Кесарь

Ну, а на второй взгляд… Вот кружатся в голове неясные такие догадки, воспоминания пройденных исторических материалов, мысли и желания, пока еще не превратившиеся в четкие план и цель.

Допустим.

Допустим…

Допустим, враг получил серьезное подкрепление. Тут можно расценить двояко – то ли Сапега и далеко не бесталантливый полководец Ружинский (который по идее, уже скоро умрет) получили в помощь королевскую рать, чтобы переиграть историю их финальной встречи с Михаилом. То ли стоящий во главе польского войска блестящий воин Жолкевский усилен мощным корпусом гусар и шляхетского ополчения. От перестановки слагаемых…

Ну а если развернуть ситуацию – гипотетически, откуда Михаил Васильевич может получить подкрепление в настоящий момент? Такое подкрепление, что также кратно усилило бы его войско?!

Первым приходит на ум Прокопий Ляпунов. В «моем» варианте истории лидер рязанского дворянства не участвовал в сражение под Дмитровом, потому как, во-первых, у Скопина-Шуйского хватало собственных сил. А во-вторых, его отношения с опальным боярином после грамот, в коих Прокопий назвал Михаила царем, были весьма натянуты…

Теперь же Прокопий, получив весть о движение польской королевской рати от Смоленска к Москве наверняка собрал всех, кого смог, и так же выступил на соединение с Михаилом Васильевичем. Но против Ляпунова играет время и расстояние – а с численность наспех собранного им войска увы, вряд ли может быть достаточно большим, решающим для перелома в грядущем сражение…

Потому как, во-первых, все та же гражданская война в период восстания Болотникова, унесшая жизни очень многих рязанских служивых. Во-вторых, Прокопий не может оставить южный рубеж Руси совсем уж без защиты, иначе ратники просто не уйдут драться с ляхами, пока собственные дома их жгут крымские татары… В-третьих, значительное число рязанских служивых итак воюет в составе армия кесаря – или сидит в осаде в Москве. Впрочем, в осаде может, уже и не сидит… Ну, и в-четвертых, время. То самое время, которого у Ляпунова катастрофически мало – ведь он не только должен был успеть собрать рать, получив информацию о походе Сигизмунда, но и привести ее к столице.

Короче, дай Бог, чтобы Прокопий просто успел на поле боя – но даже если и успеет, его помощь, увы, решающей и переломной быть не может по определению.

Увы…

Однако.

Однако же, во всех этих раскладах, как ни странно, есть третья сила. Причем сила, куда как более близкая к Москве, нежели рязанская рать! И сила, как ни странно, довольно значительная – при этом полностью выпавшая из польской обоймы… Ибо если ляхи с литовцами и поддерживали обоих самозванцев на первых порах, то после выступления Сигизмунда на Москву ни о каком Лжедмитрие на царском престоле не может быть и речи. Ибо победив, король или посадит на трон королевича Владислава, имеющего хотя бы призрачные права на московский престол, так как его далекая прапрапрабабка является княжной-рюриковной (речь идет об Иулиании Тверской, матери Ягайло).

Или, что вернее, сядет на трон сам по праву завоевателя, не пытаясь соблюсти даже видимость «приличий», типа предка-рюриковича и принятая будущим царем православия. В моей истории боярская дума требовала от Владислава сменить веру, но так и не добилась своего…

А вот Лжедмитрий Второй… Хм, до недавнего времени царек-пустышка, вынужденный играть роль ширмы для грабящих Русь поляков и литовцев, не имеющий при этом никакой реальной власти и особого влияния. В Тушинском лагере рулил гетман Ружинский – в какой-то период обещавший заточить самозванца под стражу, а то и вовсе грозящийся ему расправой! Короче говоря, от такого «теплого» сотрудничества самозванец бежал в Калугу, спрятавшись в телеге…

