Люби, Рапунцель

‒ И что? Вот и увидел. Хочешь сбежать? ‒ Теперь они были лицом к лицу ‒ ни отвернуться, ни свернуться в спасительный калачик.

‒ Нет. Хочу отомстить той женщине.

Даня на секунду позабыла о волнении момента.

‒ Не стоит. Наверное, жизнь ей уже достаточно отомстила.

‒ Думаешь?.. ‒ Яков наклонился ниже, светлые локоны коснулись девичьей груди. ‒ Тогда хочу кое-что сказать. Тебе. Мне не больно. ‒ Он положил руку на то же самое место на ее бедре. ‒ И ты тоже не причиняй себе боль. Нужно делать это нежно.

Рука заскользила по ее бедру. Даня встрепенулась. Слишком много сегодня доставалось ласки тем местам, которые раньше всегда были во тьме. И, к ужасу девушки, все это безумно возбуждало.

‒ Что ты можешь знать? ‒ В попытке защититься она выпалила первую пришедшую на ум гадость. ‒ Ты же всего лишь маленький неопытный мальчик.

‒ Признаю, опыта мало. ‒ Ни намека на то, что ее слова его уязвили. ‒ Но я очень быстро учусь.

Вихрь в голове принес неутешительные мысли. А ведь он прав. Даже его поцелуи с каждым разом становились все лучше. Совершенствуется.

‒ Ты…

‒ Выбешиваю? ‒ Уголки губ Якова заскользили вверх.

Дыхание немедленно перехватило. А ведь он всего лишь улыбнулся.

‒ Тогда мне нужно наработать опыт. ‒ К улыбке добавилось нечто озорное, проскочившее вместе с малюсенькой ямочкой, образовавшейся на щеке. ‒ Займешься?

‒ Нет, ‒ тут же отказалась Даня.

‒ Неправильный ответ. ‒ Яков подцепил пальцем нечто, приютившееся между ее ключицами, и приподнял так, чтобы и ей было удобно рассмотреть. В свету блеснул маленький золотой ключик на цепочке.

‒ Я просто забыла его снять!

‒ Забывай и дальше.

Он потянулся к ее губам.

Глава 31. Тот самый замочек

Никто и никогда на всем белом свете не сумеет точно сказать, какой из поступков самый верный. Кто определит степень правильности того или иного шага? Кто подскажет идеальный путь без грязи и рытвин? Человек, определивший для себя того, к кому прислушиваться, или человек, вознесший свою персону в статус авторитета для себя же самого?

Все движется к худшему итогу. Все несется к лучшему исходу. А время слишком драгоценно, чтобы тратить его на мысли о последствиях жизни и бренного существования.

Может, нужно просто жить?..

Кто станет спорить? Кто будет отрицать? Быть может, Даниэла Шацкая заслужила все это? Здесь и сейчас.

Заслужила эту роскошную награду?

Руки, которые хотели соорудить последнее препятствие перед настойчивой и бушующей силой, обрели свободу от моральных преград и запрещающих мыслей и обвили тонкую шею, активно запутываясь в пушистой светлой копне.

Даня крепко обняла Якова, притиснув его носом между своими ключицами.

‒ А я все думал, когда же ты решишь воплотить в реальность все свои угрозы. ‒ Он повернул голову и прижался щекой к ее груди. ‒ И вот, пожалуйста. Теперь и не вырваться.

Ее пробрало на смех. Как же легко, оказывается, находить причину для смеха.

Причина в беспричинности. Она в моменте. В миге. В мгновении.

«Всего разочек…»

Даня подалась навстречу и позволила их губам соединиться. Мягкие локоны прикрыли ее лицо с обеих стороны, создавая пространство абсолютной защиты. А светящиеся зеленые глаза напротив напоминали, что вместе с ней этот волшебный мирок разделяет еще одно создание. Или это, скорее, полностью его мир.

Она никогда не умела верить моментам спокойствия и не способна была создать собственный уголок счастья. Ее жизнь напоминала рваную полоску ткани ‒ изжеванную, влажную и покрытую грязью.

Яков был другим. Он стремился ввысь. Стряхивал с белоснежной шерстки, белоснежных перышек, белоснежной снежности пылевой осадок, пробивался сквозь грязевую корку и устремлялся дальше с высоко поднятой головой.

И сейчас он позволял ей проникнуть в его мир и окунуться в его снежность, не боясь замараться об нее и ее гнусные мысли.

И делился теплом.

