Страница 17 из 19
И без того громадный, в шубе демон походил на настоящего снежного великана. Особенно он выделялся на фоне салжусцев – невысоких круглолицых людей с длинными светлыми косами и узкими карими глазами.
– Это называется полярной ночью, – объяснила Дженна тоном, которым она могла бы обратиться к умбелийскому школьнику, а не к тысячелетнему демону. – Здесь, насколько я слышала, она длится около шести месяцев, – это время беременности у самки оленя. Через полгода Рогатая Матерь Небо разродится солнышком. И снова наступит день.
– Как можно жить без солнца полгода? – нахмурил лоб Дэзерт. – Даже в царстве демонов есть светило…
– Я двенадцать лет жила без солнца и даже без неба… – негромко рассмеялась Дженна.
– И это очень многое объясняет, – хмыкнул демон.
Путники устроились у костра, разведённого в центре деревни. Жаркое пламя поднималось выше человеческого роста. Оно пело и танцевало, лаская их обветренные лица своим теплом. От огромного котла, стоящего чуть поодаль, шёл соблазнительный аромат варёного мяса.
Салжусцы знали, как жестоки их края. Своих охотников, вернувшихся с промысла, и путников, которые очень редко появлялись в их деревне, они встречали горячим питьём и простыми, но сытными кушаньями.
В кольце вокруг костра сидели местные жители и ещё двое странников. Судя по эльфийскому разрезу глаз, а большего видно не было за шубами и шапками, они были уроженцам пущи Похонбесара. Тамошние травники иногда заходили на дальний Юг в поисках лишайников особенной силы.
Путь от Лииара дался Дженне и демону непросто. Почти весь он проходил по белой пустыне, в которой порой нельзя было отыскать не то что дерева, но даже травинки для костра. Ближе к Клыкам Салжу царствовали лишь ветер да снег. Конечно, путники запаслись провизией, но вот с водой их ждали трудности.
Дженна была слишком слаба, чтобы призвать волшебное пламя. Снег приходилось растапливать в ладонях и во рту очень маленькими частями. Силы путников были на исходе. Чародейка готова была повернуть обратно, когда они вошли в редколесье. А затем им, наконец, встретилось и кочевое племя.
Быт народов Салжу сильно отличался от жизни в пущах Похонбесара. Оленеводы часто переходили с места на место, а их дома следовали за ними. Конусообразные постройки хорошо выдерживали натиски ветра. Обтянутые оленьими шкурами, они легко собирались и разбирались.
Главным божествами кочевников были рогатая богиня Матерь Небо и великий Отец древний Салжу – саблезубый, но безрогий олень. Отец в противоположность Матери представлял стихию земли. Это его белоснежные клыки замыкали цепью гор южную оконечность материка. Более завораживающих вершин и острых пиков Дженна не видела, даже пролетая над Аркхом!
Деревню кочевников окружали стада оленей. Животные отличались серебристой шерстью, широкими копытами для хождения по снегу и массивными рогами. Салжусцы были полностью зависимы от них. Люди ездили на оленях, ели их мясо, использовали и кости, и шкуры, и рога. Последние – панты – они использовали, как средство от болезней, для укрепления силы духа и тела.
– Ох, ты только погляди, – охнул Дэзерт, запрокинув голову вверх.
Дженна ещё раньше демона услышала, как переменилась мелодия в голосах кочевников, и уже смотрела в небо. Полярное сияние зеленоватой рекой струилось сквозь всю его ширь. Но, хотя зрелище было прекрасным, чародейка уловила тревогу в настроении салжусцев.
Как раз в это время прибыла новая группа охотников из шести человек. Не успели мужчины снять лыжи, как какая-то женщина с грудным младенцем на руках бросилась к ним.
– …Вольга, где моя Вольга? – чуть не со слезами вопрошала она, то и дело поглядывая на небо.
– Прости, матушка, но Ветер была не с нами, – виновато ответил ей один из юношей, тоже немало встревоженным голосом.
– Да как же так, Заир, – причитала женщина, прижимая к себе ребёнка. – Как же так… Ты ведь видишь, – она снова посмотрела на сияние, – предки предвещают беду… Беду!
