Страница 22 из 43
— Что?
— Я думаю, что она метила на мое место, — шепчет Вера.
— Да ты что? — щурюсь.
— Я иногда на работу с дочкой прихожу, — тихо говорит Вера. — Глеб Ивановичь не против. Она у меня обычно спокойная. Сидит в уголке, калякает цветными карандашами и никому не мешает.
— Так.
— Ну вот… однажды я пришла с дочкой, — Вера рассасывает карамельку еще злее, — она залезла ко мне на колени, и мы с ней спокойненько работаем. Приходит эта Надя. И начинает. Ой, — вера идеально копирует голосок Нади, — а у тебя она сопливит. ой, болеет? Ой, ну что ты тут сидишь? Иди домой! Я тебя подменю, ты не переживай!
Вера замолкает, ожидая мою реакцию, и с гневом повторяет:
— Я тебя подменю!
— Вот гадина… — шепчу я.
— Да! — Вера повышает голос.
— А ты ей что ответила?
— Я ее послала, но не туда, куда вы подумали, — Вера ведет плечиком. — Я на нее повесила покупку канцелярии для отдела маркетинга в один из самых дальних закупочных точек. Сказала, что это задача от Глеба Ивановича. И в список внесла те скрепки, которые сняли с производства.
— Ох ты ж…
— И она их нашла, Нин, — возмущенно шипит Вера.
— Вот стерва.
— Да, — Вера скрещивает руки на груди. — Хотела подвинуть меня, — а затем смотрит на меня, ресницы вздрагивают и в глазах пробегает осознание, к чему я задаю все эти вопросы, — вот черт…
— И не говори, — медленно моргаю и слабо улыбаюсь.
— Вот черт… — повторяет Вера. — Нина… — прижимает ладонь к губам и округляет глаза. Молчит и бубни. — Вот же сучье отродье…
Грубое ругательство, что вырывается у нее, выбивается из образа милой и заботливой девушки, которая отсыпала мне лимонных карамелек.
— Второй курс и такая мразь? — возмущенно шепчет Вера.
— Все-таки второкурсница, — усмехаюсь я.
— Блин…
— И ты так возмущена, — вглядываюсь в ее злющие и горящие глаза, — будто… Глеб Иванович не проявлял к ней интереса.
— Она, конечно, могла напридумывать себе все, что угодно, — возмущенно заявляет Вера и строго поднимает указательный палец вверх, — но знаков внимания никаких не было, Нина, — а потом в ее голосе проскальзывает ирония, — тогда тут все должны по нему воздыхать. И знаете, Нина, вот вы спрашивали про приветственную речь на корпоративе… И он много говорил о семье и о том, что лишь ради семьи у каждого из нас будут результаты.
— Надо было с ним пойти, — прячу лицо в ладонях и горько смеюсь, — и всей толпой.
Скрип двери, и слышу недовольный голос Глеба:
— Так я и думал, что надо тебя заставить пообедать. Вер, иди.
Поднимаю взгляд.
— Да, — Вера встает. — Я пойду. Извините. Это я присела на уши.
Глеб кидает на нее подозрительный взгляд.
— Спросила совет, что купить для дочки на день рождения, — Вера беспечно улыбается. — Голова кругом.
Вера выбегает, и Глеб медленно закрывает за ней дверь, цепко всматриваясь в мое лицо:
— Поешь, Нина.
Глава 33. Отойди в сторону
— Куда дел наших сыновей? — отправляю ложку чечевичного супа в рот.
— Господи, Нин, — Глеб откидывается назад, — ты и тут меня в чем-то подозреваешь? Сбагрил офис-менеджеру. Сейчас все перепробуют в столовой и пойдут нервы мотать… — делает паузу и говорит, — твоим подчиненным.
— Они еще не мои, — откусываю кусочек хлеба. — Они же начнут докапываться, кто над чем работает. Особенно Марк.
— Пусть, — пожимает плечами. — Если смогут подросткам объяснить свои текущие задачи и обязанности, то это им плюс в профессиональную карму. Ты лучше скажи, разгадала ли ты мои гнусные планы оставить тебя в долгах?
Откладываю хлеб на поднос и смотрю на Глеба исподлобья.
— Нет. Пока еще нет, — щурюсь.
— Будешь искать дальше?
Хочу выплеснуть чечевичный суп в его лицо.
— Встреча с Наденькой прошла успешно?
Едва заметно хмурится.
— А ты жаждешь подробностей?
— Да, — коротко отвечаю я и сжимаю ложку.
