Я признала хаос

‒ Почему? – Внимательно слежу за тем, как Четыреста пятая прячет заработанное в нишу, на уровень ниже последней ступени, и старательно закладывает все камнями. – Ты совсем-совсем не хочешь тратить ее?

‒ Вот именно, что хочу. – Она щекочет кончиками пальцев мой подбородок. – Хочу потратить ее на тебя, солнышко. Запомни наше тайное место и, когда тебе понадобится помощь, забери содержимое тайника. Это моя особая защита для тебя.

Покосившись на Шрамника, покачивающегося в такт собственной внутренней мелодии, Четыреста пятая глубоко вздыхает, смотрит по сторонам, затем на тайник, удовлетворено кивает и, наклонившись, поднимает меня на ноги, крепко ухватив за талию.

‒ Продолжим, ‒ уверено заявляет она и, широко улыбнувшись, уводит меня прочь от смрадной реки.

«Подохну скоро, парни. Так что хватит сюда шляться», ‒ доносит до нас ветер обычный прощально ворчливый бубнеж Шрамника.

Мы делаем еще шесть остановок в южной части Клоаки, и каждый раз Четыреста пятая настойчиво просит меня запомнить выбранные места. Прежде чем спрятать очередную монетку, она проверяет, чтобы вокруг не было ни души, а после долго и внимательно изучает округу, выискивая тех, кто случайно мог бы издалека заметить наши маленькие игры в сокровище.

‒ Вот и закончили. ‒ Сминая в кулаке остатки тряпья, на который был разодран мешочек, некогда наполненный монетками, Четыреста пятая смотрит вдаль и тихонечко гладит меня по волосам. Далеко внизу по территории рынка деятельно снуют пронумерованные муравьишки-людишки.

‒ Ты отдала все монетоньки. ‒ Меня возмущает ее расточительство. ‒ И даже себе ничего не оставила.

Четыреста пятая отводит взор от линии горизонта и встает на колени напротив меня. Теперь наши лица находятся друг напротив друга.

‒ Хочу убедиться, что смогу хоть как-то тебе помочь в будущем. Если вдруг ты будешь отчаянно нуждаться в поддержке. ‒ Закусив нижнюю губу, она слегка морщится, а затем, наклонившись, легонько бодает меня макушкой. ‒ Не волнуйся обо мне, солнышко. Я буду в порядке. Серьезно. Я необыкновенно крепкая.

‒ А зачем тебе убеждаться? ‒ Замешательство не покидает меня, а необъяснимая тревога заполняет нутро, царапая горло. Я обнимаю ее голову, неловко задевая уши, и жмусь щекой к ее пахнущим корицей волосам. ‒ Мы же всегда будем вместе. И ты в любой момент сумеешь помочь мне. А я тебе.

Четыреста пятая реагирует на мой порыв не сразу и еще долго позволяет мне удерживать ее в неудобной позе.

‒ Конечно, ‒ слышу я тихий ответ. ‒ Непременно будем вместе. Но не забудь о наших тайничках. Помни. Просто так. Это же только наша игра в поиск сокровищ.

Неспешно возвращаемся в «Тихий угол». Работа на сегодня выполнена, как уверяет Четыреста пятая, но главное ‒ даже морганием нельзя позволить смотрительнице приюта, госпоже Тай, догадаться, что часть полученных от клиента денег злостно утаена.

Перед тем, как пройти через главный вход, Четыреста пятая вновь прикладывает палец к губам и задорно подмигивает мне сначала левым, затем правым глазом. Серьезно киваю и расслабляю мимику. Госпожа Тай не слишком обращает на меня внимание, так как я не представляю, по ее словам особой ценности, но раз главный «слиток золота» возится со мной, то и ей волей-неволей приходится периодически вспоминать обо мне. Вряд ли бы я получала хоть что-то из еды, если бы не вмешательство Четыреста пятой. Про одежду и мыло и говорить не стоит.

‒ А вот и последняя. ‒ К нам спешит госпожа Тай. Ее волосы растрепались, дыхание сбилось, а глаза блестят так, словно она уже опрокинула в себя нечто крепкое, не дождавшись сумерек. ‒ Давайте и эту в тот же список.

Она хватает меня за запястье и, сжимая со всей силы, тащит за собой ‒ к стоящим поодаль наемным приютским помощникам. Однако нам удается беспрепятственно пройти всего каких-то пару метров, как вдруг перед нами вырастает Четыреста пятая. Ее рука со скрюченными пальцами с быстротой хищника опускается сверху на руку госпожи Тай, удерживающую меня, а мгновением позже смотрительница взвизгивает, близко познакомившись с впившимися в ее кожу ногтями.

