Страница 5 из 23
В 1070-е годы Сицилия уже уступала натиску нормандцев и свирепые солдаты графа Рожера под прикрытием щитов, напоминавших формою гигантские капли слез, брали город за городом. В те времена один молодой мусульманский поэт схватил свою семью в охапку и бежал с острова. Поэта звали Ибн Хамдис (Абдуль Джаббар Ибн Хамдис), и было ему двадцать четыре года. Он родился в Сиракузах в 1054 году в преуспевающем семействе, рос в комфорте и неге, с охотой получая литературное образование, одарившее его умением слагать популярные стихотворные строки на арабском, которые служили визитной карточкой высокой культуры той эпохи. Этот талант позволит ему осмыслить беды, страдания и потери, свидетелем которых он будет на протяжении своей долгой и насыщенной событиями жизни. Этот же талант принесет ему известность и откроет двери множества просвещенных дворов исламского Средиземноморья.
Бегство с Сицилии оставило в его душе глубокую рану: поэт бесконечно тосковал по неспокойному острову, где родился. «Меня изгнали из рая», — написал он как-то. Ностальгия и тоска по дому пронизывают даже те стихи Ибн Хамдиса, которые он создал, когда ему было под восемьдесят[22]. Но какой бы болью ни отзывалось в его душе изгнание, нашлись в нем и приятные моменты. Покинув Сицилию, Ибн Хамдис подался на Запад и устроился при дворе одного из величайших арабских покровителей искусств того времени, Мухаммада аль-Мутамида ибн Аббада, эмира тайфы Севилья. Аль-Мутамид, возраст которого к тому моменту приближался к сорока годам, сам был одаренным поэтом. Умение красиво изъясняться он унаследовал от своего жестокого, но велеречивого отца аль-Мутадида, чьи неустанные военные кампании сделали Севилью одним из могущественнейших государств региона и чьи методы обращения с врагами отличались безграничным вероломством: однажды он приказал задушить в банях своего дворца прибывших к нему послов[23].
Аль-Мутамид не был настолько коварным правителем, зато как поэт превосходил отца талантами[24]. Он взял к себе Ибн Хамдиса в качестве одного из спарринг-партнеров по стихосложению и назначил ему содержание. Так сицилийский беглец поселился при одном из самых интеллектуальных дворов Запада, где к тому же культивировалось сладострастие, где предавались запретным удовольствиям винопития и беззаботного секса и где, писал Ибн Хамдис, с жизнью «можно было смириться, прогуливаясь по берегам удовольствия и отбросив всякую сдержанность»[25]. Ибн Хамдис готов был вечно страдать по утраченной родине, но все остальное — по крайней мере, на тот момент — складывалось неплохо.
Господства в регионе Севилья добилась сравнительно недавно. Если бы молодой мусульманский литератор искал здесь убежище столетием ранее, он без колебаний избрал бы Кордову, столицу Омейядского халифата: огромный город с полумиллионом жителей, один из самых изысканных и впечатляющих в мире, где ученые, астрологи, философы и математики разгадывали тайны вселенной, а архитекторы и мастеровые искали пределы художественного совершенства. Но в 1031 году Омейядский халифат развалился, и Кордова погрузилась в интеллектуальное оцепенение: ее библиотеки разграбили, книги сожгли, а знаменитые мастерские опустели.
Из этого запустения восстали несколько десятков мелких, номинально независимых государств — тайф, первейшей из которых считалась Севилья (в число прочих входили Малага и Гранада, Толедо, Валенсия, Дения и Балеарские острова, Сарагоса и Лерида). Тайфа (эмират) Севильи включала в себя значительную часть мусульманской южной Испании, или аль-Андалусии. Город Севилья, которому королевство было обязано названием, располагался примерно в 200 километрах к северу от Гибралтарского пролива, и центром его был алькасар (дворец) на берегах реки Гвадалквивир. Владения эмиров Севильи простирались от Силвиша и Алгарви на Атлантическом побережье современной Португалии до Мурсии на востоке. Под властью правителей из династии аль-Мутамида — их называли Аббадидами — Севилья поглотила немало мелких эмиратов, ее окружавших, разжившись превосходными земельными угодьями и оживленными портами и взяв под свой контроль стратегические торговые пути, связывавшие Европу с Северной Африкой. Город славился качеством своих музыкальных инструментов, пурпурной краской для ткани, сахарным тростником и оливковым маслом. В правящих кругах Севильи царило отношение к жизни, которое отец аль-Мутамида описал такими стихотворными строками: «Я делю свое время меж тяжкой работой и отдыхом: / Утро — делам государственным, вечер — удовольствиям!»[26]
Царствование аль-Мутамида пришлось на самый расцвет Севильи, и будь он более удачливым правителем или столкнись с какими-то иными вызовами, вероятно, он продолжил бы настойчиво расширять границы Севильи до тех пор, пока не объединил бы все тайфы в государство, напоминающее Омейядский халифат, распавшийся незадолго до его появления на свет. Однако произошло обратное: аль-Мутамид привел страну к краху, чему в немалой степени поспособствовал правитель с другого конца Испании Альфонсо VI, король Кастилии и Леона.
