Восстание

Колесницы были настолько увлечены своей добычей, что заметили приближающуюся к ним кавалерию только тогда, когда было уже слишком поздно. Катон протиснулся в пространство между двумя ближайшими колесницами и повернул направо. Облокотившись на седло, он ударил возничего и полоснул его по черепу, глубоко порезав щеку и оторвав верхнюю часть уха. Бритт инстинктивно дернулся и потянул за поводья, чтобы отвести колесницу от нападавшего. Воин в задней части возка сердито крякнул, когда Катон вышел за пределы досягаемости его копья.

Катон направил своего коня в сторону другой колесницы, находившейся в центре небольшой группы. Туберон и остальные его люди бросились в атаку посреди врага, пронзая копьями как лошадей, так и тех, кто был на колесницах. Раздался панический крик, когда один из ауксиллариев столкнулся с парой лошадей; прежде чем он успел прийти в себя, возничий пробежал по ярму и вонзил топор ему в шею. Ауксилларий мгновенно обмяк в седле, его щит и копье выпали из бессильных пальцев, а его конь качнулся и поскакал прочь. Возничему хватило лишь одного удара сердца, чтобы отпраздновать свою победу, прежде чем кто-то столкнул его на землю, и он рухнул на круп одного из своих животных, а затем соскользнул и упал под колесницу с криком боли, замершим в его горле, когда колесо раздавило ему грудь.

Все колесницы, кроме трех, теперь были обездвижены или приведены в негодность, а оставшиеся в живых развернулись и понеслись вниз по склону, пытаясь достичь своей пехоты, хлынувшей через расширяющуюся брешь. Квадрилл увеличил темп, когда его конница приблизилась по диагонали, и теперь, когда оставалось пройти пятьдесят шагов, он отдал приказ перейти в атакующий галоп. Вспомогательные кавалеристы опустили копья и наклонились вперед, прижав бедра к бокам своих лошадей, готовясь врезаться в массу вражеских воинов. У повстанцев не было времени отреагировать, прежде чем на них обрушилась конная масса. Инерция расплющила некоторых из них, отбросила других в сторону, а остальных отбросила обратно в плотно сжатые наступающие сзади порядки, пытавшиеся прорваться через римскую линию. Смертельные наконечники копий ауксиллариев выходили наружу, а когда древки ломались или оружие вырывалось из их рук, всадники выхватывали свои длинные мечи и продолжали атаку на плотно сомкнутые ряды повстанцев, которые были отброшены назад.

Катон собрал своих людей под штандарт когорты и провел их мимо тел их товарищей, которых всего несколько мгновений назад сокрушили колесницы. Квадрилл и остальная часть кавалерийского резерва прорвались глубоко в ряды врага, и мятежники пошатнулись под ударом, а некоторые уже бежали обратно вниз по склону. Катон направил своих людей вправо, чтобы оттеснить врага с фланга от людей Трасилла, которые уже продвигались вперед после того, как кризис миновал. Неудача прорыва быстро превращалась в крах по всему фронту, бриттский строй заколебался.

Увидев свой шанс, Катон направил свой отряд во фланг воинов, все еще сражавшихся с Десятой когортой. Он видел ужас на их лицах, когда они отступали от ауксиллариев Трасилла и разворачивались лицом к новой угрозе. Он знал, что его людей слишком мало, чтобы обойти вражеский фланг, но, возможно, их было достаточно, чтобы сломить дух мятежников. Он дико кричал, пока они рубили и кололи направо и налево, а их лошади фыркали и били крупом, отбрасывая людей назад и вставая на дыбы, когда те, в свою очередь, были ранены. Затем с ревом ауксилларии Десятой Галльской спрыгнули со своего выступа и бросились через тела внизу в беспорядочные ряды противника. Они обрушивали на повстанцев свои щиты, рубили и кололи мечами, кровь повсеместно забрызгивала щиты, доспехи и обнаженную плоть.

У атакованных с двух сторон мятежников, в какой-то момент пропало самообладание, и сотни из них отступили, а потом и побежали обратно вниз по склону. Когда они обратились в бегство, то же самое сделали и их товарищи, сражавшиеся с находящейся в тяжелом положении Восьмой когортой. Макрон тут же прокричал приказ атаковать, отправив быстро преследовать отступающие порядки бриттов.

