Страница 29 из 31
— Стоп, — рыкнул волк, остановившись и чуть не сбросив седоков, — нас ждут и не таятся.
Ваня и Крася спешились, хоронясь в густых ветках дубов, и присмотрелись. Дружина князя Дмитрия раскинула в поле несколько шатров. Ваня узнал боярских детей, с которыми охотился на Жар-птицу, волхва Зотея и отца своего, царя Выслава.
— Мимо таких и мышь не проскользнет, — тявкнул тихо волк.
— А объехать? — спросил Ваня, посматривая вглубь леса.
— Тебе виднее, царевич, — тявкнул волк, — мы и так зело много времени потеряли. Скоро и яблочко везти будет не для кого.
— Лес вбок уходит, к Старой Дубраве. А дорога в столицу только по полюшку, — раздумчиво ответил царевич, — нас отовсюду видать будет, мы как на длани у семейки моей. Задумали, видно, как в сказке, и меня порешить, и яблочко присвоить.
— Я-то могу быстрее ветра, да больно шкура тонка, — съязвил волк и лег на пузо, всматриваясь в передвижения дружинников от шатра к шатру.
— Я знаю, как их отвлечь, — внезапно заявила Краса Ненаглядная, — только ты уж, Ванечка, меня не забудь, к Бабе Яге вернись за мной.
— Нет, нет, — запротестовал Ваня, кинулся к девушке и обнял её, но выскользнула из его объятий уже не девушка, а Жар-птица, взвилась над лесом и полетела в сторону Старой Дубравы.
Волк подставил царевичу свою спину, Ваня вытер слёзы рукавом и сел верхом. Диво-дивное сразу заметили стрельцы и дружинники. Забегали, загоготали, похватали луки и пики, повскакали на коней. Вперед вырвался сам князь Дмитрий, и вскоре ни одного человека, кроме кашевара, у шатров не осталось. Рванулся волк навстречу ветру из лесу. Ваня только смотрел в сторону, где сверкало золотое оперение Жар-птицы. Бесполезно свистели и гаркали молодцы, пуская стрелы невпопад.
Смотрел царевич в небо и не видел, как прицелился из лука в него сам царь Выслав. Прицелился да рухнул подкошенным снопом. Пригодилась мышке-норушке краденая иголочка! И пусть Зотей быстро найдет её в воротнике отца, Ваня уже далече к тому времени будет.
Крепко держался за холку серого скакуна Иван-царевич, низко прижимался волк к земле, и от того проскочил они мимо шатров и умчались прочь, только клубы пыли за собой оставили да вытоптанную рожь вперемешку с васильками.
Очутившись недалеко от крепостных стен, волк остановил свой бег и перешёл на медленную трусцу, потом и вовсе язык вывалил и седока в пыль сбросил.
— Как хочешь, Ваня, дальше мне хода нет, — молвил он, — иди к матушке, выполняй задуманное.
— Спасибо тебе, волче, век твою службу не забуду, — поклонился Ваня в пояс серому волку и слёзы на глаза навернулись.
— Думается мне, Ваня, что я тебе еще пригожусь, и служба моя не кончилась, — рыкнул волк, — а как позвать меня — ты знаешь.
Сказал так, и след волчий простыл. Ваня не стал долго раздумывать, а вошел прямо в ворота стольного града. Стрельцы его не признали, но из-за кафтана богатого останавливать не стали, только вслед подивились. Долго ли коротко ли, а пришёл Ваня на царский двор. Увидал его первым дядька Ерошка, бросился на встречу и в ноги бухнулся.
— Вернулся, соколик родимый, матушка уже заждалась, — проблеял он старческим голосом, крупные слёзы в бороде запутались.
— Спасибо тебе за науку, дядька Ерошка, пригодилась, — поклонился Ваня и сразу же в палаты государыни пошёл.
Царевич застал матушку у окна с прялкой. Подивился на ее осунувшееся бледное лицо, на худые руки. Рубаха на ней была широка, а сарафан болтался, как на соломенной кукле. Вместо богатого кокошника, который всегда венчал её царскую голову, был белый плат. Видно тяжела была государыне её ноша.
Завидев вернувшегося сына, Заряна уронила веретено, и оно покатилось, заматывая кудель. Охнули мамки и няньки, повалились царевичу в ноги.
— Я вернулся, матушка, — сказал Ваня, сверкнув счастливыми очами, и припал к материнским ногам.
