Страница 5 из 35
С тех пор зовут этот водоём морем Надежды.
***
Артур тоже испил этой воды в первый день, но легче ему не стало, ведь он не верил в легенды.
Он вообще ни во что не верил и отличался ото всех, кто жил здесь, всегда сторонился местных, которые напоминали ему огромных чаек. Они расхаживали по берегу в белых костюмах, почитали книги и кофе. Это совсем не плохо, но Артуру они казались какими-то ненастоящими, словно приехали на курорт всего на пару недель, чтобы отдохнуть, но так и завязли, погрязли в болоте лености и мнимой тщетности бытия, из которых и не желали выбираться.
Артур де Вильбург бродил по берегу очень рано, пока местные «чайки» ещё спали, и тогда он рисовал пейзажи. Они удавались особенно хорошо на рассвете, когда светило только готовилось залить этот Мир Мечты своим нежным светом. Небо окрашивалось пастельными цветами: розовый, сиреневый, голубой, бледно-зелёный.
«Интересно, на Земле такие же рассветы? — думал он, проводя кистью по холсту, и представлял себе совсем иные восхождения светила, совсем иное светило, которое где-то далеко греет Мирославу. Вот она бежит в школу, а вот она уже её закончила, а вот, наверно, она ходит на свидания с другими, а он стоит вот здесь на берегу и рисует, вместо того чтобы отыскать её. — Но как? Как мне попасть на Землю, сохранив память? Такое дано лишь хранителям, а я теперь даже не страж».
И он выливал всю эту боль не в море, как делали по легенде, а на холст, и рождались у него пейзажи, где поверх воды стояла гора или где вместо листьев на дереве росли деревья на листе, или ещё что-нибудь эдакое, что могло бы быть на Земле. «Ведь там всё не так», — думал Артур, складывая кисти и протирая мольберт.
Рисуя, он иногда забывался, особенно когда его рукой водила не боль, а вдохновение, когда ему казалось, что совсем близко, за спиной, стоит Мирослава и едва улыбается, и ему даже чудилось её дыхание, и он оборачивался, даже не надеясь её увидеть, а просто веря и чувствуя, что это возможно — но там были лишь дома, улицы, понурые прохожие, но не она. А по ночам, когда звёзды глядели на него из других миров, когда он ворочался в слишком нагретой постели, он неустанно думал, и клочки воспоминаний перемежались со снами, и всё переплеталось, и рождались чудесные мозаичные картины.
Юный Артур де Вильбург. Он бесконечно работает то там, то сям, почти не ест, не спит. Он тощий и подурневший, и ровесники смотрят со смесью жалости и какого-то мерзкого превосходства, ведь у них-то денег довольно, ведь им-то оплатят обучение родители, но у Артура есть лишь приёмные, и они не собираются тратить на него ни гроша. Но он упрям, он идёт дальше и дальше, и вот наконец деньги есть.
Разве может теперь что-то помешать такому близкому счастью?
Годы учения, годы бессонных ночей, изнуряющей работы, громадного непонимания родителей, скандалов, расставаний и встреч с возлюбленной, отчаяния и сменяющей его новой надежды, и вот на соседнем пазле — Артур со своим дипломом стража. Рядом другие выпускники, они тоже улыбаются, тоже довольны, но никто из них не знает, даже не догадывается, чего это стоило Артуру. Но ему не обидно. Пускай. Главное, что теперь всё будет так, как должно. Что мечта исполнилась, что внутри столько сил и они рвутся наружу! И он выпустит их сегодня же на холсте.
А пока стоит тут, держит корочку. Приёмные родители обнимают его, улыбаются, пожимают руки знакомым, и Артуру кажется, что эти мгновения — пик его счастья.
А теперь — сама Библиотека. Высоченные книжные полки, страшные тайны, загадочные фолианты — одни секреты, будоражащие воображение.
В полумраке, со свечой в руке он ходит вдоль коридоров, стирает паутину и пыль со шкафов, с тревогой и трепетом проводит пальцами по шершавым корешкам, изредка заглядывает в книги и уносится в иные миры, где видится с давно умершими поэтами, пьёт чай в гостях у барышень, влюбляется в них, но вспоминает о своей девушке, слушает лекции великих учёных и изобретателей, бывает в гротах у мудрецов, бродит по песчаным отмелям, по берегам чужих морей.
