Страница 17 из 41
Следом раздается обеспокоенный голос Аделии:
– Что-то происходит! Срочно позовите доктора! – и снова пытаюсь пошевелиться, потому что хочется успокоить сестру. В этот раз у меня получается: пальцы на правой руке сжимают простыню. Это придает сил и уверенности в себе. Я делаю усилие – и наконец открываю глаза. Взгляд замутненный, но я все равно сразу вижу перед собой Аделию, которая хватает меня за руку и кричит: – Она двигается! Она приходит в себя!
Еще через несколько секунд в палату вбегают сразу четверо человек в медицинской одежде. Вот это да… зачем так много?! Я лихорадочно сжимаю руку сестры и понимаю, что ничего не могу сказать, потому что половина лица у меня закрыта кислородной маской. Врачи и медсестры возятся надо мной, записывают какие-то показатели аппаратов, меряют пульс и давление, проверяют реакцию зрачка на свет. С непривычки я щурюсь, мотаю головой, после чего один из людей в белых халатах объявляет:
– Она пришла в сознание, все показатели в норме, дайте ей несколько минут – и вы сможете пообщаться, а я пока сообщу Матвею Тихоновичу.
Матвею Тихоновичу?! Я не ослышалась?! Он здесь при чем вообще?!
Насколько это возможно, я фокусирую взгляд на своей сестре и смотрю на нее вопросительно, а она сразу все понимает и, крепко взяв за руку, принимается говорить со мной извиняющимся тоном:
– Прости, прости, Элечка, мне пришлось обратиться к нему…
– Ч-что значит… тебе пришлось… – хриплю я слабым голосом.
– Ты была в очень плохом состоянии, – объясняет Аделия. – Твоя пневмония несколько дней была в скрытой стадии, и когда ты попала в больницу – вскоре началось заражение крови из-за интоксикации.
От ее слов я невольно задыхаюсь в ужасе:
– Что?! Все было настолько плохо?!
– Это еще не все, – сестра морщится. – Потом началась сердечная недостаточность. Врач в областной больнице сказал, что у них нет необходимых аппаратов, а перевести тебя некуда… Еще он сказал, что если не позаботиться о тебе сейчас – может, операцию придется делать, или… или…
– Что?! – спрашиваю я, уже полностью придя в себя.
– Или ты даже умрешь… – со слезами заканчивает Аделия. Сердце колотится как сумасшедшее, я поверить не могу: так значит, я заболела настолько серьезно?!
– Сколько же времени прошло?
– Почти неделя с твоего экзамена.
– О боже! – мне хочется вскочить, но на это нет ни сил, ни возможности: я вся обвязана датчиками, проводами и капельницами… Получается, я пропустила второй экзамен, который был десятого января?!
– Мы с родителями очень боялись. Мне пришлось срочно позвонить Матвею Тихоновичу, и он любезно согласился помочь, – говорит сестра. – Это было три дня назад. Тебя перевезли сюда, это какая-то… не знаю, частная правительственная клиника. Теперь у тебя отдельная палата, личная медсестра, самые лучшие врачи и новейшее современное оборудование. Как только ты оказалась здесь – сразу пошла на поправку. Организм начал восстанавливаться, сердце снова забилось нормально.
Слушая Аделию краем уха, я отвожу взгляд и фокусирую его на нескольких букетах цветов, что стоят на тумбе напротив больничной кровати:
– А это еще от кого? – потому что родители или однокурсники точно не стали бы тратиться на такую ерунду.
– Матвей Тихонович каждый день посылает тебе по букету. Сказал, что когда ты очнешься, в палате обязательно должны быть свежие цветы.
– Безумие какое-то… – выдыхаю я растерянно, чувствуя, что силы снова покидают меня, а Аделия тем временем достает из кармана телефон:
– Я позвоню маме и папе, нужно сообщить им радостную новость. А ты отдыхай пока. Кстати, если врачи или медсестры будут спрашивать, ты – троюродная сестра Матвея Тихоновича, ясно?
– Это еще зачем? – я хмурюсь.
– Простые смертные в этой больнице не лечатся, – фыркает Аделия и отходит к окну, чтобы набрать родителей.