– …Дженна, мы чуть не сдохли в этих краях, – напомнил девушке Дэзерт на элибрийском языке, заметив её взгляд. – Даже не смей поднимать свою маленькую попку с этого нагретого местечка…
– Я и не собираюсь, хрен ты глиняный, – так же по-элибрийски процедила чародейка. – Я сама окажусь в беде, если срочно не глотну горячего бульона…
Тем временем варево в котле начали разливать по плошкам, и хозяйки пошли вдоль сидящих в кругу, раздавая им горячую еду.
– Благодарю, – коротко улыбнулась Дженна, принимая миску с похлёбкой из рук пожилой салжуски.
Ей показалось, что варево из оленьего мяса пахнет прекрасней всего, что есть на свете. Посудина с толстыми глиняными стенками приятно обжигала руки. В тёмном бульоне, словно солнышки, поблёскивали жиринки, и плавало небольшое золотисто-крапчатое яйцо, сваренное прямо в скорлупе.
Подняв взгляд на хозяйку, чародейка увидела, что та всё ещё смотрит на неё. На плечах женщины лежали тонкие длинные косы цвета серебра. В узких голубых глазах застыл немой вопрос.
Вновь присмотревшись к витали яйца, Дженна отметила, что оно принадлежит явно хищной птице. Неужели соколиное? Последний сокол, попавшийся ей на глаза, обитал в Похобесарской пуще. Почему салжуска подала ей такое редкое кушанье? Уж не почуяла ли чего?
Держа в одной руке миску, Дженна, помогая себе зубами, стянула с другой руки варежку. Осторожно окунув два пальца в горячий бульон, девушка извлекла яйцо. Желудок её скрутило от голода, от густого запаха еды и предвкушения скорой трапезы рот наполнился слюной.
– Простите, – прошептала Дженна, протягивая яйцо женщине. – Я понимаю, что могу вас оскорбить… Я чужестранка, не знаю ваших традиций… – запинаясь, она виновато опустила голову. – Но я не могу съесть это… Я не ем яиц…
– Ты с ума сошла, что ли? – фыркнул рядом Дэзерт, уминая свою порцию мяса.
– Я понимаю, что это не очень умно, я же ем пироги из теста и яиц и другие блюда, – Дженна сморщила лицо. – Но я не могу есть сами яйца… Яйцо… Это неродившийся ребёнок…
Не была бы она так сильно обезвожена, наверняка бы разревелась. И вызвала бы ещё больше издевательств со стороны спутника. Однако, к удивлению чародейки, Дэзерт внезапно переменил свой тон.
– Прости, Дженн, – тихо буркнул мужчина. – Я всё время забываю, как вы относитесь к детям…
Женщина тем временем молча приняла яйцо назад. По её широкому морщинистому лицу с тяжёлыми веками и мягким губам нельзя было сказать, обидела ли её Дженна или нет. Салжуска осторожно зажала яйцо между своими ладонями. Её маленькие руки были обнажены. Сухая кожа раскраснелась от мороза. Когда же женщина раскрыла ладони, они оказались пустыми.
Дженна удивлённо подняла брови и улыбнулась – широко, как в детстве. Как будто бы она не была чародейкой все эти годы, не знала волшебства и чудес. И ведь фокус можно было сделать проще простого, но девушке в этот миг показалось, что мир замер и затих. Что случилось нечто очень важное.
Пожилая женщина ответила слабой улыбкой и удалилась. Дженна перевела взгляд на небо. Ей вспомнился её первый полёт в высях Ферихаль. Чёрный коршун был строгим учителем. Сайрон не раз упрекал чародейку за то, что она излишне полагается на свой ум. А вот сокол Финист, этот юноша с глазами, как вечернее небо, расцвеченное янтарными всполохами заходящего солнца, раскрыл её сердце небесам. Ах, как весело они резвились в облаках и радугах над лесами Су…
Внезапно до Дженны вновь донеслись причитания. Она оставила свои воспоминания и обернулась к матери с ребёнком на руках. Подруги уговаривали её поесть и утешали, как могли. Но та всё глядела на полярное сияние и прижимала к себе уснувшего малыша.
В это время рядом с Дэзертом уселся один из охотников. Этого юношу с редким для салжусцев голубым цветом глаз, кажется, звали Заир. Дженна бросила на него взгляд и, тяжело вздохнув, уткнулась в свою миску.
Демон, закончивший с трапезой, уловил напряжение спутницы. Он посмотрел вначале на неё, потом перевёл взгляд на охотника. И снова задумчиво взглянул на чародейку, фыркнул и покачал головой.