Страница 21 из 31
— Тятя, — пролепетал он, хватая царя за бороду.
Повитуха завизжала и бросилась вон из опочивальни царицы, только зацепилась за порог да упала и распласталась, но тут же вскочила и побежала на четвереньках, срамно виляя задом в цветистой юбке.
Царь смотрел в смятении на младенца, который гулил и пускал пузыри. Он был такой же красавец, как и его старшенький Дмитрий и как средненький Василий. Такой же, как если бы ему было месяцев девять. Кормилица держала его, сильно откинувшись назад, ноша руки оттягивала.
— Отродье колдовское, семя змеево! — взревел царь и замахнулся, но ударил не жену, еще не отошедшую от скорых родов, и не сына, убить которого он намеревался одним взмахом руки, а ни в чем неповинную молодайку, предназначенную в кормилицы.
Она охнула и медленно сползла по стене, закутанный в пеленки малыш упал на пол и захныкал. Мать не смогла встать, задушенная глухими рыданиями, но малыш не растерялся, выпутавшись из полотняного плена, он встал на четвереньки и пополз. Уткнувшись в отцовский сапог, он схватил его упругими пальчиками.
Серый Волк бегал вокруг пещеры волхва три дня и две ночи, выл и скрёб когтями серый камень. Пытался продраться через колючие плети ежевики, но ободрал бока. Обежал пещеру со всех сторон и другого хода не нашел. Волк задумчиво лег возле пещеры. «Может, Иван-царевич выйдет сам?» — подумал волк в первый день. «Когда у них закончатся съестные припасы? — подумал он во второй день, — захотят жрать — выйдут». «Не уморили ли они там моего царевича, колдуны проклятые?» — подумал волк на третий день и встал на лапы с неукротимой решимостью. Снова поскреб серый камень, обнюхал плотно сплетенную стену. Тихий писк заставил волка вздрогнуть. Прямо перед его носом появилась полевая мышка.
— Оба-на, — удивился волк, понимая, что мышка появилась неспроста, — мышка-норушка, по полям скакушка?
— Нет, — самодовольно ответила гостья, — я — мышка-погрызушка, в кармане живушка.
— Есть от тебя польза али вред один?
— Как посмотреть и чем отдаривать будешь.
Вздохнул волк, деваться-то ему было некуда. Рассказал он о царевиче, которого заманил волхв в свою пещеру, и не отпускает.
— Знаю-знаю беду твою. Это беда-не беда, а только половина. А беда будет, когда проспит твой царевич три дня и три ночи. Весь ум проспит, а как проснётся, так будет колодой дубовой, бестолковой.
Посмотрел волк на мышку так жалобнёхонько, что и её сердце смирилось.
— Можешь ли царевича разбудить? Нос ему хвостом пощекотать, али за ухо тяпнуть зубами.
Мышь головой покачала и лапками всплеснула.
— То было верное средство, кабы он только один день проспал и одну ночь. Теперь же не поможет.
— Не томи, мышенька, проси чего хочешь.
— Хочу цену великую, — сказала мышь и посмотрела победоносно, точно понимая, что волк на всё согласен, — пусть царевич отдаст мне вещь волшебную, что при себе имеет, а о том не знает.
— Да пусть, — согласился волк, — коли не знает он о ней, стало быть, не нужна она ему.
— Через ту вещь любой сном богатырским заснет и уже не подымется. Чтобы побороть Змея Огненного, ох как бы эта чудесная вещица пригодилась, — пискнула мышь, — но раз обещал, значит попусту не пищал. А ежели обманешь, я Зотею донесу.
— Ох, и недоверчивая, — ухмыльнулся волк.
— На верхушке сей горы есть подобие норы. Иди и бди.
Сказала так мышь и пропала из глаз, как умеют это делать только серые воровки. Хвостом вильнула, и нет её. Волк стал карабкаться по склону горы, норовя скатиться кубарем вниз и сломать себе шею. В который раз он пожалел, что не оставил привычку грызть когти. Наконец, ему удалось добраться до вершины и найти провал. С такой высоты было неплохо видно и очаг, и валун со скатертью-самобранкой с остатками пиршества и лежанку с пухлыми подушками, на которых спал богатырским сном Ваня.
