Страница 32 из 40
Мужчина сел передо мной на диван и отложил телефон. Я боялся сделать что-то или сказать не так. И тем самым спугнуть его откровения.
- Она росла послушной. Была очень трудолюбивой, доброй, ответственной. В цирке ее полюбили. Включали в программы. Сначала как помощницу. Она и с дрессировщиками собак выходила на манеж, и с фокусниками. Но при этом она тренировалась, не покладая рук. И заслужила право сольной программы. Зрители приняли ее прекрасно. Даже псевдоним придумывать не надо было. Ее фамилия говорила сама за себя. Яркая, блистательная Наталья Блеск.
Мужчина замолчал. Было видно, что дальше разговор будет не такой радостный. И я подвинулся к нему ближе, и нерешительно взял его за руку, положив свою поверх его руки, лежавшей на его колене.
- Она выросла. А я не заметил, - уже с хрипотцой говорил он, - я все боялся за университет, понимаете, там она была предоставлена сама себе, а в цирке… Вот я старый дурак! Я ведь, думал что тут-то у меня все под контролем, а оно… - мужчина скинул мою руку и встал, опять мечась по комнате, - как она спуталась с этим отморозком? Упустил. Не заметил! Под самым своим старым носом не разглядел! – замотал руками перед своим лицом старичок, - Старый директор умер. Пришел новый. Он был не из нашей трупы. Его током никто не знал. Сорокалетний, лощенный, ухоженный щёголь. Вел себя нагло. Дерзко. Я и не знал, что она на него повелась. Все всматривался, как она с гимнастами общается, как на дрессировщиков смотрит. А оно вон как получилось.
Мужчина опять сел и понуро опустил голову.
- Если бы я знал, что она беременна. Я бы никогда, верите, никогда ее на канат не пустил! Ведь это не шутки. Даже бы со страховкой не пустил.
Мужчина замолчал, а у меня в голове не укладывалась информация. Беременна! Наташа скрывает своего ребенка? Какое-то странное разочарование стало расползаться. Которое я усилием воли остановил, напомнив себе про Стёпку и Эмму.
- У моей девочки закружилась голова. Там, на высоте, на середине каната, ее стало раскачивать. Канат вошел в резонанс, и она упала. Хорошо, что сетка была внизу натянута. Но началось кровотечение. В суматохе никто не понял, что именно так кровит. Публика визжала, работники сцены засуетились. На манеж выпустили других артистов. Если бы тогда знал, что она беременна. Мы бы и скорой помощи сказали. Они, может, быстрее приехали. Быстрее бы отвезли куда надо. А так, - махнул рукой Гаврилыч, - ее в травму тогда увезли. Стали переломы сращивать. Потом в полосную, думали внутренние органы разорвались. Она без сознания была, сказать ничего не смогла. А когда в себя уже пришла… - мужчина зарыдал, - Пришла и сразу о нем спросила.
- О ком? – машинально спросил я.
- О ребенке, - рыдая, ответил старик, - а что я сказать мог? Не было уже его. Вычистили ее. Да так, что больше и не будет. Врач тогда на меня кричала. Грубая, истеричная женщина. Орала, что она не царь и Бог, такое исправлять. Столько гадостей сказала… Я ей, конечно, это не передавал. Только то, что по существу. И своими руками выключил блеск в глазах моей девочки. Она потухла.
Мужчина обхватил голову руками и стал раскачиваться.
- Из-за этого и на поправку плохо шла. Она ждала этого дурака. Ох, если бы он ее поддержал! Но…
Внутри меня будто черную дыру открыли. Было настолько непривычно и страшно. И я уже не хотел знать, что было дальше. Я боялся, потому, что будто ощущал боль Наташи из рассказа старика.
- Я тогда к нему в кабинет пошел. Хотел пристыдить, призвать к человечности. Ведь она любила его. Понимаете! Любила, она доверилась ему. А он…
- А он? – как эхом повторил машинально я, хотя в глубине души я понимал, что было дальше, но слышать это не хотел.
- А он мне ответил, что это смешно, ждать от него чего-то. Он женатый человек, счастливый семьянин. У него двое детей. Да, увлекся молодостью, наивностью, красотой. Но не более. За что его винить? И добавил, что наше дело не рожать, сунул-вынул и бежать! – прокричал последние слова в отчаянии он, - Как я такое мог ей сказать? Как? Из цирка ушел. Все силы бросил, чтобы ее на ноги поставить. Кости зажили, органы вылечили. А вот душу… Она так и осталась потухшей. Душу так быстро не заштопаешь.