Заплакала, зарыдала Заряна, не чаявшая увидеть сыночка, заставила его встать, обняла и усадила с собой на лавку. Махнула руками на мамок и нянек, отправила стол накрывать, баню топить. Велела послать гонца к отцу и братьям.
— Где же батюшка мой, государь наш Выслав, — всё еще улыбаясь, спросил Ваня.
— В чистом поле они, шатры разбили. Когда уезжали, то сказали, что поехали тебя встречать со всеми почестями. По всему свету весть прошла о том, как ты одержал победу над поганым чудищем. И как только ты с ними разминулся, сыночек мой ненаглядный, соколик мой ясный, — ласково ответила матушка.
— Я их тут подожду, матушка, — молвил царевич, пряча глаза, утыкаясь матери в плечо и целуя жесткую парчовую ткань, — а у меня есть для тебя молодильное яблочко. Только прошу тебя, скушай его сейчас.
— Благодарствую, сыночек мой родимый, — встала матушка с лавки и поклон Ване отвесила.
Душистое, золотистое, с румяным бочком яблочко пришлось царице по вкусу, с каждым укусом светлело лицо государыни. Появился румянец, волосы завились, пропали сединки, разгладились морщинки, натянулась на груди рубашка и сарафан, ноженьки притопнули в сафьяновых сапожках.
— Ай да яблочко, ай да сынок ненаглядный! — сказала матушка и выбросила в окошко оглодок, — а знаешь ли ты, что короста с государева лица сошла враз, как ты Змея Огненного одолел. Сразу отец и решил ехать тебя встречать, братьев твоих кликнул.
Матушка обняла царевича и пригласила в баньке попариться, отдохнуть с дороги. Шел Ванюша по царским хоромам и не мог наглядеться. Родные стены должны были излечить его тоску и тревогу, все сомнения развеять. Ведь не должно быть такого, что в родном дому ему зла желают? Ведь он победитель, спаситель. Его надо рядом с батюшкой по правую руку пировать усадить, о невесте, Красе Ненаглядной расспросить.
Пока парил его в баньке дядька Ерошка, веником березовым охаживал, ключевой водой от жара отливал да травяной взвар предлагал, совсем царевич разнежился. А как надел на себя новый кафтан, золотом по подворотам шитый, каменьями по вороту украшенный, как расчесал свои кудри золотые, так и силушки прибавилось. Хоть пировать готов, хоть на ратный подвиг.
— А какой он из себя Змей Огненный? — спрашивал дядька Ерошка, — берет ли его меч-кладенец?
Но на все вопросы Ваня только загадочно улыбался, и дядька решил, что богатырь своих ухваток не выдаст.
Только государыня принялась сыночка хлебом-солью потчевать, как пушка выстрелила, и пыль столбом поднялась.
— Вестимо, государь вернулся, — подняли вокруг шум и гам
. Государыня с Ваней кинулись встречать царя со свитой.
Стоит царевич на крыльце и глазам своим не верит. Впереди на вороном коне царь едет, за ним на кауром коне брат Дмитрий… Следом брат Зотей на гнедой кобыле, телега за ним, а в ней Серый Волк связанный лежит и рядом Краса Ненаглядная с путами на руках и ногах. Ахнул царевич, не знает, то ли радоваться встрече, то ли за меч булатный хвататься.
— Вижу, вижу, государыня матушка, — молвил царь Выслав, — что ты уж с младшеньким сыном встретилась, яблочка отведала. Не нарадуюсь, на тебя глядючи.
— А сынку своему, Иванушке, ты не рад, государь мой ясноглазый? — спрашивает царица.
Нахмурил царь брови, оглянулся на своих сыновей, что с коней спешились.
— Уж не знаю, чему и радоваться, позору претерпел столько, что глаза бы мои Ивана не видели, но раз уж явился, не запылился, учиню допрос и правище. Никто не скажет, что царь несправедлив, коль с родного сына взыскивает.
— Да за что же взыскивать? — вскричала царица и руки на груди сложила.
Царь мимо прошёл, на Ваню взглянул косо.
— За позоры скоморошьи, за пожар в тереме брата старшого, за то, что всех слуг брата среднего отравой смертной уморил, за то, что ведьму проклятую в жёны выбрал и на волкодлаке по царству гарцевал, народ пугал. А пуще всего, — сказал царь строго, — за покражу яблока молодильного, которое, рискуя жизнью своей, царевич Дмитрий, княже Старой Дубравы, добыл для тебя, моя государыня.
— Как так царевич Дмитрий? — пролепетала Заряна, — Разве не Ваня добыл?