Над головой темные тучи закрыли большую часть поля боя, и начали падать первые капли дождя, а ветерок развевал ветви деревьев на опушке леса. Пока противник бежал как попало, конные вспомогательные силы дали волю своему нетерпению и разили всех ближайших повстанцев, нанося им удары в спину или смертельные удары сверху, раскалывающие черепа, рассекающие плечи и позвоночники. В сотне шагов вниз по склону Катон натянул поводья и приказал своим людям остановиться. Некоторым, потерявшимся в боевой ярости, потребовалось время, чтобы отреагировать. Когда они выстроились вокруг него и штандарта, он огляделся, но Туберона не было видно. И более трети конного контингента. То же самое произошло и с остальной частью конного резерва, когда Квадрилл отозвал своих людей. Их атака была полностью исчерпана. Некоторые раненые все еще были в седлах. Многие другие лежали среди тел мятежников, которые покрывали склон, ведущий к римскому фронту, и скопились вокруг того места, где они почти закрепили свой прорыв.

Трасилл и Макрон тоже кричали своим людям, чтобы они прекратили преследование, и те устало остановились, задыхаясь. Повстанцы бежали достаточно долго, чтобы создать безопасную брешь между двумя сторонами, прежде чем замедлить ход и отступить через ручей, чтобы присоединиться к остальной орде, ожидающей в мрачном молчании. Один из ауксиллариев поднял меч и дико заорал, но его призыв остался без ответа, и он быстро замолчал. Каждый человек знал, насколько близко они подошли к поражению, и что, если враг нападет снова, он легко сможет сокрушить опустошенную и изнуренную римскую армию.

Вспомогательная пехота и легионеры, преследовавшие врага на небольшом расстоянии, были приведены в чувство своими офицерами и вернулись вверх по склону на исходные позиции. Исправных копий почти не было, а поскольку стрелометные батареи исчерпали свои запасы, было ясно, что в следующий раз, когда повстанцы выступят вперед, у них не будет возможности сломить импульс их атаки. Никаких метательных снарядов, никаких кольев и теперь никакого эффективного конного резерва, способного противостоять похожему на недавний прорыв на правом фланге римской линии.

Передав свою лошадь одному из всадников, Катон направился к Восьмой когорте и обнаружил, что один из лекарей перевязывает бедро Макрону.

- Насколько серьезно? - спросил он.

- Телесная рана. Один из бриттов притворялся мертвым, когда я собирался перешагнуть через него. Но ему не пришлось играть эту роль слишком долго, как только я закончил с ним.

Они обменялись резкими улыбками, воодушевленные тем, что оба выжили, и в то же время шокированные тем, насколько близко они подошли к поражению.

- Это была быстрая и смелая идея. Как раз вовремя, - сказал Макрон, кивнув вверх по склону солдатам кавалерийского резерва, проходившим обратно на лошадях мимо скорпионов. - Хорошая работа.

Катон на мгновение задумался. Как будто он вообще об этом не думал. Он действовал инстинктивно, и все могло легко пойти другим путем. Посмотрев мимо Макрона, он увидел, что его люди понесли больше всего потерь в последней атаке, чем в первых двух вместе взятых. На ногах осталось едва ли сто пятьдесят человек. Недостаточно, чтобы сформировать две шеренги. Когда повстанцы нападут снова, они не смогут предложить ничего большего, чем тонкую линию. То же самое касалось и когорты Трасилла, далее по строю только легионеры, судя по всему, пострадали в меньшей степени. «И это было хорошо», - подумал он, «поскольку только железные когорты легионов могли добиться победы теперь, когда снаряды скорпионов, вспомогательная пехота и один из кавалерийских резервов были истощены.

Дождь лил непрерывно, стуча по шлемам людей и стекая с их доспехов, пока они возвращались на позиции и уносили раненых. Перед ними лежала кровавая бойня первых трех атак. Должно быть, пало более десяти тысяч последователей Боудикки, а крики и стоны раненых доносились сквозь шипение дождя. За ручьем повстанческая армия восстанавливала свои разбитые формирования. Боевые рожки прозвучали еще раз, но криков уже не было, и Катон почувствовал нежелание массы возобновлять бой. И все же ... и все же их лидеры и друиды выступили перед строем, чтобы уговорить и побудить их сделать последнее, решающее усилие. Они знали, что должны победить в этот день, прежде чем их последователи впадут в уныние, которое поставит под угрозу дальнейшую борьбу с захватчиком. «У них все еще был шанс, и их вожаки знали это», - размышлял Катон. - «Все зависело от того, смогут ли они выдвинуть свою сторону в достаточном количестве для решения вопроса».