И вот вечерами Артур рисует всё, что видит днём в трудах великих творцов, что рождает его собственная фантазия, что выплёскивается на холсты яркими смелыми мазками — так он больше никогда не будет писать, но пока пишет, и пока он счастлив.
Времени на возлюбленную почти не остаётся, и это беспокоит его, и капли тревоги порой проливаются на холсты, но это ничего. Оливия всё понимает, она любит его, и совсем скоро, когда накопятся деньги, они поженятся, и она станет его истинной музой, которая всегда будет всё понимать с полуслова, как понимает сейчас. И длится это годами, и благости, что наполняет изнутри и лучами исходит наружу, нет ни конца ни края. Ведь Артур попал на своё место. Он там, где должен быть. Всегда.
А вот другая часть мозаики: огонь, вздымающийся под самый потолок, пожирающий все чудеса Библиотеки и всё счастье Артура. Дикое пламя, что было подавлено, теперь необузданной силой мчит вперёд. Дым, слепящий глаза, гарь, крики, ужас.
Позор. Больше Артуру не быть стражем.
А ведь он лишь хотел освободить. Выпустить из клетки, перенести в другое место из темницы, где свет никому не был виден. Что на Артура нашло в тот день? Пламя околдовало его пением и танцем, заманило потайными коридорами в свою тюрьму и повелело высвободить из неё. И Артур поддался. И лишился всего.
Злость, и обида, и отчаяние — всё пузырилось, взрывалось внутри и не могло найти выхода нигде, кроме как на холстах, и снова Артур де Вильбург творил, и снова его мазки были чёткие и сильные, но больше не яркие: они ещё долго будут до того густыми и чёрными, что через них не видно ничего, кроме мрака и пустоты. Одна работа так и называется: «Дорога в пустоту» — аллюзия на самое страшное наказание в Мире Мечты, которому тогда Артур готов был отдаться.
А что было терять? Мечта рухнула. Оливия ушла к другу, приёмные родители и вовсе отреклись. Теперь ни всемогущих книг, ни встреч с великими умами, ни денег для жизни, ни даже смысла жить. Громадное недоразумение — вот что представлял из себя Артур. Один лишь Сириус, этот несчастный, отнятый у жестоких созданий найдёныш с двумя хвостами, одни лишь он держал на плаву. Приходилось работать то тут, то там, как много лет назад, чтобы прокормить его.
Но вот всё меняется, и на соседнем пазле дрожащая, насквозь промокшая незнакомка. Потерянная и напуганная, с огромными глазами. Лучше бы пройти мимо: проблем хватает и без неё, но Артур всё-таки подходит.
И вот теперь, сидя в поезде, он несётся к той самой незнакомке, что вернула ему смысл жизни. Отыщет ли он её? Кто знает, но Артур верит и помнит, что любовь может и не такое.
Глава 6. Дневник (Карнавал)
— Знаете, я никак не соображу, — сказала я, когда мы выходили из аллеи. — Почему вы не поняли, что я человек? Я ведь говорю на русском. Вы тоже.
— На чём?
— На русском,— повторила я, чувствуя себя полной дурочкой. — Язык такой. И он точно земной.
Артур рассмеялся:
— Я не говорю на нём, я просто понимаю вас.
— Телепатия?
— Не совсем… — он задумался и собрал зонт: дождь кончился. — Дело в том, что в Мире Мечты бесконечно много тех, кто говорит на самых разных языках. Потому у всех нас есть один удобный навык, дар, если хотите. Когда кто-то произносит фразу на одном языке, а второй — на другом, оба начинают понимать друг друга. Если же кто-то не хочет этого, «перевод» можно прервать силой мысли. А теперь я отведу вас в гостиницу, отправимся к Древу через пару дней.
— Почему? Здесь же опасно. Для меня.
— А вы не говорите лишнего, и тогда никто не догадается. И остерегайтесь хранителей — тех, кто носит клювоподобные маски. Они сразу распознают вас.
В ногах поледенело, они опять еле сгибались. В груди мелко и быстро стучало сердце. Оно трепетало мотыльком, который бился о стеклянную клетку фонаря, и свет и жёг его, и манил.
А если Артур, чей свет так влечёт меня, — один из хранителей? С чего я вообще взяла, что могу доверять ему? Куда он ведёт? Улицы, повороты, низкие серые здания, редкие прохожие, которые косятся на меня…