Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 15



– За семнадцать лет, что я хожу по здешним волнам, такого, чтоб дважды за одно путешествие шлёпнулись за борт, ещё не бывало! – огрызнулся злобливо Силмыз. – И кстати: варвар чего-то там про следующий раз упоминал!..

– Он может и не такое сказануть, уж поверь, я-то знаю!.. Усё, не гневись, любезный, – у взиравшего на приближающийся Амарак Зелима, спешившего сойти на берег, ибо он страсть как устал бегать то к кадке, то к борту, было отличное настроение, и портить его себе новостью про сгинувшего раба он явно не собирался. – На, купишь себе по прибытии бочку эля да выпьешь за упокой души этого слюнтяя Темельки, – полновесный золотой дукат, ярко переливаясь в солнечных лучиках, пролетел по воздуху в ловко подставленную загребущую ладонь капитана, – только не выедай мне мозг под конец путешествия! Ясно же было, что долго твой новый барабанщик не протянет: во все времена крысёнышей, продавших кого-то из своих собратьев за миску супа, давили опосля безжалостно, аки ядовитых гадин!..

– Не за миску супа, а за барабан, – машинально поправил наследника рода Тупсов Силмыз, по старой привычке пробуя драгоценный кругляш на зуб. Затем, быстро припрятав ценную монету в поясной кошель, корабельный вожак уже примирительно добавил: – Впрочем, этот белозадый ялминец всё равно ужасно на нём отстукивал… Так что пёс с ним! Сдох и сдох! Крабов хоть покормили, чай, тоже дело доброе.

– Я рад, что мы пришли к взаимопониманию, уважаемый, – Зелим довольно осклабился. – А дабы поднять тебе настроение ещё больше, представь, что сейчас я заберу с твоей галеры этого рыжего медведя и более ты его никогда не увидишь!

– Ента, признаться, меня окрыляет чуть ли не пуще злата! – согласно крякнул расплывшийся в щербатой улыбке капитан. – Всего один русич, а сколько с ним проблем!.. Страшно представить, что бы было с Ослямбией, коль он прихватил бы с собой кого из сородичей!..

Силмыз с Зелимом заливисто заржали в голосину, даже не подозревая, что проблемы, всегда идущие плечом к плечу с молодым богатырём, для Ослямбской империи ещё даже не начинались.

Тем временем портовый город встретил возвращающуюся из дальнего странствия орду на удивление равнодушно, без какого-либо намёка на массовые восторги. Очевидно, ратные подвиги всевеликого ослямбского воинства, сумевшего взять небольшой по меркам аскеров городишко русичей лишь с помощью чёрного колдовства да предательства, никого особо не впечатлили. Лишь малая часть городского люда (и та, похоже, купленная посадником Амарака, дабы уж совсем не плюхнуться рожей в навозную кучу пред императором и его непобедимой армией) довольно вяло, без явного энтузиазма высыпала на пирс встречать с чёрствыми пряниками и весьма паршивого качества винцом вернувшуюся из военного похода ослямбскую рать.

Силмыз, как и обещал, изгнал с галеры Лазара, продав его за бесценок Зелиму, взяв пред тем с вельможи слово пристроить упёртого раба на чистку нужников по прибытии в Нурязим. Тысячник охотно согласился, до возвращения в столицу найдя вифирийцу другое применение: определил бывшего корабельного барабанщика в сопровождающие Ратибору в пути, велев ввести в курс дела рыжебородого богатыря, дабы тот имел хоть какое-то представление об обычаях и нравах страны, в которую, благодаря капризной воле судьбы-злодейки, занесла его нечистая. А в первую очередь Зелим приказал своему новому невольнику разъяснить диковатому великану щекотливый момент, касаемый прав раба. Точнее, полное их отсутствие. Чем, собственно, Лазар и занялся.

Между тем высадка неисчислимого войска на родные берега шла полным ходом. Но тысяча Зелима, в отличие от бойцов подавляющего большинства других воинских соединений, не стала задерживаться в Амараке и его окрестностях, после долгой дороги просаживая в многочисленных местных питейных заведениях свой годовой законный заработок. Наследник рода Тупсов имел вполне ясные указания доставить «рыжего медведя» в Нурязим как можно быстрее. Посему, пополнив припасы еды да воды, Зелим без промедления выдвинулся со своей ватагой в сторону столицы, везя в специальной крытой повозке со встроенной в неё железной клеткой с толстыми стальными прутьями всего одного, но очень ценного пленника, на которого при сходе с «Бешеной пантеры» опять надели массивные цепи.

