Страница 6 из 31
Глава 5
Царский кафтан, расшитый золотой канителью и крупным речным жемчугом, перекочевал на плечи грузного косоглазого прохиндея. Ваня дёрнулся было отобрать своё, но получил внушительный тычок под дых, от чего его согнуло пополам.
— Отпустите его, — пищала Крася, — он царский сын. Знаете, что вам будет? Голов вам не сносить.
— Брешешь, дура, — ощерился косоглазый, — царские сыновья с дружиной ездят, на их конях сбруя золотая, на сапогах шпоры серебряные. А это кто? Самозванец. Коня, небось, из чужой конюшни увёл, а кафтан у лавочника украл.
Крася глотала слёзы и размазывала их кулаком по лицу.
Второй прохиндей, старичок, оглаживал коня.
— Где твоя дружинушка хоробрая? — издевательским тоном спросил он.
Царевич угрюмо молчал.
— Если к дружинникам посадским рыпнешься, пожалеешь, — пригрозил длинный и взял коня под уздцы.
Крася ревела, дергала тетку за рукав, но та явно поддерживала своих скоморохов и от девчонки отмахивалась.
— Да ладно тебе, — досадливо огрызнулся Ваня, — неча сопли на кулак наматывать. Иван-дурак, слыхала про такое? Сам впутался, сам и выпутаюсь. Не стоило в азарку играть.
— К посадским тебе надо, они вмиг татей отыщут, коня и кафтан вернут. В палатах ночевать будешь, сытно есть да пьяно пить.
Посмотрел Ваня на Красю, а глаза ясные, точно только что слёзы и не лила. И какое тебе дело, коробейница до Ивановой беды?
— До посада ещё дойти надо…
Вздохнул царевич и пошёл в одной рубашке, сопровождаемый коробейницей. А прохиндеи быстро покидали пожитки в фургон да и обогнали их со смехом и прибаутками.
Пеший ход был не так вёсел, но Крася перестала плакать. Только шла, закусив губу, а как поравнялась с ними телега, гружёная мешками с мукой, попросилась подвезти. Сжалился мужик, что стегал лошадёнку, за копеечку разрешил пристроиться. Так до посада и доехали.
А уж на ярмарке — шум и гам. Всюду шатры, повозки. Купцы товары раскинули. Громкие разговоры, смех и толчея. Никогда стольких людей в одном месте Ваня не видал. А Крася хоть и сказывала, что коробейница, тоже растерялась, за рукав его рубахи уцепилась и глазами круглыми хлопала.
Вот на одном углу чудо-печь. Громадина на колёсах. И пекли на ней такие караваи, что всей дружине не съесть за один присест. А на маленькой печурке стряпуха, ладная да румяная, блины жарила и клала внутрь разную начинку — сытную, пряженую в масле требуху. Ваня отвернулся и тут же наткнулся на высоченного детину, сплошь увешанного барабанами, дудками, рожками, и пляшущую чумазую девчонку, стучавшую в круглый бубен, украшенный тремя крупными бубенчиками. «Нету денег ни шиша, только дудка хороша!» Неподалёку уже знакомые Ване и Красе прохиндеи воткнули в землю колья и натянули занавес для своей скоморошьей глумы.
— Давай подкрадёмся и твоего коня уведём, — шепнула Крася, — у вора своровать не грешно.
— Срам, — буркнул Ваня и пошёл мимо игрища. Идёт, а сам думает: «На что мне попутчица?» и подтолкнул Красю к шесту, где кренделями торговали.
— Спасибо тебе, девица. Ты уж иди. Наш уговор кончился. Я тебя до ярмарки довёл, дальше сама.
Не хотелось Ване больше Красю видеть, о позоре его она напоминала, да и от пути-дороги отвлекала. Если бы ей не надо было на ярмарку, завернул бы он налево или прямую дорогу выбрал? Крася только рот раскрыла, да от обиды у неё на глаза слёзы навернулись. Шли-шли вместе, а теперь от ворот и поворот? Не стала она царевича останавливать, только губки скривила. Вот уже и разделила Красю с Ваней толпа. Царевич побрёл, куда глаза глядят, а у самого на душе волки воют, а в брюхе кошки мяукают. Воротник рубахи расстегнул — полегче стало.
