Страница 13 из 35
Глава 16. Артур. Пленник
Звон. Бесконечно громкий и долгий звон. Он исходит то ли снаружи, то сочится из собственной души, заволакивая всё вокруг и давя своей непрерывностью, грозя уничтожить, словно букашку под чьей-то подошвой.
За звоном является белая почти пустая комната. Обитые жёстким холодным металлом — он чувствует это затылком — стены, неудобный стул, на котором Артур сидит, и слишком сухой воздух, раздирающий горло.
Он поднял руки — не связаны. Уже хорошо.
Артур встал, и сквозь звон в ушах различил чей-то голос. Он скрежетал, был словно таким же металлическим и холодным, как и стены, он лился из каждого шва, и говорил он так: «Житель Мира Мечты, вы арестованы за несоблюдение статьи Антензианского кодекса номер две тысячи один, запрещающей несанкционированное пребывание человеческих душ в Мире Мечты. Вы дважды не сообщили нам о нарушителе, из-за чего мы вынуждены отправить вас на исправительные работы на одну из планет на пятьдесят четыре года посредством перевоплощения в смертного, которое сопровождается полной утратой памяти. Данное решение принято Советом единогласно и апелляции не подлежит».
Тут монотонный голос исчез. Артур остался один на один со своими мыслями.
«Я ведь знал, что так случится, — думал он, расхаживая от одной стены к другой и сжимая в руке хронометр. — Я ведь знал это ещё тогда, ещё год назад я боялся за неё, я боялся вести её по всем этим бесконечным мирам. И этот Хэйден, и тот случай с Библиотекой. Идиот! — Он ударил кулаком по стене, и боль чуть отрезвила его. — Но что мне делать? Надо было провернуть всё так, будто она ничего не помнит. Но теперь Мира точно всё забудет и вернётся на Землю…»
Снова раздался тот же ледяной голос, который словно отвечал на мысли Артура де Вильбурга: «По решению Совета мы направили нарушительницу в Министерство распределения. Там она войдёт в новый круг, — говоривший помолчал, а потом, когда что-то громко заскрежетало, тихо добавил: — Она проживёт восемьдесят лет. Это немало для людей».
— Нет! — закричал Артур и со всей силы ударил плечом в дверь, но та и не думала открываться.
Он заперт здесь. Пока её ведут почти что на казнь. Он бьётся о стены и дверь, а она, быть может, уже сейчас забывает всё и о себе, и о нём, и о Мире Мечты, и о Земле, и вообще обо всём на свете. Он бесполезен, а она беспомощна. И ничего Артур не может поделать, и это больней всего, и это рвёт его изнутри на мелкие кусочки, и некуда их выплеснуть: нет ни холста, ни красок, нет даже Сириуса, чтобы потрепать его по пушистой голове — нет ничего. Тотальное одиночество, тотальная несвобода. Пустота. Дорога в никуда, где исчезает сознание, а душа распадется на частички, и никакой больше реинкарнации, никакой больше жизни ни в каком виде.
Да, сейчас он бы хотел исчезнуть в бесконечно хаотичном движении атомов, обратится потоком несущегося света, стать свободным и невесомым, а не сидеть вот здесь взаперти.
И в груди что-то сжималось в плотный, в какой-то вязкий давящий комок, от которого никак не избавиться, который остаётся лишь принять, позволив ему заполнить всё твоё существо, сжать в крошечную беспокойно пульсирующую точку, в суетящийся сгусток чистой жизненной силы, и когда света уже почти не останется, боль прольётся разноцветными слезами на холст, и благодарность за испытание сделает свободным и исцелённым.
Но это после. А сейчас, когда отчаяние затапливает и не даёт сделать ни вздоха, когда Артур готов рвать на себе волосы от безысходности и громадной вины, когда он мечется в запертой комнате, он не думает об исцелении.
Но вот дверь заскрипела, медленно открываясь и впуская столб света. Артур зажмурился и закрыл глаза рукой.
Глава 17. Хэйден. Воспоминания
Глубоко вдохнул, пытаясь унять дрожь в пальцах. Тихо постучал.
Сколько уже раз он вот так стоял перед этой дверью, обитой чёрной кожей? Сколько боялся перешагнуть этот порог? Сколько сдерживал страх в голосе, сколько радовался, что Хранитель не видит его испуганного лица из-под чёрной маски с корявым клювом? Сколько? Он уже не помнил. Слишком много, слишком часто, слишком. Бесконечно, как сказал бы Артур, но его здесь нет.
