Страница 22 из 74
— В каком качестве?
Он прищурился куда-то сквозь мой висок и криво улыбнулся.
— В каком хочешь. Если ты тоже терпеть не можешь экстрасенсорику, то работай на нас, как талантливый хирург-механик.
— «Тоже»? — зацепилась я за оговорку, выезжая в самый центр Тагарты.
Хм, дворец я себе представляла повыше. А он, оказывается, такой же, как и окружающие его пятиэтажные правительственные учреждения в неоготическом, подсмотренном у дроу стиле. По проспектам, печатая шаг, шествовали мужчины в форме, как у Ли Мэя, и порхали адептки актерского, художественного и хореографического искусства в сильно отцензуренных платьях-бурлеск.
— Анри, я инквизитор, черт возьми, — напомнил Ли Мэй, махнув рукой в сторону огромного Тагартского Енохианского собора, изобилующего шпилями, башенками и стрельчатыми витражами. — Инквизиторы веками уничтожали всю экстрасенсорику, отличную от богоугодного экзорцизма. Инквизиторы до сих пор уничтожают каждого, заподозренного в ереси, пусть со времен Средневековья это понятие сильно сузилось. Как думаешь, может ли быть инквизитором человек, считающий экстрасенсорику даром, а не проклятием?
Общение с Тешем научило меня неплохо улавливать недосказанность. Да и эмпатия подсказывала, что Ли Мэй сейчас сказал пусть и правду, но не всю. Точнее, не ту. Вполне разумная предосторожность при общении с полузнакомыми людьми, которой я и сама грешу. Во лжи виноват лжец, а в полуправде тот, кто неверно ее истолковал.
Я понимаю Ли Мэя и его шпионскую скрытность. А вот себя и пугающее желание воспользоваться своими способностями, чтобы только узнать истинную причину его ненависти к экстрасенсорике, не понимаю. Я стиснула руки на руле, пряча задрожавшие пальцы, и постаралась отвлечься.
— Откуда у инквизитора вообще время на помощь Лиге? Разве ты не гоняешься день и ночь за некромантами?
— Наша работа далеко не столь романтична, как ее описывают в бульварных романах, — в хриплом голосе вновь прорезалась ирония. — Экстрасенсов, владеющих запретными техниками, слава Еноху, все меньше, зато бумажной работы удручающий переизбыток. Конкретно я чаще всего расследую законность услуг, оказанных медиумами и спиритуалистами в частных похоронных бюро.
— Не скучно? — изумилась я.
— Мне развлечений на войне хватило, — беспечно отозвался Ли Мэй, а я невольно провела параллель между его нелюбовью к опасным «развлечениям» и моей неприязнью к играм. У такого негатива всегда есть причина.
— Понимаю. Но чем тогда я могу помочь Лиге, как механик?
— Например, создать автоматона быстрее, чем это удастся государству, — предложил Ли Мэй, а я поняла, что таким будничным тоном мне сейчас раскрыли государственную тайну.
Вот что за сведения выкрал Ли Мэй у империи, вот что конфедерация потребовала доработать до рабочего прототипа, вот зачем инквизитору команда экстрасенсов. Они пытаются вселить призрака в робота, создав разумную машину.
Я сбросила скорость, чтобы от переизбытка чувств кого-нибудь не сбить. На душе стало паршиво. Везет мне на мужиков, пытающихся мной попользоваться.
— Ты поэтому подсылаешь меня к гениальному изобретателю? Чтобы я крысятничала, воруя его разработки?
Впрочем, на что еще я рассчитывала? Что пересеку Детаит и моя жизнь волшебным образом изменится? Я государственная преступница. Мне не положено красивой и спокойной жизни. Но Ли Мэй покосился на меня из-под козырька серой фуражки с праведным упреком.
— Во-первых, я «подослал» тебя к мастеру Дедерику, чтобы защитить от тайной полиции. Его фабрика — неправительственное учреждение, формально и вовсе принадлежащее Наугримской республике. Бобби на ее территории сильно ограничены в полномочиях.
Очень любезно с его стороны, но теперь к попыткам «защитить» меня от тайной полиции у меня стойкая неприязнь. Лучше сама как-нибудь справлюсь, чем потом окажусь обязанной рожать детенышей еще и инквизитору.
