Страница 6 из 7
Музей Пера – место со смыслом, в котором я каждый раз спешу на третий этаж с одной-единственной целью: задержаться на несколько минут у картины Османа Хамди[16]«Дрессировщик черепах». Мужчина в ярком дервишеском одеянии тщетно пытается дисциплинировать пять очаровательных пресмыкающихся, которые в это время наслаждаются салатными листьями, разбросанными по полу. С благоговейным трепетом я всматриваюсь в терпеливое лицо неунывающего дрессировщика, находя много общего между ним и мною в моменты убеждения капризных детей поступить подобающим образом. И он, и я знаем, что дрессировка черепах и детей бесполезна, и все же жертвенно играем определенную жизнью роль.
Музей еще закрыт, и я прохожу мимо, ловко уворачиваясь от моющей дорогу машины. Эти гигантские поливальные агрегаты на колесах ежеутренне будят рокочущим грохотом жилые кварталы, заставляя поеживаться в теплых постелях тех, кто привык просыпаться намного позже восхода солнца. Это своеобразная элита, позволяющая себе сладостный сон в то время, как «чопджу»[17]и «симитджи»[18]уже начали свой мелкий посредственный бизнес, заработка от которого едва хватает на день. Завтра, с рассветом, эти никогда не высыпающиеся люди снова займут свои места на пустынных улицах города в ожидании скромных подаяний в виде трех медяков от редких прохожих с осунувшимися сонными лицами.
Начало осени, которую вот уже третий год подряд я неизменно провожу в Стамбуле, приправлено щепоткой золотой куркумы и присыпано жменей бледной сушеной мяты. Эти ароматы витают вдоль широких тротуаров, по которым я неспешно бреду в надежде отыскать ответ на вопрос, который мучает меня последнее время.
Истикляль[19]ранним осенним утром – находка для интровертов, социопатов и страдающих клаустрофобией особ. Широкая полоса безлюдного проспекта кажется совершеннейшей из улиц, особенно если присесть на одной из лавочек у остановки исторического трамвая. Нужно обязательно дождаться его приветливого позвякивания и глухого стука колес по тусклым стальным рельсам, которые будто бы разрезают пешеходную улицу на два параллельных мира: перепрыгнуть через рельсы – к удаче. Этим нехитрым упражнением занимаются сбежавшие с уроков мальчишки, а после ловко запрыгивают на подножку ретротранспорта, двигающегося так медленно, что подобные игры никто не считает опасными. Вот уже почти полтора столетия (если не считать перерыв в сорок лет в связи с утратой популярности электрического вида транспорта) очаровательный красный вагончик будит по утрам счастливых обладателей близлежащих квартир и создает незабываемую атмосферу старого Константинополя в глазах изумленных туристов. И хотя протяженность маршрута всего полтора километра, это небольшое расстояние от площади Таксим и почти до Галатской башни нужно преодолеть каждому именно на колесах, а после непременно вернуться пешком к запотевшим витринам антикварных магазинов и старинных кофеен.
– «Nostaljik» bekliyormusunuz?[20]– раздался за спиной незнакомый голос так неожиданно, что я дернулась, едва не выронив блокнот, в который делала наброски глав для новой книги.
Рядом стоял печального вида человек с охапкой бледно-розовых астр. Это был один из тех уличных торговцев, которые слоняются от рассвета до заката по людным улицам города, пытаясь всучить спешащим прохожим всякую дребедень: бутылку воды, упаковку влажных салфеток или, как в моем случае, букет подвявших цветов. Коренные стамбульцы относятся к этому виду навязчивой торговли с удивительным терпением, расценивая приобретения на улице как благотворительный акт и способ поддержать неимущих. Со стороны выглядит похвально и благородно, хотя мне до сих пор страшно вступать в переговоры с унылыми коммерсантами, и каждый раз я стараюсь перейти на другую сторону улицы во избежание странной встречи.