Ничтожество, пустышка? Да, наверняка. Но – но после бегства в Калугу в самом конце прошлого года самозванец вдруг нащупал верный путь. Не желая раствориться на просторах России в качестве безымянного воришки, он сделал ставку на борьбу с поляками под эгидой спасения православия от подчинения папе римскому, и противостояния королю Сигизмунду. И… прокатило. Особенно после того, как Лжедмитрий приказал хватать всех ляхов и литовцев во все еще подконтрольных ему городках, и свозить все их имущество под Калугу. Так у него появились и деньги для воинов, и заложники для переговоров, и какая-никакая популярность… И эта популярность начала довольно быстро расти – потому как войско Лжедмитрия Второго начало реально воевать с интервентами. Дошло до того, что патриот Ляпунов в какой-то период наводил мосты к бывшему ставленнику литовцев, вел переговоры о возможном союзе…

Конечно слава Богу, что татары из охраны самозванца его же и порешили. Этот безумец уже клонился к союзу с Турцией и Крымом, и был готов призвать турецко-татарскую рать на помощь, едва ли не перейти под руку султана Порты… Но за время «патриотического» правления сэконд-димки его воры и казаки довольно сильно прониклись идеей борьбы с ляхами – так, что приняли участие в обоих выступлениях русских ополчений. И если Ляпунова казаки убили (по подлогу ляхов да из-за интриг своих лидеров), то в боях с Ходкевичем, прорывающимся к осажденной Пожарским столице, именно казаки нанесли по врагу решающий удар в самый нужный час…

Все это случилось во время битвы на Девичьем поле 22 августа 1612 года. Войско Минина и Пожарского, насчитывающее около восьми тысяч ратников, перекрыло доступ к Московскому кремлю, куда прорывалась двенадцатитысячная армия Ходкевича. В Москве сидел трехтысячный польский гарнизон – а «воровские» донцы «воровского» же князя Трубецкого стояли отдельным лагерем; последний обещал Пожарскому помощь в битве, заключил с ним союз, и ополченцы выделили князю пять сотен ратников дворянской конницы.

Фактически же Трубецкой на помощь не пришел – несмотря на то, что ополченцы терпели поражение на поле боя, а левый фланг их едва не бежал. И это на фоне вылазки осажденного гарнизона из крепости и ураганного огня польской артиллерии со стен Кремля… Но в решающий момент битвы конные сотни, приданные Трубецкому, бросились в бой – а за ними поспешили и четыре казачьих атамана; фланговый удар тысячного отряда русских изменил ход сражения в первый день битвы.

История донесла прозвище-фамилию только одного из этих славных атаманов – атамана Межакова…

Во второй же день битвы на Девичьем поле Хованский едва ли не разбил Пожарского! Не смотря на все мужество и героизм русской поместной конницы, в ходе пятичасовой схватки ее разгромили, заставив бежать с поля боя. Ничего удивительно, учитывая, что у наших по-прежнему нет тяжелой конницы… Также в ходе яростной сечи ляхам удалось захватить и обороняемый казаками Трубецкого Климентьевский острог. Правда, донцы не сражались за него до последнего – а оттянувшись назад, устроили засаду на Ордынке, по которой Ходкевич потянул огромный обоз в Кремль. Так казаки этот обоз перехватили, остановили, внесли сумятицу в польские ряды – а после с боем ворвались обратно в острог…

Подвиг донцов связывают также с именем Авраамия Палицына, келаря Троице-Сергиева монастыря – и талантливого агитатора, как видно; ибо ему удалось «увещеваниями» остановить отступление казаков после захвата острога противником, а потом и бросить их в успешную контратаку. Более того, возвращение Климентьевского острога лишь внесло паузу в сражение. А после Авраамий еще собирал прочих казаков и дезертиров прежде, чем уже вся русская рать сумела организовать контратаку – и разбить понесшего значительные потери Ходкевича!

Вот такая вот неоднозначная история тушинских, а после калужских «воров»… Правда, речь идет все же о «природных» донцах – то есть казаках, действительно пришедших с Дона, сплоченных и опытных, умелых воинах, оставшихся под Москвой с князем Трубецким. Другой же лидер воров, атаман Заруцкий, «унаследовавший» Марину Мнишек после обоих Лжедмитриев, на соединение с ратниками второго ополчения не пошел. Нет, он предпочел оставить Трубецкого, и увел две тысячи воровского сброда незадолго до прибытия Пожарского... Причем и на самого лидера второго ополчения Заруцкий пытался организовать покушение – слава Богу, безуспешное…