— Во-вторых, Цадок — ярый антиимпериалист с тех самых пор, как Анталамория сгубила его дочь с ее супругом и внучку. И мы давно сотрудничаем с ним в работе над созданием автоматона.
Цадок Дедерик — оппозиционер? А я, получается, случайно попала в один из революционных штабов? Кажется, теперь я расшифровала странные взгляды Шпильки. Она против решения Хелстрема приближать меня к Лиге, потому что вполне обоснованно опасается моей продажности. А я не могу убедить ее в том, что никогда не стану работать на тайную полицию, потому что не готова раскрыть ей свои экстрасенсорные способности. Дерьмово.
— В-третьих, — Ли Мэй устремил в лобовое стекло тоскливый взгляд человека, до сих пор живущего на войне. — Анри, ты непроверенный и оттого ненадежный человек. Думаешь, я бы предложил тебе присоединиться к нам, если бы не обстоятельства, изменившиеся с посланием, переданном капитаном Буревестником?
У меня от этой замогильной интонации волосы встали дыбом. Кажется, я его оскорбила своими подозрениями в низменной попытке воспользоваться мной. Но что еще он хотел от дамочки, у которой в знакомцах одни шлюхи, контрабандисты и гангстеры? У нас не принято просить помощи от безысходности, рискуя при этом секретностью. Так что сам виноват, не стоит окружающих мерить по святому себе. Впрочем, и мне пора прекращать мерить всех по сволочному Тешу. Но то, что инквизитор хороший человек, еще не повод поступаться собственными принципами.
— Тогда благодарю за оказанное доверие, — дипломатично ответила я. — Но вряд ли я смогу быть чем-нибудь вам полезной. Я не сторонница автоматизации.
Автоматоны такая же мечта ученых Нового времени, какой в Средние века был гомункул. Искусственный человек так и не был выращен, и я истово надеялась, что робота с призраком внутри постигнет та же участь. Наделение машин разумом — дурная затея, на что ненавязчиво намекают модные нынче научно-фантастические романы со сплошь печальными финалами.
Но даже если не принимать в расчет беллетристические сюжеты войны между людьми и машинами, ничего хорошего от роботизации ждать не стоит. Если использовать автоматонов, как солдат, войны превратятся в геноцид. А если как рабочую силу, то на рынке труда случится коллапс безработицы. Я, конечно, туповата, чтобы всерьез размышлять о подобных вещах. Поэтому просто повторяю слова старины Петера Шестопала. Выгнанного из цеха высокотехнологичным конвейером, к слову.
И вообще вселение духов в предмет пованивает некромантией! Ведь кроме этичности, ничем не отличается от вселения их в трупы, то бишь создания зомби.
— Я тоже не сторонник автоматизации, черт бы ее побрал, — досадливо отмахнулся Ли Мэй. — Но вопрос не в том, будет ли создан автоматон, а в том, когда это случится. Локомотив прогресса разогнался до такой степени, что теперь его даже наша всемогущая Церковь не сможет затормозить, как делала это в Средневековье, сжигая ученых на кострах. В наших силах лишь попытаться предотвратить катастрофу, которая непременно случится, окажись автоматоны в единоличном пользовании империи.
— У империй есть лишь одна потребность — расширение границ, — задумчиво повторила я слова Барти. — Значит, Анталамория кинет автоматонов на захватническую войну. Остальные страны должны будут ответить тем же или окажутся уничтоженными, — и тут меня осенило. — Поэтому Лига и продает секрет создания автоматонов в Контрем? Чтобы Контрем в свою очередь продал его всему миру, уравняв шансы?
— Из двух зол, как говорится, — пробормотал Ли Мэй. — Конфедерация — страна развивающаяся, а у таких обычно присутствует исключительная потребность в наращении капитала. Поэтому Контрем единственный, кто не станет присваивать технологию автоматизации себе, а продаст подороже всем желающим.
Так-то оно так, только не стоит забывать, что контремская элита сформировалась из типов, которым Барти помогает избежать правосудия в Анталамории. То бишь из беглых каторжников, бандитов и коррумпированных чиновников. Дарить им автоматона в безраздельное пользование я бы тоже поостереглась. Но кому тут сдалось мое ценное мнение.