— Няньку к ней приставил, — Глеб не отводит взгляда, в котором я ищу ложь. — Ярослава Бутыркина.
— Того огромного и жуткого типа, у которого рожа как у бандюгана, который без жалости вырежет целую семью, а потом умоется кровью младенца? — тихо уточняю я.
— Да.
— Для чего?
— Для контроля, Нина. Для того, чтобы она не лезла к моим детям, к тебе, — Глеб вздыхает. — Чтобы она внезапно не нарисовалась возле школы, например. Или тут. Да, много возни, но этой возней будет заниматься Ярик со своими друзьями.
— Будет забавно, если Ярик… — хмыкаю, — влюбится в Наденьку. Она же хитрая блоха…
— У Ярика есть дама сердца.
— Будто мужикам это мешает…
— Тогда дама сердца отчикает Ярику колокольчики ржавым секатором. Его бабка быков валит, а его дама сердца их кастрирует, а после бычьи колокольчики с аппетитом ест на ужин, — глухо и мрачно отвечает Глеб. — Там такая дама сердца, что не одного коня остановит, а целый табун. После всех подкует, а с тех, кто помер от страха, сдерет шкуру, потом разделает и тушенку на зиму заготовит. И там такая рожа, Нина, что это не женщина, а орчиха.
— Серьезно? — шепчу я.
— Ага. Замуж, правда, пока отказывается идти, — Глеб пожимает плечами. — И Ярик страдает каждый раз, когда его дама сердца после страсти и любви раз в месяц выпинывает из дома. Не дает даже заночевать. И он идет к бабке своей. Пьет и вздыхает. Вздыхает и пьет. Там такие страсти, что Надежда не потянет. А если у нее выйдет каким-то образом завалить Ярика, то будет ее голова и его на вилах посреди огорода.
— Хочу быть такой же… — тихо и разочарованно шепчу я.
— Я тоже, — Глеб пожимает плечами. — Но меня радует тот момент, что такие люди, как Ярик, стремятся оправдать мое доверие.
— Контроль, конечно, прекрасно, — погружаю ложку в суп, терпеливо взирая на Глеба, — однако… что потом? Когда она родит?
— Предвосхищаю твои подозрения и предложения, — Глеб поддается в мою сторону и вглядывается в глаза. — Этого ребенка не будет в нашей семье, Нина. Услышь меня, пожалуйста. Есть вероятность того, что Наденька сбросит ребенка в нынешней ситуации, но я не стану покупаться на твои попытки уговорить меня подобрать его, потому что жалко.
— Я не понимаю твоего плана.
— Этого ребенка для тебя не существует.
— Но он существует! Пока в животе у этой гадины, а потом уже и в этом мире появится! Нищими алиментами его будешь кормить?
— Да, — пожимает плечами.
— Но…
— Знаешь, что? — шипит Глеб, всматриваясь в мое лицо. — Я этого ребенка не планировал, и даже отымел Надю без осознанного желания, чтобы сейчас играть отца-молодца. Жестоко? Да. У меня не было никакого контроля над ситуацией, Нина. Я не был влюблен, я не видел в Наде любовницы и даже дырки для слива перенапряжения! Поэтому моя ответственность за этого ребенка минимальная. Мир в принципе жестокий и несправедливый. И да этому будущему человеку очень не повезло, но развешивать сопли я не буду. Я лишь генетически его отец, — бьет кулаком по столу, — у женщин есть вариант избавиться от нежеланного ребенка! У меня же этого нет! Могу, конечно, сейчас пнуть в живот! Я думал об этом! Думал, Нина! Но это уже край.
Я согласна с Глебом в его гневной речи. Но только разумом, которому очень тяжело пробиться сквозь противоречащие друг другу эмоции.
— Твоя забота — наши дети, Нина, — Глеб переходит на отчаянный шепот. — И только они у меня в приоритете. Они — мои наследники. Я облажался, и я сейчас иду по самому оптимальному пути. И закон, Нин, будет на моей стороне, а мораль… не для Наденьки.
— Я понимаю, — закрываю глаза, — но Глеб… я не смогу взять себя в руки при нынешних обстоятельствах, — вновь смотрю на него. — Чтобы не докапываться до тебя с вопросами, я должна обрубить в себе… я не должна сейчас видеть в тебе мужа. Ты должен съехать. Я не могу сейчас взять и сказать, что принимаю твои правила игры и что готова довериться тебе в твоих решениях, как жена, — глаза щиплют слезы. — Мне надо все осознать, Глеб. И понять, готова ли я быть с тобой, когда на стороне будет ходить твое генетическое продолжение.