Слонялся-шатался между шатров, аж устал. Самовары гудят, сбитень да иван-чай рекой льются. От калачей и пышек живым духом веет. Вон кошка стянула кусок кровяной колбасы. Кинулся за ней лавочник, да куда там! А вон и коробейники стоят целым хороводом. Наперебой кричат:
— У купца Якова товару всякого. Иголки не ломки, прочны нитки да тесёмки, румяна и помада — для поцелуев надо! Бусы и мониста раскупайте быстро. Эй, ротозей, рублика не жалей!
Ваня подумал, что обращаются к нему, и густо покраснел, попятился, да упёрся в пузо какого-то купчишки.
— До чего же ты робкий, купи платок молодке! А, может, полушалку, коль денежек не жалко?
Ваня окончательно смутился, но сунул руку в голенище, вытащил тощий кошелёк и купил совершенно ненужный ему зелёный платок, расшитый золотистым, ярким солнечным узором. Развернул и ахнул: да это же перья жар-птицы. Может, хороший знак? Иван только и знал одну сказку про дурачка, который за волшебной птицей гонялся, всё для старика-царя невесту добывал, а как добыл, так и сам на ней женился.
Оглянулся Ваня и подумал: «Краське-коробейнице подошла бы эта обновка». Не прошло и полдня, как прогнал, а уже тоскует, глазами по толпе рыщет, не мелькнёт ли где золотистая чёлка из-под льняного платочка. Свернул царевич покупку аккуратно, сунул под рубаху за пазуху и поплёлся от коробейников прочь.
Побродив по ярмарке, Ваня вовсе растерялся. Что делать дальше он не знал, и совета спросить было не у кого. Идти в посад не позволяла совесть. И хоть отец говорил, что может он у всякого помощи просить, ни разу царевич в пояс никому не кланялся. И почему ему не встретилась Баба Яга Костяная Нога! Дала бы она волшебный клубочек, тот дорогу до Змеева царства и показал бы. А может, он проехал мимо избушки, заговорила его девчонка-коробейница? И надо же было ей подвернуться по дороге! И тут почувствовал он, как тянет его кто-то за рукав, и оглянулся. Хмурый стрелец с бердышем-полумесяцем сердито махал головой в сторону, мол, выйди вон. Ваня вытянул шею и увидел, как мелькает в толпе неугомонная Краська-коробейница. И хотя он хотел её увидеть, а взяла досада: ведь она служивого привела. Позор продолжается.
— Пойдём, мил человек, разберёмся с тобой, кто ты таков, да зачем в Старую Дубраву пожаловал, — сказал стрелец.
Ваня подчинился, и толпа его выпустила, тут же сомкнувшись за ним. Ваня зашагал за стрельцом, чувствуя смутную тревогу и даже досаду. Краська выглянула из толпы и побежала побоку, боясь приблизиться. «И этой дурынде я платок разукрашенный покупал?», — мелькнуло у Вани в голове, и такая злость взяла, что изорвал бы подарок в клочья.
Перед стрельцом все расступались и с удивлением вслед смотрели. Виданое ли дело — среди ярмарки арестованного ведут, да не верёвкой связанного, а самовольно шагающего. Когда Ваня и стрелец вышли за изгородь, пришло время уже царевичу удивляться. Ждал его конь, пусть не из царской конюшни, а поплоше, но под седлом и взнузданный. Стрелец, не желая никак обращаться то ли к пленнику, то ли к гостю, молча подвёл коня, и юноша поехал верхом, следом за ним. А Краська, что бежала следом, осталась у изгороди ярмарки и помахала ладошкой. Взглянул Ваня и улыбнулся ей. Зря он на девчонку обижался: сердце у неё доброе. Вот был же случай платок ей подарить! Ведь явно она посадским про иванову беду рассказала. Но не посмел царевич вернуться, только прижался к холке коня и поскакал быстрее.
— Вот ты каков стал, братец мой меньшой… Ну, здравствуй.
Высокий, весёлый бородач с синими глазами, как у матушки-царицы, раскинул Ване руки для объятий. Смущённый царевич, не понимая, что происходит, от объятий уклоняться не стал.
— Дмитрий-царевич я, — засмеялся мужчина, назвавший себя братом, — княжу в Старой Дубраве до поры.
— Иван.
— Не ждал тебя в гости, не думал, что свидимся. Богатыри нынче направо не ездят. Но раз уж приехал, будь добрым гостем, и без ласки братской и пира дружеского не отпущу.
Князь Дмитрий погрозил пальцем младшему брату, но тут же похлопал по спине и заулыбался. Распорядился баньку истопить и к обеду стол накрыть. Комнату определил брату самую светлую, на третьем ярусе.
— Что же ты не конен и не оружен? — спросил он, а Ваня замялся.