«Он бы не трусил так, — подумал Хэйден. — Он бы уже давно стоял перед Хранителем. Хотя нет. Он бы вообще здесь не оказался. Он бы сразу отказал. А я? Что помешало мне?»
— Входи, — сказали из-за двери, и Хэйден вошёл.
Всё тот же кабинет. Тот же ковёр под ногами, на который и наступить-то страшно: испачкаешь. Те же книжные шкафы по периметру. А в центре громадный стол с бумагами и папками, но главное — возвышающийся надо всем этим Хранитель в золотой маске, из-под которой чуть виднеется чёрная борода. Он в мантии, на голове — капюшон, так что ни волос, ни лица совсем не видно, и от этого ещё неприятнее говорить с ним. «Прямо какой-то царь на троне», — подумал Хэйден и представил себе, как этого царя обезглавливают, а тело с мантией падает на этот самый ковёр.
— Я исполнил ваше приказание, — сказал Хэйден, глядя на вьющиеся причудливые узоры на ковре, которые напоминали то спирали, то ветви, — теперь я свободен?
Хранитель хотел что-то ответить, но закашлялся, хватаясь рукой за грудь. Когда приступ кончился, он выпил воды и прохрипел:
— Нет. Прочь! Не до тебя.
Видимо, он ждал кого-то другого.
Мэлибуд вышел из кабинета и по пути сорвал с себя чёрную маску, походившую на огромный клюв. Она, по сравнению с золотой и изящной маской хранителей, выглядела нелепой и громоздкой. Когда-то он мечтал о ней и о почёте, который появлялся у всех стражей. Теперь же Хэйден ненавидел всё это.
«Как я глуп. И зачем? Чего ради? Статус, маска, чёртов доносчик! Теперь страдай со своей совестью, проклинай Хранителя и весь этот их Совет, иди в какой-нибудь монастырь на отшибе и горюй там. Прочь ото всех! Уйду и правда в монастырь. Буду собирать музыкальные шкатулки, за ними съедутся со всего света, потому что у меня будут особенные. Стану лучшим мастером… — думал Хэйден, идя по улице и почти не видя ничего вокруг. — Но какие шкатулки? О чём я вообще думаю? Что делать-то теперь? Надо сообразить, надо найти выход. А сперва — вход.
Итак, началось всё с того, что я хотел работать в Библиотеке. Страшно хотел, до рвущегося нутра хотел. Но что получилось?»
И он стал прокручивать в голове весь тогдашний день.
***
Год назад Хэйден проснулся рано. Его всю ночь тревожили сны, ведь он знал, что утром встретится с Хранителем. И вот час настал.
Просторный кабинет, пол, устланный ковром, застеклённые книжные шкафы, резная мебель, громадный стол по центру и стоящий подле него Хранитель в золотой маске, в капюшоне, в чёрном одеянии, расшитом древними узорами, смысл которых никто, наверно, уже и не помнит. Эти парчовые одежды спускались плотными складками до самого пола, целиком скрывая Хранителя.
Всё это впечатляло Хэйдена, и благоговейный страх окутывал его, и стоящий перед ним казался истинным богом. Отцом, какого Хэйден никогда не знал. Могучим повелителем.
Мэлибуд почти не дышал. Тот, о встрече с кем он мечтал с ранних лет, взирал на него сквозь прорези в маске.
— Подойди ко мне, Хэйден, — сказал Хранитель с отеческой мягкостью в голосе. Она ложна, теперь-то Мэлибуд хорошо знал это, но а тогда его подкупила доброта. — Иди же, не бойся.
Едва передвигая ноги, он приблизился.
— Для меня большая честь говорить с вами, Хранитель, — дрожащим голосом сказал Хэйден, склоняя голову в знак почтения.
— Выпрямись, будущий страж. Я знаю, что ты вместе со спутниками хочешь войти в Пещеру. Но знаешь ли ты, с кем путешествуешь?
— Нет, Хранитель. Я встретил их совсем недавно.
— Один из них — человек. Понимаешь, Хэйден Мэлибуд, что грозит тебе за утаение таких сведений? — он помолчал, и ни по телу, ни по лицу, скрытому маской, нельзя было понять, что думает или чувствует Хранитель, и от этого Хэйдену было ещё тяжелее. — Тебя сошлют на планету раньше срока. А ты ведь пробыл здесь лишь половину отпущенного времени, верно? Тебя могло бы ждать ещё много прекрасного в Мире Мечты, мальчик мой, ты мог бы отыскать своих родителей, мог бы стать стражем, как мечтал, а я мог бы даже помочь тебе. Но закон есть закон.