Примерно в 400 километрах к северо-востоку от Севильи высились башни и каменные стены Толедо, некогда могущественной столицы империи вестготов. Под властью мусульман город, застроенный изящными мостами, общественными банями, рынками и мечетями, процветал. Он стоял на берегах широкой и быстрой реки Тахо — самой длинной водной артерии в Иберии: сбегая с Иберийских гор, через 1000 километров, у Лиссабона, она впадает в Атлантику. Долина реки и весь ее бассейн в те времена считались пограничьем, за которым лежали земли, принадлежавшие христианским королям северной Испании. Здесь же, на юге, страна была разделена между соперничающими правителями, которые, хотя и исповедовали одну религию, постоянно враждовали и сражались друг с другом. Самыми значительными среди государств севера Испании считались Галисия, Леон, Кастилия, Арагон, Наварра и Барселона. Но, как и на юге, было на севере одно государство и один правитель, превосходивший всех прочих по силе и могуществу.
С 1072 года и до самой смерти, настигшей его в 1109 году на пороге семидесятилетия, этим правителем был король Альфонсо VI. Его называли el Bravo, Храбрый, и он был твердо намерен соответствовать своему прозвищу. Альфонсо владел коронами Кастилии и Леона, а также правил всей Галисией и частично Наваррой. По количеству принадлежавших ему земель и по известности он был самым выдающимся христианским монархом южнее Пиренеев. Один впечатленный хронист описывал его как «католика во всем». Тот же хронист писал: «Он так застращал злых людей, что они никогда не смели показаться ему на глаза»{8}[27]. Другой источник сообщает, что Альфонсо был «весьма силен как умом, так и телом, до той степени, что редко обнаруживается среди смертных»[28].
Конечно, это была обычная лесть (в памяти испанского народа Альфонсо оставил по себе гораздо более бледную и менее романтическую память, чем его приближенный, Родриго Диас де Вивар, вошедший в историю как Эль Сид), но такое заискивание само по себе отражает тот факт, что Альфонсо господствовал над северными государствами так же, как аль-Мутамид над тайфами южной Испании. Альфонсо пришел к власти, свергнув с трона Галисии младшего брата Гарсию, а затем воспользовался насильственной кончиной старшего брата Санчо, убитого обманом во время осады. За свою долгую жизнь Альфонсо обзавелся пятью женами и двумя наложницами, сражался во множестве битв против христиан и мусульман и собрал впечатляющую коллекцию высокопарных титулов, включая обретенный в 1077 году титул imperator totius Hispaniae — император всей Испании, амбициозный, однако не вполне соответствующий истине: его империя простиралась от Атлантического побережья Галисии на западе до Барселоны на востоке, но ему так и не удалось покорить земли, лежавшие южнее реки Тахо. Тем не менее аль-Мутамид и правители ряда других тайф платили Альфонсо огромную дань, называемую «пария», чтобы он оставил их в покое. И пусть этот титул не вполне отражал политическую реальность, он совершенно точно указывал на цели Альфонсо: король жаждал раздвинуть границы своего королевства, и осмелиться встать у него на пути мог только правитель поистине неробкого десятка.
22
Чтобы получить представление о темах и контексте лирики Ибн Хамдиса, см. Granara, W., ’Ibn Hamdis and the Poetry of Nostalgia’ в Menocal, Maria Rosa, Scheindlin, Raymond P. & Sells, Michael A. (ред.) The literature of Al-Andalus, (Cambridge, 2000), с. 388–403. «Меня изгнали из рая» см. там же, с. 397.
23
Fletcher, Richard, Moorish Spain (New York, 1992), с. 87.
24
Примеры стихотворений аль-Мутамида на английском языке можно отыскать в Franzen, Cola, Poems of Arab Andalusia (San Francisco, 1989), с. 82–91.
25
Fletcher, Moorish Spain, с. 91.
26
Там же, с. 86, 90.
27
Епископ Пелайо из Овьедо, «Хроника королей Леона» (Chronicon Regum Legionensium): Barton, Simon & Fletcher, Richard (пер. на англ.), The World of El Cid: Chronicles of the Spanish Reconquest (Manchester, 2000), с. 85.
28
Разрозненные хроники, обычно называемые Historia Silense. Перевод на англ.: Barton & Fletcher, The World of El Cid, с. 29.