‒ Чертовка дьявольская! ‒ Она сплевывает на грязный пол и злобно пялится на напавшую. ‒ Совсем башку снесло? Чего устроила, тварь?!

‒ Куда вы собирались ее отвезти? ‒ Четыреста пятая прижимает отвоеванную меня к себе настолько крепко, что я даже начинаю сомневаться, что она вообще когда-нибудь в этой жизни согласится меня отпустить.

‒ Не твое собачье дело, чертовка. ‒ Госпожа Тай обеспокоенно рассматривает царапины. ‒ Твое ‒ ублажать кого надо и тряпку в глотку себе запихивать, чтоб лишнего не болтать. Не приносила бы доход, я бы тебе шею прямо сейчас свернула, четверка недалекая. Давай сюда ребенка.

В ответ Четыреста пятая разворачивается к ней спиной, передвинув и меня, и, загородив собой, свирепо глядит на женщину через плечо.

‒ Ни за что не отдам.

‒ Не тебе решать. ‒ Госпожа Тай, успев утихомириться после вспышки, раздражено фыркает. ‒ Заказчик забирает всю группу и платит намного больше, чем стоит даже тысяча таких никчемышей. Такого я не упущу. Отлипай от своего зверька, и дай мне уже избавиться от старья из бракованных малолеток. И, если уж так неймется, что хочется о ком-нибудь позаботится, то я подброшу тебе кого-нибудь сносного из новых сиротинушек. Здесь конвейер, милая. Или даже позволю выбрать тебе самой.

‒ Я буду работать больше.

‒ Что? ‒ Госпожа Тай хмурится. ‒ К чему это?

‒ Буду работать больше и дольше. Со многими. Часто. ‒ Вкрадчивость интонаций позволяет Четыреста пятой выглядеть сильной и сыпать полными уверенности утверждениями, но я-то слышу, как громко бухает ее сердце. ‒ Больше денег. Больше клиентов. Больше завлечений. А значит, еще больше денег.

‒ И?.. ‒ Поразмыслив, предлагает продолжить госпожа Тай.

‒ Шестьсот тридцать седьмая остается со мной. Это мое условие.

‒ Ты не в том положении, милочка, чтобы просить меня соблюдать какие-то там условия. Ты ‒ гниль под моими подошвами. Усекла?

‒ Гниль, которую покупают, ‒ парирует Четыреста пятая. ‒ Способная принести вам больше денег. Если позволите, конечно.

Госпожа Тай громко чертыхается и на эмоциях ударяет себя кулаком по бедру. Пару секунд всматривается в хорошенькое личико своего «слитка» и «гнили» и, приблизившись, наклоняется ко мне.

‒ Рано или поздно эта малютка тоже будет на меня работать, ‒ с ухмылкой предупреждает она. ‒ По стопам своей защитницы пойдет. Уж я заставлю

‒ Но точно не сегодня. ‒ Четыреста пятая снова поворачивается, пряча меня, а нос смотрительницы утыкается в ее спину.

‒ Гнильцо мое. А ты, гнилушка, расти поскорее. Пора трудиться во благо Клоаки.

Отпускает меня Четыреста пятая только тогда, когда смотрительница вместе с помощниками скрывается за углом.

‒ Ничего… Ничего… ‒ Она опускается на пол, тяжело дыша. ‒ Ничего… Солнышко. Я все сделаю. Не бойся. Я выведу тебя отсюда. Ты покинешь это место, обещаю…

Глава 22. Тоскую по моим небесам

Безумное сегодня

‒ Его не будет две недели?!

Несмотря на то, что инъекции стали уже привычной рутиной, я все равно морщусь от касания иглы к коже. А нервы Такеши, судя по перекошенному лицу, давно уже перекрутились в беспорядочный мусорный клубок. Каждое взаимодействие со мной действует на него удручающе. Будь у него выбор, мчался бы уже отсюда на полной скорости и затихорился бы где-нибудь на ледяных островах.

Чего не скажешь о Тео. Чашка кофе, тарелка мучного, мягкое кресло, и восстание энтузиазма гарантировано. По крайней мере, хлюпающий кофейком юрист выглядит сейчас как самый счастливый человек на свете – в отличие от нас с Такеши, обоюдно люто страдающих от процедуры с «Алым».

‒ Две недели. – Тео кивает. ‒ Плюс день. Мордой своей, конечно, ничего не выдает из эмоционально страдательного, но сдается мне, сейчас ему совершенно не хочется надолго покидать поместье. Как бы это сказать… Настроение у него занятное – прямо в воздухе витает нечто такое лучезарное и блестящее…