Лазару позволили ехать в той же кибитке без кандалов и пут, да не стеснённому клетью, а рядом с ней; худощавый невольник, не один уж год находящийся в рабстве, не вызывал у аскеров хоть каких-нибудь опасений, ибо его поведение всегда было вполне себе примерным. Случай на галере, когда вифириец не заложил Ратибора, Зелим посчитал лишь досадной оплошностью со стороны раба, не пожелавшего сдавать своего собрата по несчастью. Командир осов даже отнёсся с некоторым пониманием к проявленному благородству, впрочем, и не забыв всыпать Лазару плетей в начале пути к Нурязиму. Так, на всякий случай, для острастки. Чтобы не забывал вифириец, кто тут хозяин. И вот пленённый, снова скованный Ратибор, полуголый, в одних потёртых, замызганных шароварах, в сопровождении конвоя аж из тысячи шалмахов, трясясь по дорожным ухабам, ехал в крытой телеге в сторону лучезарной столицы Ослямбской империи. В Нурязиме его уже нетерпеливо ждал успевший налегке воротиться из похода Джушукан. Принц из рода Кайя, не оглядывавшийся в путешествии на невыносимо медлительную орду аскеров и посему умудрившийся прибыть домой аж с две ночи назад, нервно потирал жадные до денег ладошки в предвкушении того, как он вскорости знатно наварится, добро всколыхнув местное застоявшееся болото под названием Кузгар. Не без помощи могучего русича, конечно.

Глава 4. В пути



– Кто ялминца-то за борт выкинул? – вопросил Ратибор, с хитрым огоньком в глазах взглянув на сидящего напротив, с ленцой потянувшегося Лазара. – Это ведь был не я!..

– О чём ты говоришь? – уклончиво ухнул вифириец, принявшись с дурашливым видом разминать затёкшее в дороге плечо. – Темель сам бултыхнулся в море! Ну и даже ежели, не приведи Умай, ему кто-то слегка подсобил из наших братьев, так дятлов никто не любит. Это птица такая, если что. Вредная, да! Тарабанит да тарабанит себе почём зря… Порой так утомляют эти перестукивания, особливо когда голова с утреца бо-бо, что пришибить хочется неугомонную пташку. Или утопить.

– Понятно, – Ратибор не стал учинять допрос и выпытывать имя того, кто из рабов на галере отправил доносчика на дно морское, резко сменив тему. – Сколько от Амарака до Нурязима переться?

– Пять денёчков, если останавливаться только на ночлег. Трое уже проехали… Как твоя спина?

– Моя-то нормально, – хмыкнул презрительно Ратибор. – Сечки, оставленные на галере покойным пузаном Гюрхуном, вполне себе подзатянулись. Ты лучше о своих царапках беспокойся.

– Мои тоже в норме… Я привычный, – обречённо потеребив свой рабский ошейник, Лазар, одетый в серую полотняную тунику невольника с аляповато изображённым на груди аистом, символом дома Тупсов, которому теперь и принадлежал, грустно улыбнулся. – Да и у Зелима не было цели меня покалечить. Так, для порядка отлупцевал новый хозяин, в щадящем режиме. Ну, чтоб не сдох да ходить мог… В общем, бывало хуже. Хотя, конечно, хорошо, что «Бешеную пантеру» оставили! Под палящими лучами солнца раны затягиваются очень плохенько.

– Здесь, кстати, всегда так жарко? Начало осени, а никакого ветерка прохладного даже не наблюдается.

– Ослямбия – держава южная, тут тепло круглый год. Просто зимой не как у вас, в варварских землях, по россказням странствующих купцов, нос на морозе отваливается вместе с ушами, а вполне себе комфортно!.. Ну, то бишь тутова зимой примерно так, как на Руси – летом. И это значительным похолоданием считается, если что! Так-то именно в летнее время в Ослямбии на солнышке запросто можно заживо свариться, ежели в теньке не укрыться. Даже казнь такая имеется древняя; оставляют на денёк-другой сушиться скованного бедолажника под знойными лучиками…

– Бр-р-р, какая отвратительная погода!.. Не хотел бы я жить постоянно при такой жаре! Так ведь и в самом деле нечаянно на шкварки разложиться можно, коли задремать на солнышке в обнимку с бочкой медовухи. Ну а без зимы-прекрасницы вообще не представляю себе, как обходиться!.. В сугроб после баньки окунуться, ента же милое дело!