Я молчал и не знал, что сказать. Горечь разливалась, что такое прошлое пришлось пережить Наташе. И все мои разговоры с ней и думы о детях – еще один повод для грусти.
- Не обижай ее. Если ты не можешь сделать счастливой, то просто уйди! Оставь ее, она и так много пережила. Она ведь когда теперь в любовь опять поверит, да и поверит ли? А как жить без любви? – серьезно заявил мне старик.
- Я люблю, и без любви уже не смогу! - прохрипел я.
- Тогда помоги и ей полюбить!
Мы попили чай. Говорить было сложно. Но создавалось впечатление, что мы понимаем друг друга и без слов. Я проникся к Гаврилычу теплыми чувствами. И уходя, пообещал ему, что как только мы с Наташей немного разберемся в отношениях, обязательно приедем его навестить.
Больше в этом городе мне делать было нечего. Я прошелся немного по нему, чтобы мысли улеглись, и отправился домой. Мне нужно было многое обдумать, решить для себя. И начинать действовать.
Идти на корпоратив не было желания. Все мысли занимала Наталья. Подобраться к ней я так и не смог. Улыбаться сотрудникам было невозможно. Да, я думаю, они и не ждали, что я буду это делать, учитывая то, что происходило в последнее время. Но положено было отвести официальную часть. И как я не пытался все возложить на зама. Все равно хотя бы на начало пришлось явиться. Приветственная речь звучало не приветственно. Люди перед сценой застыли, казалось, что даже моргать перестали. Будто если кто-то из них моргнул, я бы набросился на того и разорвал. От этого стало смешно. Меня давно перестало напрягать то, что меня считали чудовищем и сторонились.
До того, как я осознал свои чувства к Наталье, я даже был благодарен Илоне. Все было более чем хорошо. Люди работали, не занимались чепухой, никто меня не соблазнял, слушались беспрекословно. Но для Наташи я не хочу быть зверем или подонком. И как это до нее донести, оставалось загадкой.
- Ты выступал так, будто перед тобой рабы, ну, или куклы, а ты Карабас Барабас, - усмехался Ромка, когда я все-таки выдавил речь на официальной части корпоратива.
- Прекрати, - отмахнулся от друга, усаживаясь на уединенный балкон, пока мои работники приходили в себя от моей «приветственной речи», - все давно привыкли. Сейчас немного перекусят, разойдутся по компаниям, обсудят, кто с кем и в чем пришел, и начнут веселиться. А потом будут вспоминать, и полоскать тех, кто веселился больше и отчаяннее других.
- Когда я работал в другой компании, то руководитель обязательно танцевал еще несколько танцев с кем-то из сотрудниц, - разглядывая людей внизу, проговорил друг.
- Тебе кто-то из девушек сильно насолил, и ты решил им отомстить? Или ты всерьез думаешь, что кто-то из сотрудниц будет рад тому, что я приглашу их на танец? – усмехнулся ему в ответ.
- Отказать точно никто не посмеет, - рассмеялся в открытую Ромка.
- Посмеет, одна точно посмеет, уже посмела, вообще не пришла на корпоратив и все, - понуро отозвался я.
- Брось, все наладится! Она отдохнет, остынет… - начал банально утешать меня Роман.
- Забудет, - добавил я.
- Хм, - с интересом стал вглядываться в толпу, что продолжала доходить до градуса веселья, - я знаю с кем тебе точно надо потанцевать.
- Прекрати! – закипел и крикнул на друга.
- Орать не надо. Я дело говорю. На глазах у всех она не посмеет отказать! И ты точно захочешь пригласить ее на танец, - с усмешкой и загадочностью проговорил приятель.
Встал со своего места и нехотя подошел к нему. Чтобы его поток заплутавших мыслей. Внизу кружилась толпа. Будто муравейник. Только очень экзотических муравьев. Все были очень красивые, яркие. И каждый пытался чем-то выделиться. Девушки все выглядели шикарно. Мужчины старательно демонстрировали им свое восхищение. Ничего на первый взгляд необычного или требующего особого внимания. Пока мой взгляд не дошел до входа в зал.