорковского и отдало нам с вами? Или взяло себе?
12. Кто враги?
Как минимум половина администрации президента, может быть, включая самого президента. Все государственные телеканалы.
13. Кто союзники?
Вот это странная история. Адвокаты Ходорковского рассказывают, что поддержать их клиента звонили, например, лидер блока «Родина» Дмитрий Рогозин и лидер Национал-большевистской партии Эдуард Лимонов. А Явлинский не звонил. А Немцов позвонил спустя полтора года. Еще лидер коммунистов Зюганов как бы слегка поддерживает теперь Ходорковского, с тех пор как тот опубликовал статью «Левый поворот».
14. Что теперь будет?
Не знаю. Государство говорит, что Ходорковский отсидит минимум восемь лет, и будут еще предъявлены новые обвинения, и это никак не скажется на жизни страны. Ходорковский говорит, что года через три (то есть в районе следующих президентских выборов) Верховный суд реабилитирует его. Адвокаты говорят, что Ходорковского могут убить в тюрьме, как только общественное мнение забудет о нем.
— Так он виноват или нет? — не выдерживают студенты.
— Это не ко мне вопрос, дети. Это к Глебу Павловскому. Или к Михаилу Леонтьеву. Или к Андрею Караулову. Или к Петру Толстому. Это они знают единственно верные ответы. А мы думаем, спрашиваем, сомневаемся, пытаемся узнать правду. Пытаемся приучить читателя или зрителя своего думать, спрашивать, сомневаться. Он, правда, не приучается, собака.
Вы знаете, что, как правило, делают мои лучшие студенты, когда, окончив школу журналистики, возвращаются в свои маленькие города на свои маленькие телеканалы, принадлежащие металлургическим королям, мэрам, губернаторам и прочей элите, зарабатывающей больше 100 тысяч долларов в год? Они увольняются.
Отравленные нашей учебой, они не могут работать, когда из четырнадцати вопросов отвечать разрешают только на три, а из двух сторон конфликта опрашивать разрешают только одну.
Более того, я полагаю, что многие другие программы «Открытой России», долженствовавшие первоначально сформировать элиту, привели вместо этого участников своих к нежеланию быть этой самой элитой.