Чуть не завыл от тоски волк, но вовремя спохватился и закусил зубами лапу. Что если мышь опоздала, и царевич уже не проснется? Но серая тень скользнула по животу и груди Вани, юркнула за спину. Раздался едва различимый писк торжества. Хитрая мышка спрыгнула на пол и убежала прочь от лежанки, держа в зубах что-то длинное, острое и блестящее. «Иголка заговорённая! — догадался волк, — ох, и полезное оружие мы потратили, упустили!» Тем временем Ваня проснулся, повернулся на бок, сел и свесил ноги с лежанки. С удивлением он смотрел вокруг, точно не узнавая место, в котором оказался. Медленно встал, поднял с пола посох брата, повертел в руках.
Мышка пискнула, призывая царевича взять со скатерти-самобранки еды. Ваня сунул краюху хлеба за пазуху. — Беги, беги прочь, дурашка, до обеда ли теперь? — прошептал волк, боясь поднять шум и призвать волхва.
Мышка побежала по узкому проходу, призывая царевича идти за ней, и он побрёл сонный, точно ушибленный, и вскоре скрылся из виду. Волк съехал на хвосте вниз и ринулся к тому месту, где вход в пещеру заплели волшебные заросли. «Неужели волхв отпустит царевича, неужели не спохватится».
Царевич уже рассек посохом плети ежевики. Два удара крест-накрест, и он оказался на дневном свету, отбросив чужую постылую вещь. Радостный волк кинулся ему на грудь, чуть не свалил Ваню, не твердо стоявшего на ногах.
— Вздремнул я часок, теперь торопиться надо, — виновато сказал царевич и потрепал волка по холке.
— Часок? — прорычал непомнящий себя от счастья волк, — да ты три дня и две ночи спал непробудным сном.
Глава 15
За спиной Вани стал заплетаться зелеными колючими побегами вход, и волк подставил свою спину для седока. Но только Ваня сел верхом, как поднялся ветер.
— Это колдун Зотей проснулся, он тебе побега и покражи иголки не простит, — пропищала мышь и юркнула между кустов.
Волк рванул с места, что есть силы и, не разбирая дороги, побежал что было сил. Мелькали ёлки и сосны, березы и осины, дубы и клёны. Прятались ежи и зайцы, куницы и белки. Никто не хотел попасться на пути Серого Волка и его преследователя — могучего колдуна Зотея. Волк понизу бежит, между стволов виляет, волхв поверху летит, по кронам деревьев скачет, с ветки на ветку перелетает.
Стал Зотей из посоха молнии метать. Одну, вторую, третью метнул, а только волк всё уворачивается. Не удалось ему и пятку подпалить. Осерчал колдун Зотей, наслал темень непроглядную средь бела дня, но у волка глаза горят ярче звезд ночных, хорошо он дорогу видит, не удаётся с пути сбиться. Решил Зотей к последнему средству прибегнуть, к верному и непобедимому. Созвал он воронов лесных.
— Поднимитеся души мёртвые, души спящие непробудные.
Поднимитеся крылья чёрные, крылья тёмные исполинские.
Вот добыча вам сущеглупая, всепокорная, ослабелая.
Не оставьте от них даже косточек, белых косточек на сырой земле.
Налетела туча воронья, какого никто никогда не видывал. Ни волк, ни Ваня. Никак не увернуться от них, клювами в глаза целятся, когтями темя царапают, крыльями глаза застят.
— Ваня, помоги… — вскричал волк человечьим голосом, и вспомнил Ваня, что у него за пазухой краюха хлеба лежит. Вытащил ее и на дорогу бросил. Все вороны слетелись волшебный хлеб клевать. Кто клевал, тот замертво падал, вскоре ни одного ворона над беглецами не осталось. Взревел Зотей, чуть от злобы не лопнул, с ели спрыгнул, давай посохом в воронов тыкать, но лежат они кверху лапками, не шевелятся.
— Ой, Ваня, — простонал волк, — кабы не судьба моя наследная первому попавшемуся царевичу верой и правдой служить, я бы давно сбежал.
— Так в чём же дело? — задыхаясь от быстрой скачки и перенесенного ужаса, сказал Ваня, грузно сваливаясь со спины волка на мох. — Можешь валить в свой лес. Ты мне помог, сколько мог, а через силу я не неволю.
Волк поднялся на лапы и с укоризной посмотрел на Ваню.
— Ты дослушай сначала, царский сын, а потом уже и выводы делай. Может я к тебе всей душой прикипел, может, я подвига жажду! Может, мне приключения по сердцу пришлись.