Смех снова прорвался. Даня откинула голову назад, закусила губу, но хихиканье остановить не получилось. Ощущение эйфории затопило все вокруг.

Легко, легко.

Легкость во всем теле. И она ‒ невесомое перышко.

‒ Вообще-то мы тут важным делом заняты. ‒ Яков боднул ее лбом в подбородок. ‒ А ты смешинку словила.

Вместо ответа Даня снова залилась смехом. Никогда еще она так не смеялась. На глаза выступили слезы.

«И все это из-за него. Легкость. Из-за него».

‒ Какао! ‒ притворно возмущенно пробурчал Яков, нависая над ней. Подергав головой, пощекотал ее лицо своими волосами. ‒ А ну-ка не бузи, а не то я…

Даня неожиданно прижала его к себе и впилась в губы поцелуем. Самым ненасытным. Олицетворения всех земных грехов могли бы позавидовать ее жадности в этот момент.

Что было важно? Узнать, можно ли избавиться от страха быть собой?

Рядом с этим человеком…

И что будет, если она покажет свою алчность? Жажду обладания? Даня передавала воплощение своей жестокости через прикосновения: сильные объятия и вовсе не нежные поцелуи.

Она может быть и такой. Несдержанной и жадной. Если ей захочется быть такой, примет ли он ее? Захочет ли подстроиться под переменчивую и полную боли натуру?

Ответы не заставили себя ждать.

Удушающие объятия встретили не менее мощный напор. Яков словно пропустил через себя всю несдержанность Дани и вместо того, чтобы испугаться, добавил к ее дикости свою. Прижимался сильнее, обнимал крепче, ласкал больше. Останься они вдвоем на малюсеньком кусочке пространства, вокруг которого обрушилась вся земная твердь, ‒ удержались бы в вышине только на одной силе притяжения их тел. И ни одно дно пропасти никогда бы не сумело утянуть их вниз.

Казалось бы, и поцелуй можно довести до простоты и обесценить, понизив его до статуса ничего не значащего механического шевеления. Но не поцелуй с Яковом. Он предугадывал ее желания и мгновенно реагировал на малейшее изменение. А еще он не позволял ей отступать, искусно продлевая ее жажду и превращая Данины порывы в желание и самой не отрываться от него как можно дольше.

Ни вдохнуть, ни отвернуться, ни впасть в мучение мыслей ‒ ни единой передышки.

Тебе нужен воздух?

Я буду им для тебя.

Ты жаждешь разбить скуку рутины?

Я буду капсулой с пузырьками, что растворится в ряби твоих затемненных сновидений и заставит твою фантазию бурлить и вспыхивать фейерверками.

Ты хочешь погрузиться в омут душащих мыслей?

Я выманю твое сердце клятвой удушить тебя сильнее ‒ в мягчайших нитях моих чувств.

Даня поймала себя на том, что шарит руками под майкой Якова. От ее сумасшедших поглаживаний ткань собралась слоистым обручем под его подмышками. Но чтобы обнажиться, пришлось бы оторваться от Дани. А этого Яков пока, похоже, не планировал.

Мысль о желании избавить его от майки мелькала в сознании какой-то незначительный миг. Почти сразу ее смела буря из безумного напора, встряхнувшая все чувства, как ледяной шторм хрупкую лодочку.

Яков подстраивался, адаптировался, продлевал, дополнял. Ласкал ее язык, нежно истязал ее губы и гладил ее волосы. Он еще даже не опускался ниже шеи, а Даня уже была изнурена разом нахлынувшими ощущениями. И страстно желала, чтобы это безумие продолжалось целую вечность. Если он пойдет дальше, то ее тело наверняка просто-напросто вспыхнет, как сухие цветы в пламени, в одно мгновения сжигая весь запас годами накопленного равнодушия.

И пускай.

Пусть горит.

Пусть тело трепещет от сладости.

От капельки растаявших воздушно-нежных сливок, медленно растекающейся по языку и с каждой секундой лишь сильнее насыщающейся вкусом. Взбитые сливки так хорошо подходят горячему какао…

Жадно общупав каждый сантиметрик на гладкой спине Якова, Даня сильнее обвила его ногами и надавила на бедра, практически вжимая его тело в свое. Выдох в ее губы смешался с заманчивым мурчащим стоном. Пальцы девушки поднырнули под краешек брюк и целеустремленно поползли по упругой округлости ягодиц. Вариантов для дальнейшего путешествия была масса. И абсолютная свобода фантазии.