– Так вы ждете «Ностальжик»? – повторил цветочник в ужасно потрепанном костюме, однако начищенных до блеска остроносых туфлях. Исторический трамвайчик стамбульцы называют нежно «Ностальжик», как будто по сей день испытывают теплое чувство тоски по давно ушедшим временам изящного позапрошлого века.
Уныние – отличительная черта старожилов окутанного грустью города, которую они умело культивируют и превозносят до уровня высокой национальной идеи.
Вы редко встретите здесь рассказывающего анекдоты старика или хохочущую старушку, что вполне легко представить себе в любом другом городе мира. Здешние обитатели пребывают в легкой форме хронической меланхолии, печальные лучи которой расходятся далеко за пределы отсыревших домов и заполоняют сердца всех и каждого, кто только попытается прикоснуться к истории загадочного города.
– Спасибо, но я не буду покупать у вас цветы, – постаралась сказать как можно убедительней и избежать продолжения разговора. Конечно, можно было встать и пересесть на другую лавку, но я оставалась на месте, потому что именно здесь ко мне приходили светлые и оформленные мысли, которые я незамедлительно заносила в свой блокнот.
– А я вам и не предлагаю их покупать. Я спросил, ждете ли вы трамвай.
– Трамвай? Нет, я просто сижу…
Человек, который сперва показался мне стариком, теперь приосанился и выглядел вполне приятным мужчиной лет пятидесяти, хотя его ужасно старили неопрятная одежда и рассыпающиеся охапки пестрых астр, которые пахли далеким детством, затерявшимся в пыльном углу девичьей памяти. Розовые астры росли в бабушкином саду, и их непременно срезали такими же охапками к первому сентября. Потом мама, подоткнув полы юбки, присаживалась на низком пороге и вязала однотипные букеты, с которыми потом я и соседские детишки дружно семенили в школу, звеня высокими голосами.
Цветочник еще с минуту потоптался на месте, тяжело вздохнул и сел на лавку напротив. Я резко закрыла блокнот и собралась направиться на поиски нового пристанища, но незнакомец протянул мне несколько цветков и улыбнулся так мило, что я снова приземлилась и потянулась за кошельком.
– Ne kadar çiçekler?[21]
– Нисколько! Это вам, чтобы вы улыбнулись.
– Спасибо, но я не могу их так взять.
Как назло, в кошельке не оказалось ни куруша наличности, а банкомата вблизи я не видела. Букетик из астр сиротливо лежал у меня на коленях, а цветочник подбирал рассыпающиеся цветки, чтобы двинуться дальше.
– Вы не бойтесь, – еще раз подбодрил он меня. – Я ведь нормальный человек, как все они, – и он кивнул в сторону группки аккуратных парней в костюмах, спешивших, очевидно, в офис. – Просто мне не повезло… Не повезло с любовью. Я ее нашел и тут же потерял.
«Чичекчи»[22]засмеялся приятным бархатным голосом, и астры закивали, будто соглашались со всем сказанным.
– Не сладили с женой? – я старалась как можно тактичней ненадолго протянуть разговор – как знак благодарности за красивый жест с цветами.
– Нет-нет, до женитьбы не дошло. Моя история простая и неинтересная.
Я снова раскрыла блокнот, показывая, что любая история достойна быть услышанной. И такой малости бывает достаточно, чтобы сделать кому-то приятно.
– Я влюбился в дочку своего босса. Работал водителем в их семье. Возил хозяина с женой на работу, детей в школу, потом в институт…
– Дочка босса была студенткой?
– Школьницей. Я ждал ее совершеннолетия, и в день ее рождения признался. Она меня тоже любила… Очень любила!
16
Осман Хамди (1842–1910) – турецкий живописец и археолог, основатель и директор Стамбульского археологического музея и Академии искусств в Стамбуле. Сын великого визиря Ибрагима Эдхем-паши.
17
Мусорщик (тур.).
18
Уличный торговец симитами (тур.).
19
Истикляль – одна из самых известных исторических улиц в Стамбуле в районе Бейоглу.
20
Ждете «Ностальжик»? (тур.)
21
Сколько стоят цветы? (тур.)
22
Цветочник (тур.).