Восстание

Перед Катоном образовалась брешь, и он увидел, что враги рвут строй и бегут, спасая свои жизни, скользя и спотыкаясь по размякшему, грязному склону. Некоторые в ужасе бросали свои щиты и оружие, пытаясь избежать мстительного гнева римлян, сметающих все на своем пути. Его внимание привлекло стремительное движение справа, и он увидел темные тени Квадрилла и его людей, спешащих присоединиться к бойне, а не битве. Конница расколола фланг противника и атаковала тех, кто пытался от нее бежать.

Подойдя к ручью, Катон почувствовал, как его калиги увязли в грязи. Грязная жижа с прожилками крови разлеталась, когда люди с обеих сторон пробирались сквозь клейкую трясину. Многие из тех, кто падал, заставляли других падать на них сверху, и они отчаянно дергались, пока не утопали или не были сражены лезвиями римского оружия, пронзенные насквозь. Римляне прорвались через реку, вода теперь текла с кровью, капли дождя разметались от потревоженного течения. Легкие Катона горели от усилий, с которыми он боролся с мечом и щитом, пока он продирался через илистое пространство на дальнем берегу ручья. Он мог слышать испуганные крики сопровождающий бриттский лагерь, когда первый из беглецов достиг плотной линии повозок и телег и раскрыл масштаб разворачивающейся катастрофы.

Некоторые враги нашли в себе смелость повернуться и сражаться. Небольшие группы воинов и более крупные отряды мрачно удерживали свои позиции, пока их лидеры призывали их дорого продать свою жизнь. Их усилия оказались тщетными, поскольку римляне окружали и сокрушали их, прежде чем двинуться по их телам в поисках новой добычи.

Конечности Катона становились все более тяжелыми и вялыми, пока он убивал и продолжал убивать снова. Он осознавал, что темпы римского наступления замедляются и что отступление врага также приостанавливается. Когда между ним и повстанцами образовалась новая пропасть, он остановился, тяжело вздымая грудь, и поднял голову, чтобы рассмотреть ужасное зрелище. Многие из сопровождающих лиц из лагеря мятежников сидели или стояли перед фургонами и телегами, и теперь они были прижаты к ним, поскольку воины были отброшены назад, пока они не оказались слишком плотно сбиты, чтобы как-то двигаться, не говоря уже о том, чтобы сражаться. Воздух наполнился воплями и воем, пока легионеры и ауксилларии рубили своих беспомощных противников, а затем забирались на их тела, чтобы безжалостно убивать тех, кто стоял позади. Всякая сплоченность когорт рухнула, и каждый человек предался изнурительной резне вражеских воинов, их женщин и детей. Были и те, кто просил о пощаде, но их просьбы были проигнорированы людьми, которые видели и слышали сообщения и слухи о зверствах, творимых последователями Боудикки.

Отойдя от места резни, Катон оглянулся, чтобы подвести итоги и посмотреть, что случилось с его когортой. Но отличить его людей от людей Трасилла среди залитых грязью и кровью фигур, устало продолжающих резню, было невозможно. Он взял шлем с гребнем, подаренный Макрону Гитецием, и направился к своему другу через груду тел мятежников.

Макрон воткнул свой щит в землю и склонился над ним, пытаясь отдышаться. Он посмотрел на Катона, как будто не мог вспомнить его лица. Затем он моргнул и вытер кровь со своего меча, прежде чем вложить его в ножны. Сглотнув и прочистив пересохшее горло, он попытался узнать своего друга.

- Трахни меня Марс ... я просто не чувствую рук.

Они стояли бок о бок, тяжело дыша, пока дождь продолжал лить. Шторм продолжался. Молния ударила в нескольких километрах отсюда, и гром, который прогрохотал над головой со звуком истерзанного металла, теперь превратился в гул титана, потревоженного во сне. Вокруг них солдаты армии Светония были измотаны, слишком уставшие, чтобы продолжать резню. Тысячи врагов, в том числе некоторые женщины и дети, перелезали через тела, наваленные у фургонов и телег, и разбегались. Попыток их преследовать не было. Это было бессмысленно. Враг был разгромлен и побежден до такой степени, которую Катон даже не мог себе представить. Десятки тысяч трупов лежали разбросанными на огромном пространстве по обе стороны ручья, и грязь не позволяла отличить бритта от римлянина. Где-то там лежали Гитеций, Туберон и многие другие, с которыми Катон познакомился ранее.

- Все кончено, - категорически сказал Макрон. - Кончено!

- Да.

- Надеюсь, она сбежала... Боудикка.

Катон кивнул. Несмотря на все, что произошло за последний месяц или около того, он не мог заставить себя желать ей смерти. Если она была там, среди трупов, он надеялся, что ее не найдут. Она заслуживала большего, чем то, чтобы ее голову принесли Светонию в качестве трофея.

Глядя на поле боя и кровавую бойню, развязанную перед повозками, он почувствовал себя более потрясенным, чем когда-либо прежде. Ни одно другое сражение, в котором он участвовал, не было таким. Ни в масштабах, ни в отчаянии, ни в количестве отнятых жизней. Он решил, что, пока он жив, он никогда больше не захочет увидеть подобное.

*************

ГЛАВА XXVII

Лондиниум, пять дней спустя

Они почувствовали запах города задолго до того, как он оказался в пределах видимости. Едкий запах обугленного дерева, жареного мяса и разлагающейся плоти, доносимый летним бризом. То тут, то там еще вспыхивали пожары, и несколько сотен отставших мятежников обыскивали руины и заброшенные здания в поисках оставшейся добычи. Их прогоняли римские патрули, а если те попадали в плен, то их убивали на месте.

Улицы были заполнены почерневшими обломками, сломанной мебелью и брошенной посудой. И телами. Их были сотни. Некоторые из них были сожжены или частично сожжены. На других были обнаружены следы пыток, а также раны, в результате которых они погибли. Мятежники не пощадили никого. Мужчины, женщины, дети, старики, немощные, римляне и бритты были убиты без пощады. Над городом висела пустынная тишина, если не считать странных криков и лая собак, сражавшихся за куски мяса из человеческой плоти. При приближении солдат они убегали, пробираясь по переулкам и исчезая среди груд обломков.

Катон и Макрон вместе с оставшимися пятьюдесятью ауксиллариями конного отряда когорты пробирались по улице, параллельной главной магистрали, в поисках следов выживших. Пока они ни с кем не столкнулись. Единственными людьми, которых они видели, были пятеро пьяных бунтовщиков во дворе здания бывшего виноторгового предприятия. Их убили еще до того, как они осознали, что идущие к ним люди были римлянами.

На некотором расстоянии позади передовых отрядов, прочесывающих руины города, шла основная колонна. В поредевших рядах вспомогательных и легионерских когорт было много людей с окровавленными повязками от ран, полученных ими в бою. За ними в обозе ехали повозка за повозкой с тяжелоранеными, стонущими и кричащими от боли при каждом толчке неуклюжих фур. В пути погибло более ста человек, а остатки их погребальных костров отмечали места, где армия каждую ночь разбивала лагерь. Что касается римлян, погибших на самом поле битвы, их тела были сложены в брошенные вражеские повозки и кремированы на следующий день после битвы.