Пока они разговаривают, я понемногу прихожу в себя. Через пятнадцать минут снова приходят врачи, чтобы провести более полное обследование, взять кровь на анализы и дать рекомендации, главная среди которых – не подвергать себя стрессу. Легко сказать: я пропустила экзамен в университете, мне посылает цветы замминистра, с которым, как мне казалось, мы разошлись раз и навсегда, да и вообще – я чуть не умерла!
Но делать нечего… Натужно улыбаясь, я отвечаю доктору:
– Буду стараться.
– Мы уже сообщили Матвею Тихоновичу – он прибудет через полчаса.
– Ладно…
– Мама и папа тоже приедут через полчаса, – добавляет Аделия, возвращаясь к моей кровати.
– Они уже знакомы между собой? – спрашиваю я, когда врач уходит.
– Да, – кивает сестра и рассказывает подробнее: – Отец был рад знакомству, а мама… даже не знаю. Конечно, с одной стороны она дико благодарна Матвею Тихоновичу за помощь и спасение дочери, с другой – считает эту связь нежелательной и боится, что тебе придется платить по счетам каким-нибудь… хмм… не самым приличным способом.
21 глава
– О боже, что?! – переспрашиваю я в гневе и невольно покрываюсь румянцем, который жжет щеки и мешает мне думать. – Наша мама что, совсем с ума сошла?! Да у Матвея Тихоновича Опалова столько денег и возможностей, что если бы он хотел затащить кого-то в постель – явно выбрал бы вариант попроще, чем спасать от смерти едва знакомую девчонку с пневмонией, заражением крови и сердечной недостаточностью, а потом требовать у нее благодарности таким вот низким способом!
– Я знаю, милая, я знаю, – успокаивает меня сестра, а потом взволнованно смотрит на аппарат, измеряющий мой пульс: – Ты только не нервничай, пожалуйста, ладно? Доктор же сказал – тебе нельзя стрессовать.
– Это довольно сложно, – выдыхаю я с напряжением.
– Но ты попытайся, пожалуйста.
– Ладно…
– Как ты вообще себя чувствуешь? – спрашивает Аделия.
– Неплохо, – я киваю.
– Нет боли в груди или затрудненного дыхания, с которыми ты поступила в больницу на прошлой неделе?!
– Нет, не переживай, – улыбаюсь я и тянусь обнять сестру, потому что, по сути, это именно она меня спасла от возможной смерти. Если бы Аделия не догадалась позвонить Матвею Тихоновичу – он ничего не узнал бы и не организовал бы мне перевод в эту клинику. А без необходимого моему организму оборудования я бы просто могла умереть. Может, и нет, конечно, но болезнь развивалась стремительно, врачи честно предупреждали родителей и сестру: исход может быть любым. Так что… сегодня, тринадцатого января две тысячи двадцать третьего года – мой второй день рождения.
– Я так ужасно рада, что ты идешь на поправку, – говорит Аделия, а я обнимаю ее еще крепче и шепчу ей в ухо:
– Спасибо. Я так люблю тебя.
– И я очень люблю тебя, сестренка.
Сначала приезжают родители: они счастливы, что я пришла в себя и иду на поправку. Даже отец не скрывает своих эмоций, хотя обычно он очень сдержанный. Ну а мама и вовсе рыдает и не выпускает меня из объятий.
– Я думала, что мы тебя потеряем! – причитает она, а я, хоть и не должна волноваться сама, вынуждена утешать ее:
– Все нормально, мам, я жива и скоро буду здорова, обещаю…
– Этот мужчина… Матвей… он спас тебя! Он и наша Аделия! Но только, Эльвира… – мама напрягается, и я вместе с ней. – Ты все равно будь с ним осторожна! Мы не знаем, какие цели он преследует… может быть, он… он…
– Он не преследует никаких плохих целей, это я могу сказать вам точно, Надежда Игоревна, – вдруг говорит Матвей Тихонович, а мы все вздрагиваем и оборачиваемся, тут же замечая замминистра в дверях палаты. Я от неловкости готова провалиться сквозь землю, а моя мать как ни в чем не бывало подходит к нему и прощения просить явно не собирается: