Страница 61 из 77
Александр продолжал: «Мы находимся не в начале наших трудов, а в конце их; очень скоро мы подойдем к океану и к той стране, откуда встает солнце; и если малодушие не помешает нам, мы вернемся домой с триумфом, расширив наши владения до края Земли. Неужели мы будем настолько нерадивы, что не соберем урожай, который сам идет к нам в руки? Это тот случай, когда выигрыш несравненно больше опасности. Мы имеем дело с народами, которые одинаково трусливы и богаты, и я веду вас не столько на войну, сколько на захват богатств. От вашего мужества зависит попытаться сделать все или не сделать ничего. Я прошу вас, заклинаю ради вашей собственной славы и ради моей, ради нашей привязанности друг к другу, я заклинаю вас не покидать вашего товарища по оружию накануне событий, которые сделают вас властителями мира! Я не говорю „вашего царя“ потому, что, если до сих пор я пользовался своей властью, то сегодня я не приказываю, я прошу вас. И посмотрите, кто обращается к вам с просьбой: тот, за кем вы следовали повсюду, кого прикрывали щитами и защищали мечом. В моих руках слава, которая сделает меня равным Геркулесу и Дионису, не отнимайте ее у меня. Ответьте на мою просьбу и прервите это тяжелое молчание. Где ваши крики ликования, где веселые лица моих македонян? Солдаты, мои солдаты, я вас больше не узнаю!».
Но никто не поднял головы и не разжал губ. Самые давние его товарищи, Кратер, Пердикка, Евмен, Леоннат, Кен, Мелеандр, Неарх стояли молча. Но за ними сквозь шум дождя и раскаты грома доносились голоса из неспокойного лагеря. Тогда Александр воскликнул: «Что я совершил такого, что вы не удостаиваете меня взглядом? Ни у кого не хватает смелости ответить мне? Ведь я прошу вас подумать только о вашей собственной славе и вашей чести! Я не вижу больше тех, кто когда-то боролся за возможность нести своего раненого царя. Меня покинули, продали, меня предают врагу. Можете бросить меня на милость диких зверей и оставить во власти разбушевавшихся рек. Пусть я буду добычей племен, одно имя которых приводит вас в ужас. Если вы отвернетесь от меня, я найду себе тех, кто пойдет за мной. Мои вчерашние враги будут мне более верными, чем вы; я сделаю из них солдат. И если мне суждено умереть, я предпочту погибнуть, чем царствовать опозоренным и зависеть от вас».
Забрала шлемов оставались опущенными, неподвижными. Тогда Александр опустил голову в ладони и было видно, как самый могущественный в мире царь плачет на глазах у своих военачальников.
Наконец Кен, шурин Филоты, герой битвы с Пором, выступил на шаг вперед, снял шлем и сказал: «Пойми нас, Александр. Мы не трусы, мы не изменились; мы по-прежнему готовы сражаться за тебя и встретить тысячу опасностей. Ты сам знаешь, сколько македонян и греков пошли за тобой, и как мало их осталось среди нас. Одни поселились, и не всегда по доброй воле, в городах, которые ты основал; другие погибли в сражениях или возвратились домой из-за ранений, третьи были оставлены в гарнизонах, расположенных по всей Азии, с одного конца до другого; большинство людей умерли от болезней; выжили очень немногие, и эти немногие измучены душой и телом».
Военачальники кивали головой в знак согласия, и все сочувствовали Кену, похудевшему, сжигаемому упорной лихорадкой, одному из тех истощенных болезнями людей, о которых он только что упомянул. Кен продолжал говорить, и было видно, что он уже ни на что не надеется, ничего больше не чувствует и ничего не боится:
«Величие твоих подвигов покорило не только твоих врагов, но и твоих солдат. Ты жаждешь новых Индий, не известных самим индийцам. Тебе хочется вытащить из берлог людей, живущих среди змей и диких зверей; ты стремишься к тому, чтобы пройти с победами по таким обширным пространствам, которые не может осветить даже солнце. Возможно, эта идея соразмерна твоей славе, но у нас больше нет сил, они исчерпаны. Посмотри на изнуренные лица солдат, на их покрытые шрамами тела. Наши дротики затупились, оружие вышло из строя, мы одеты по-персидски, потому что нет возможности доставить сюда привычную для нас одежду. У кого еще остались латы? У кого осталась лошадь? Если и осталась, то со сбитыми копытами! Посмотри, остались ли еще у кого-нибудь рабы! Мы завоевали все и мы лишены всего. К нищете нас привели не излишества и не расточительность, это война поглотила плоды наших побед. Прекрати, если можешь, свои хождения по свету для собственного удовольствия, ибо мы уже достигли того места, куда нас привела счастливая судьба. Теперь наша очередь умолять тебя возвратиться на землю твоих предков, к твоей матери. Позже, если захочешь, ты сможешь снова отправиться в путь, наши сыновья пойдут за тобой; я думаю, что тебе лучше услышать это здесь и от меня, чем от солдат».
В едином порыве, открыв шлемы, они подняли руки и закричали, что Кен выразил их общие мысли.
На этот раз Александр опустил голову и сжал губы. Жестом он отпустил своих товарищей и никому не разрешил входить к нему в палатку. Он закрылся там и сидел три дня, печальный и одинокий. Даже Роксане было запрещено переступать ее порог. Гефестион был далеко, во владениях Пора. А дождь все продолжал идти.
На третий день Александр велел позвать египетских жрецов, халдейских магов, вавилонских предсказателей и индийских мудрецов. Он просил их узнать предзнаменования, относящиеся к переправе через реку. Их предсказания совпали: боги всех народов сказали «нет». Наконец Александр обратился ко мне, как будто я был его последней надеждой. «Государь, – сказал я, – я дал тебе ответ еще в Вавилоне».
Тогда сын Амона понял, что отец оставил его за то, что он нарушил его волю.
XIII. Маллийская стрела
На берегу Гифасиса Александр воздвигнул двенадцать огромных алтарей в честь двенадцати богов Олимпа, чтобы обозначить границу своего восточного похода. Были совершены грандиозные жертвоприношения, за которыми последовали спортивные игры, состязания, гулянья. Решение о конце похода приобрело вид триумфа. Войска ликовали, для этого их не пришлось уговаривать; это было действительно возвращение победителей.
По приказу Александра соорудили огромные походные кровати, вдвое больше обыкновенных, и кормушки такой высоты, до которых ни одна лошадь не смогла бы дотянуться, и оставили все это на месте, чтобы увидевшие их подумали, что на этих берегах стояла лагерем армия гигантов. Затем вновь пришли к берегам Гидаспа.
Дождь прекратился. Прибыли подкрепления и военное снаряжение, отправленное Гарпалом: семь тысяч человек, шесть тысяч лошадей, двадцать пять тысяч комплектов доспехов и лекарства для больных. Лекарства пришли слишком поздно: Кен недавно умер. Александр повелел устроить торжественное погребение.
Строительство флота, начатое по его приказу, было закончено; он состоял из восьмидесяти военных кораблей и девятиста транспортных судов. Командующим флотом был назначен Неарх. Александр с восемью тысячами человек, с таким же количеством лошадей и с большей частью багажа погрузился на корабли. Кратеру было поручено командовать колонной, которая должна была идти пешим строем вдоль восточного берега, а Гефестион возглавил остальную армию, с которой шли слоны и которая двигалась по другому берегу.
Они плыли вниз по течению, и вначале это напоминало приятную прогулку. Александру не составило труда убедить своих соратников в том, что возвращение по пройденному пути было бы слишком похоже на отступление побежденных; тогда как спускаясь по течению, они могли легко приплыть к южному океану; Александр предположил, что река, по которой они плыли, и в которой водились крокодилы, вполне могла сливаться с Нилом и привести их к Мемфису и египетской Александрии. Эту часть пути Александр провел в обществе ученых, принимавших участие в экспедиции, изучал вместе с ними прибрежные растения и животных, обитавших в этих местах.
Плавание шло спокойно до впадения Гидаспа в Акесин, где река стала бурной; корабли попали в водовороты и течения, вышли из-под контроля флотоводцев, сталкивались друг с другом и опрокидывались, весь флот, как в безумном танце, вертелся по кругу. Многие суда затонули и увлекли за собой людей; сам Александр, который по-прежнему не умел плавать, чуть было не упал в воду.